В Минске, в Музее истории медицины, хранится письмо моему деду, профессору М. Н. Шапиро, от академика С.Р. Миротворцева, одного из крупнейших ортопедов Советского Союза, от 14.03.47: “Директору Минского государственного института ортопедии и восстановительной хирургии.

Дорогой и глубокоуважаемый Моисей Наумович!

С громадной радостью получил сегодня от Вас посылку с книгами Вашего института. Рад и поздравляю Вас с большой научной работой, которая выдвигает Ваш институт на одно из первых мест нашего Союза. Вместе с тем, вспомнилось мое пребывание в Минске, наше знакомство, Ваша прекрасная семья, Ваша дача на берегу Свислочи, наше воскресное там пребывание и прекрасное дружеское ко мне отношение вас, всех трех братьев – Вас, Льва Наумовича и Иосифа Наумовича.

Когда вспоминаешь Минск, всегда отождествляешь его с именами своих друзей – Ситермана, Шульца, Дворжеца, Леонова, Корчица, Бабука, Мангейма, Клумова. Сколько теперь из них осталось...

Как Вы можете судить по заголовку бланка письма, я имею НЕСЧАСТЬЕ быть директором такого же института, как и Ваш, но, к сожалению, помощников у меня нет, потому что набирал их не я сам, а получил в наследство от бывшего директора. Самое главное, Вы опираетесь на проф. Б.Н. Цыпкина, преданного Вам человека, прекрасного научного работника и прекрасного товарища. Кроме того, в Вашем институте есть то, что носит название “традиции”. Институт имеет имя, всесоюзную известность и служит действительно организующим местом для восстановительной хирургии и ортопедии. Да уже личность одного Вас говорит много. Если бы Вы сказали мне: “Приезжай ко мне младшим научным сотрудником”, то я ни одной минуты не задумывался бы. Может быть, у Вас найдется молодой, энергичный работник, имеющий только звание кандидата, который пожелал бы сделаться директором нашего Саратовского института и пожелал бы переехать навсегда в Саратов, где имеется непочатый угол для ортопедии и где бы он мог иметь и все бытовые условия, и уважение всех саратовских профессоров.

Пишите мне, дорогой Моисей Наумович, и не забывайте своего старого и верного друга”.

Вольпин Абрам Исаакович родился 10 ноября 1910 года в г. Бресте в семье сапожника. В 1914 г., когда началась Первая мировая война, семья вынуждена была перебраться в г. Минск. Абрам рано потерял мать, некоторое время воспитывался в детском доме. После окончания школы работал на торфозаводе.

С 1931 года учился в Москве сначала на Рабфаке имени Бухарина, а затем в Московском педагогическом институте имени Герцена. После окончания института был направлен на работу в Еврейскую автономную область учителем еврейского языка и литературы.

В 1943 году, после окончания десятимесячных офицерских курсов, направлен на фронт в действующую армию. Закончил войну в Германии.

Его отец Исаак и сестра Двейра погибли в гетто.

Старшая сестра – актриса Минского еврейского театра, была в годы войны вместе с театром в Новосибирске.

Демобилизовавшись, Абрам Вольпин переехал в г. Бобруйск, работал в школе учителем истории. Жена, педагог по образованию – Циля Наумовна (урожденная Давидан), работала воспитателем детского сада. Вырастили трех дочерей.

В 1988 году Абрам Исаакович стал одним из организаторов бобруйского Клуба еврейской культуры им. Менделе Мойхер-Сфорема. Вел кружок по изучению идиша.

«Если человек хочет согреться, то он обращается к солнцу, а если хочет усилиться, то обращается к своим корням».

Еврейская мудрость

О своих предках знаю, к сожалению, мало. Родом они были из Белоруссии, из маленького городка Мстиславля, находившегося в Могилевской губернии. Мстиславль упоминался еще в исторических документах XII века. Известен он тем, что по преданию в 1708 г. русский царь Петр I посетил здесь местечковую синагогу, а 1787 г. Екатерина II останавливалась по дороге в Тавриду; в разное время он испытал нашествие вражеских войск Карла ХII и Наполеона I; в 1860 г. в Мстиславле родился известный еврейский историк С. М. Дубнов, впоследствии погибший в Рижском гетто. Кстати именно его предсмертным наказом было: «Шрайбт, иден, шрайбт» (Пишите, евреи, пишите – идиш). В местечке родились и другие известные художники, философы, раввины. Крайне любопытно, что Мстиславль входил в полный титул Российских императоров («...Государь и Великий Князь...Мстиславский...»), а его герб (красный волк на серебряном поле) был составной частью Большого государственного герба Российской империи.

В Россонах – районном центре Витебской области Беларуси, находящемся в 60 км от Полоцка, в Себежском переулке стоит памятник с надписью: “Здесь захоронено 488 человек – жертв фашизма, расстрелянных в феврале 1942 г.”.

Среди этих 488 человек – евреев, узников Россонского гетто, о чем в надписи на памятнике не говорится, – и 10 членов моей семьи, которые названы в справке, выданной мне Россонской прокуратурой. И первой в справке названа Устрайх Эсфирь Абрамовна – моя прапрабабушка.

Мой прадед Мендель Устрайх, судя по метрическому свидетельству его дочери, сестры моей бабушки, был «невельский мещанин» (что не означает, что сам он когда-либо жил в Невеле, он был «записан» в еврейской общине Невеля). Думаю, что «невельским мещанином» числился и отец его, Мордух.

Вообще, на территориях, относящихся сейчас к России и Беларуси, фамилия Устрайх в конце XIX – начале XX века встречалась крайне редко, за исключением города Невеля и его округи. А вот на территориях, относящихся ныне к Польше, “Ostraich”ов, “Estrajkh”ов и “Estreikh”ов было очень много. По всей видимости, во второй половине XIX века именно из Царства Польского в Невель перебралась наша ветвь Эстрайхов-Устрайхов.

Судя по дате рождения первой дочери, Эсфирь Тейтельбаум вышла замуж за моего прадеда Менделя Устрайха не позже 1908 года. На фотографии 1940 года Эсфирь выглядит лет на 50–55, значит, родилась она примерно в 1886 – 1891 годах, а замуж вышла лет 18-ти. Поселились Эсфирь с Менделем в деревне Яшково, где жил отец Менделя Устрайха Мордух Устрайх с женой Хьеной. Там, в Яшкове, и родились старшие дети Эсфири и Менделя – Анна, Ерухим (Ефим), Двейра (Вера) и Эмма.

Мой папа Айзик (1902–1983) и мама Хана (1910– 1988) родились в Российской империи до большевистской революции. Они родом из местечек Смиловичи и Дукора Игуменского уезда Минской губернии. Расстояние между местечками 12 километров, они находятся примерно в 35 километрах от Минска.

В 1963 году Смиловичам был присвоен статус городского поселка. Сейчас там проживают свыше 5 тысяч человек, но еврейских семей среди них нет.

Смиловичи расположены на Могилевском шоссе, Дукора находится по дороге на Бобруйск и Гомель.

В молодости мне пришлось заниматься пуском в эксплуатацию завода по производству горного воска (из торфа) в Дукорах. Завод находился на окраине местечка, но, к сожалению, я не побродил по городку, так как каждый день возвращался домой в Минск на попутных машинах.

Моему дедушке, Гершову Шмуэлю
Мойшевичу, посвящается.

Передо мной лежат страницы воспоминаний, собранные Софией Давлетгареевой (Вагнер). Это история большой семьи Гершовых, скромных тружеников, религиозных людей, живших в ассимилированном еврейском сообществе Уфы. Их судеб, прослеженных на протяжении почти столетия – бурного, очень нелегкого ХХ века (впрочем, а какой век был спокойным?).

Я позволила себе лишь немного отредактировать эти воспоминания.

Эмма Шкурко

Заканчивалось лето 1915 года. Теплый солнечный день. Уфимский рынок. Деревянные прилавки завалены спелыми овощами и фруктами, в мясных рядах на крюках подвешены коровьи и бараньи туши, в молочных рядах крестьянки наливают покупателям молоко из громадных бидонов алюминиевыми пол-литровыми кружками. Суета, крики торговцев, ругань и смех. Посреди рынка стоит маленький сухощавый человек лет тридцати с небольшой курчавой бородкой, на рыжей густой шевелюре – черная ермолка. Слезы катятся по его худым щекам. К нему подходит старик библейского вида.

– Ду бист а ид?

Получив утвердительный ответ, продолжает расспрашивать.

– И что плачет маленький а ид?

Моего деда звали Борух Либкинд. Умер он, не дотянув до 70-ти. Однако пережил всех жен, которых у него было три или четыре, не считая последней Берты Наумовны, моей бабки.

Семья была большая. Жены Боруха умирали, их дети оставались. Так что моей бабке Берте довелось всех их кормить и растить. Своих детей у нее было двое – старшая Хася и младшенький Моше, мой будущий отец. Промышлял дед Борух необычным ремеслом. Он был, как выразились бы теперь, народным целителем или знахарем. Жила семья в местечке Лиозно. Дед был знаменит на всю округу. Окрестные крестьяне расплачивались за лечение кто чем – зерном или овощами. Дед знал толк в лечебных травах, владел навыками гипноза. Мог заговаривать зубную боль.

Тот, кто хоть когда-то лечился у деда, навсегда сохранял о нем самые добрые воспоминания. Крестьяне считали за честь первыми поздороваться с Моше и его сестрой Хасей, прокатить их при случае на своей повозке.

В детстве отец очень дружил со своей старшей сестрой. Не порывал связи со своими близкими и тогда, когда был уже взрослым человеком, постоянно помогая им материально.

Семья не нуждалась, но детей рано приучали к труду. Даже самый младший – Моше – в 9 лет уже работал в лавке местного купца счетоводом. При этом его официальным образованием считался хедер (начальная школа).

Подполковника Наума Исааковича Пекера нет с нами уже несколько лет. Но он навсегда останется в памяти родных, близких, друзей. О нем добрым словом отзываются в Бресте, где он стал одним из создателей и председателем еврейской общины, ветераны Второй мировой войны израильского города Маале-Адумима, председателем Комитета которых он был.

Из посмертного обращения старшего сына к отцу

Здравствуй, папа. Уже месяц, как мы пытаемся научиться жить без тебя… Тяжело нам: сыновьям, невесткам, внукам, и во сто раз тяжелее маме… Мы никогда не говорили об этом, мы просто все вместе пытались помочь тебе в этом последнем бою со страшной болезнью. Но только сейчас, разбирая вместе с мамой бумаги, я отчетливо вижу, как ты заранее старался помочь нам, приведя в порядок документы, фотографии. Прошлым летом, когда врачи почти исчерпали свои возможности, сумев добавить тебе еще два с половиной года жизни (за что безмерная им благодарность), ты написал свою автобиографию, поведав нам, что пришлось тебе пережить. Ты научил нас гордиться тем, что мы из славного рода Пекеров.

СТАНОВЛЕНИЕ

Исаак Наумович Пекер немногое помнил о своем безрадостном детстве. Ровесник ХХ века, он рано лишился родителей. С юных лет в родном городке Балта под Одессой работал Исаак на табачной фабрике. В Балте было много его соплеменников, в какие-то времена – вообще до трех четвертей всего населения, но после печально знаменитого погрома 1882 года, когда было убито 12, ранено до 300 евреев и изнасиловано 20 еврейских женщин и девушек, многие уехали кто куда, от Америки до Сибири. Исааку было 17 лет, когда революционные ураганы перевернули жизнь Российской империи. Как и многие, полной мерой вкусившие еврейского счастья за чертой оседлости, юный Пекер оказался в рядах красных, сражался в одном из отрядов под командованием легендарного Ионы Якира, а после Гражданской войны осел в местечке Голта, тогда – Одесской губернии. Там же женился, и уже в 1924 году у Исаака и Полины родился сын Наум, а через два года – дочь Маня. В бывшем еврейском местечке до начала 30-х годов продолжала работать еврейская школа, так что подраставший Наум окончил два класса в этой школе. После ее закрытия дети учились в школе-десятилетке Первомайска – так был назван город, выросший на месте бывшей Голты.

Бычиха – небольшой поселок и железнодорожная станция в Городокском районе Витебской области. Скорые поезда, идущие на Санкт-Петербург, проскакивают ее не останавливаясь, а дизеля, подбирающие на всех полустанках грибников и дачников, стоят здесь всего несколько минут. Известна Бычиха тем, что это место считается белорусским полюсом холода, то есть самым холодным местом в республике. Правда, в начале сентября – в разгар бабьего лета – я этого не заметил. Здесь красивые места, которые, как мне показалось, дышат спокойствием.

В справке, полученной из Городокского районного краеведческого музея, значилось, что в Бычихе установлен памятник на месте расстрела в годы Великой Отечественной войны местного еврейского населения. Об этом же мне рассказывала Полина Захаровна Кожевникова, довоенная жительница поселка, живущая сейчас в Городке.

Мне надо было сфотографировать памятник для интернет-сайта, выяснить, когда он был установлен, и я отправился в поездку.

Автобус остановился у сельской библиотеки, находящейся в просторном кирпичном здании. Я зашел в читальный зал и спросил, как найти памятник, уверенный, что в маленьком населенном пункте все знают об этом. Библиотекарь удивленно посмотрела на меня и сказала, что об этом памятнике слышит впервые, хотя живет в Бычихе давно. Единственная читательница, которая в этот момент была в библиотеке, посмотрела на меня так же удивленно, и я понял, что спрашивать у нее бесполезно.

Я вспомнил, что Полина Захаровна сказала: “Памятник находится у железнодорожного переезда”.

И спросил:

Множество поводов есть у человека примчаться в город детства из другой страны, другого климата. Одним из них стало приглашение на 50-летний юбилей окончания нашим классом 10-й средней школы города Минска.

В эти же дни, 31 января 2008 года, исполнилось двадцать лет, как ушел из жизни мой отец Резник Ефим Самойлович, и нахлынули воспоминания, которые трудно составить в один стройный рассказ, о его долгой, нелегкой и, к великому сожалению, малоизвестной для нас, его троих взрослых детей, жизни.

Папу называли «Министром финансов Академии наук БССР». Его должность – начальник планово-финансового отдела Белорусской Академии, была очень важной. Хаим Шмуйлович (так записано в паспорте) руководил финансами при всех президентах Академии наук с довоенного времени и до 1971 года, когда по состоянию здоровья вышел на заслуженный отдых.

Родился отец 1 января 1900 года (по новому стилю его день рождения мы отмечали 14 января) в религиозной еврейской семье в местечке Старые Дороги.