Шли в бой во имя новой родины, никогда не забывая свою первую. Среди них были и наши земляки.

Вероятно, мало кто знает, что среди тех, кто воссоздавал в прошлом веке израильскую армию, военно-морской и военно-воздушный флот, было много и неевреев: русских, американцев, французов и даже китайцев. Немало представителей местного населения, исповедующего мусульманство, христианство и друзизм (особая религия, вобравшая в себя элементы иудаизма, христианства и ислама), с воссозданием еврейской государственности в 1948 году, встали в ряды ЦАХАЛ (Армии обороны Израиля). Но именно этнические русские, которые стали прибывать в Страну обетованную ещё во второй половине позапрошлого века, внесли важнейший личный вклад в обеспечение безопасности Израиля. Дубровины, Агеевы, Протопоповы, Филины, Матвеевы, Адамовы, Нечаевы, Куракины – фамилии этих русских людей, прибывших с просторов самой большой страны мира, вошли и в летопись защитников еврейских поселений.

6 апреля 2017 года исполняется 60 лет моему израильскому коллеге и другу Григорию Рейхману, историку, переводчику, журналисту, пропагандисту исторических знаний,  сосредоточенному, если так можно выразиться, на двух проблемных блоках в контексте истории Второй мировой войны: на Холокосте и героизме, проявленном евреями в борьбе со смертельным врагом – германским нацизмом.
Случаен ли такой творческий выбор?
Сам Григорий попытался ответить на этот вопрос односложно. «Я – продукт своего времени. Не более того...»

Я много слышал о чудаковатом художнике, жившем в Витебске, ходившем в крылатке и канотье, постоянно влюблявшемся в молоденьких девушек, ставшем Заслуженным еврейским художником (было такое звание) и  Героем Труда. С кем только из коренных витеблян не разговаривал о довоенном городе, обязательно вспоминали о Пэне.
Каждый рассказывал что-то своё. Но все говорили о старом художнике с неизменной добротой. Это даже удивительно, что человек, постоянно находящийся на виду, не нажил за свою долгую жизнь врагов, завистников и недоброжелателей.

В июне 2013-го в центре Минска, в галерее Савицкого, открылась выставка живописи Иосифа Гринберга. Первое, что сразу же видел зритель: полотно с необъяснимым, с первого взгляда, сюжетом.
На картине четыре объекта, у каждого своя судьба: причудливая (у художника), трагическая (у позирующего юноши), запутанная (лицо этого юноши в видоискателе), невероятная (у аппарата «Фотокор»).
Трагическая история большой семьи, судьбы граждан Беларуси в годы немецкой оккупации, наконец, невероятные приключения старого аппарата «Фотокор» – и всё заключено в единственном, сделанном этой камерой фотоснимке. Единственная фотография раскрывает невероятные переплетения трагических людских судеб!

* * *

Поначалу снимали на металлическую пластину «дагерротип». Позировать – неподвижно сидеть перед камерой – приходилось по десять минут. Фотограф призывал: «Смотрите в объектив – сейчас отсюда вылетит птичка». Долго сидеть, не моргнув, – мучительно. Но всё же получение фотоизображения стало общедоступным.
Ещё более доступной стала процедура фотографирования, когда металл заменило стекло.
На обратной стороне старых снимков фотографы самонадеянно заверяли: «Негативы сохраняются». Наивные люди! Войны, лихолетье, пожары, людская небрежность – как тут уцелеть пластиночке хрупкого стекла?!
Не сохранился стеклянный негатив и этого фото.

* * *

Птичка вылетела 21 июня 1941 года. Здесь юноше из белорусского посёлка Елизово 14 лет – и никогда не будет больше. Но каким чудом дошёл этот снимок до наших дней?
В Елизово, под Осиповичами, жила семья Баршаев: супруги Иосиф и Сарра, их дочки Хая и Белла, сыновья Исаак и Миша.
Рассказывает художник Иосиф Гринберг:
– В 41-м Хая уже была замужем, муж её, Давид Гринберг, служил в Красной Армии – это мои будущие родители. В Елизово – стеклозавод «Октябрь», все взрослые Баршаи работали там. В июне Хая с зарплаты купила и подарила 14-летнему брату Исааку аппарат «Фотокор».
21 июня юноша сделал единственный снимок: свой портрет.
Каким образом?
К этому аппарату придавался специальный гибкий тросик, с помощью которого человек мог сфотографировать себя. Затем стеклянную пластину следовало при красном свете проявить до нужной плотности, закрепить, высушить – получали негатив, – затем контактным способом надо перенести изображение на фотобумагу, вновь проявить, закрепить, высушить… То, что паренёк с первого раза осуществил этот сложный процесс – чудо!
Исаак целый день гордился снимком! А наутро началась война…
Хая – жена красного командира – как-то успела эвакуироваться из Осиповичей в последнем эшелоне. Вскоре в посёлок стекольщиков Елизово пришли немцы.
Иосиф ГРИНБЕРГ: 14-летнего мальчика Исаака Баршая, – а он выглядел гораздо старше, – немцы кинули в грузовик, забрали на работу в Германию. После войны мы пытались о нём что-то узнать, но никто из угнанных в тот день не вернулся. Исаак был бы мой дядя…

* * *

К Баршаям прибежала девочка Люба – дочь их знакомой, белоруски Нины Лысюк. Её дом стоял на околице посёлка стеклозавода. Люба сообщила: началась облава, немцы хватают евреев, всех подряд!
Вся семья – Сарра с дочерью Бэллой и сыном Мишей, – кроме Иосифа (главы семьи отсутствовал), бросив дом, убежала на окраину посёлка в дом Лысюков. Там троих хозяйка Нина Яковлевна спрятала в погребе… Мы этот подпол снимали для фильма «Свидетели и судьи. Фотографии, изменившие жизнь».
Единственное, что второпях прихватили беглецы: документы и несколько семейных фото. В том числе, снимок угнанного немцами Исаака. В погребе Лысюков прожили они две недели. Тем временем единственного из Баршаев – вернувшегося домой главу семьи Иосифа – вместе с односельчанами-евреями, рабочими стеклозавода, – каратели 21 января 42-го расстреляли за околицей.
Но вскоре немцы спохватились: где остальные жители этого дома? Баршаев стали искать. Оккупанты «прочёсывали» все дома подряд. И уже подбирались к дому на околице посёлка. Нина Лысюк испугалась за своих маленьких деток – Любочку и её братика, – дала Баршаям еды, и те отправились в лес.
Там Баршаи – Сарра с двумя детьми – набрели на партизан. Они примкнули к отряду и пробыли в нём три года, до освобождения Беларуси.
Война расколола семью: Хая в эвакуации знала лишь, что её муж Давид воюет с немцами. О судьбе же матери, младших – сестры и брата – и о том, что ещё один брат, Исаак, угнан немцами, узнает она лишь после войны… И в конце своих дней, в 72-м, скорбя, станет Хая рассказывать своему сыну Иосифу о сгинувшем брате.
Но у этой, не такой уж редкой для Беларуси истории, оказывается, выстраивался параллельно необычный, почти фантастический сюжет!
А у «Фотокора» советского довоенного производства оказалась такая судьба, как ни у одного фотоаппарата в мире!

* * *

В Елизово издавна жила немецкая семья. Сегодня не помнят точно их фамилию, но, кажется, Драгели. Их предки осели тут ещё со времён Первой мировой войны. Добавив к фамилии белорусское окончание «ич», они давно вросли в советскую интернациональную среду. Как и Баршаи, работали Драгелевичи на стеклозаводе. Но новые власти напомнили, что они – немцы! И предложили им из домов, оставленных евреями, брать любое имущество.
Иосиф ГРИНБЕРГ: Они взяли из дедушкиного, нашего дома два домотканых покрывала и подаренный моей мамой брату Исааку аппарат «Фотокор». Когда в 44-м к Елизово подходила с боями Красная Армия, соседи Драгели-Драгелевичи отступили с немецкими войсками и убежали в Германию.
Захватили они с собой два «баршаевских» покрывала и аппарат «Фотокор»… У этих вещей, присвоенных Драгелями, тоже будет причудливая, вполне детективная судьба. Она совершит непредсказуемый поворот в первые послевоенные годы.
В эти же годы в Беларуси горестная история раздробленной на четыре части семьи Баршаев продолжалась весьма причудливо.
Три года Сара Баршай с двумя детьми провела в партизанском отряде: стирала, готовила еду, перевязывала раненых. В 44-м они вернулись в Елизово, в свой разорённый войною дом. Приехала из эвакуации Хая, вернулся с фронта её муж Давид. Вскоре у супругов родился сын, имя он получил в честь расстрелянного немцами деда: Иосиф.
Иосиф ГРИНБЕРГ: За Елизовом, где немцы расстреляли деда и других наших соседей-евреев, я поставил скромный, по тогдашним, моим студенческим возможностям, памятник... Сейчас там сооружён большой, монументальный.
По окончании войны – по договорённости СССР с союзниками о репатриации – все советские граждане обязаны были вернуться в СССР, хотели они этого или нет. Часто – принудительно. Многие репатрианты, не желавшие попасть сразу в ГУЛАГ, кончали жизнь самоубийством.
Иосиф ГРИНБЕРГ: Вернулись из Германии и Драгели-Драгелевичи. Прибыли с немногим имуществом. И что удивительно: привезли два наших домотканых покрывала и аппарат «Фотокор»! Они вернули эти вещи нам. А у нас сохранился тот самый снимок моего дяди, несчастного 14-летнего Исаака. Эти вещи стали реликвиями нашей семьи.
Связанная с немецким нашествием на СССР, продолжалась история и потомков многострадальной семьи Баршаев.

* * *

Человек всегда стремится туда, где, как ему кажется, будет лучше. А тем более – художник, личность, во все времена ищущая. К 1992-му году мамы Хаи у белорусского живописца Иосифа Гринберга уже не было. Он решил перебраться в Израиль на постоянное место жительства. Это ему так казалось, что «на постоянное».
Иосиф ГРИНБЕРГ: Конечно, я взял с собой семейные реликвии, в том числе, единственный снимок дяди Исаака, старше которого я уже тогда был в четыре раза, и его старенький, подаренный ему моей мамой, видавший виды «Фотокор». Музею памяти в Иерусалиме я предложил принять эти реликвии в качестве экспонатов в раздел Холокоста.
Но дорогие Гринбергу реликвии в Иерусалиме оказались не востребованы: в музей их не взяли, со слов Иосифа «не подошли по теме».
После 20-летнего отсутствия Иосиф решил вернуться на родину. Кроме созданных в Израиле картин он привёз единственный снимок 14-летнего дяди Исаака и тот самый аппарат «Фотокор».
Иосиф ГРИНБЕРГ: И только здесь я понял, что вся эта наша семейная история – сюжет для живописного полотна. Снимок дяди, аппарат «Фотокор» и эту свою картину я готов передать в новый музей Великой Отечественной войны в Минске.
Имеет продолжение и поступок жительницы посёлка Елизово белоруски Нины Яковлевны Лысюк, совершённый ею летом 41-го. Её дочь, та самая Любочка, сегодня свидетельствует:
– Спасение семьи евреев Баршаев в Израиле расценено как подвиг: в память о моей маме Нине Яковлевне, в её честь, в Аллее Праведников в Иерусалиме посажено дерево, ей присвоено звание «Праведник народов мира», она награждена медалью.

* * *

Чтобы позирующие сидели перед камерой неподвижно, фотограф призывал: «Смотрите в объектив – сейчас отсюда вылетит птичка».
Щёлкает затвор – и «птичка вылетает!»
Что на снимке? Тайны Вселенной? Апокалипсис мира? Или судьба одного человека? Что расскажет, откроет нам фотоснимок?

Владимир Орлов