Поиск по сайту журнала:
|

Литературная гостиная
Говорят, записные книжки писателей – это кладбище замыслов. Если так, то вот вам ещё одна могила.
Среди бумаг писателя Виктора Некрасова, возможно, сохранились наброски повести (или рассказа) о судьбе Марка Вольфсона. Сюжет зародился в Москве во время знакомства писателя с Вольфсоном. Герой гипотетического рассказа сам упросил приятеля свести его с Виктором Некрасовым, который, по его сведениям, в составе делегации советских писателей, в ближайшее время вылетал в Париж. Марк надеялся уговорить Некрасова забрать там письмо и альбом, адресованные ему, Марку, и привезти в Союз. Исполнение подобной просьбы (к тому же незнакомого человека) в те годы было чревато серьёзными осложнениями. Но, выслушав историю молодого человека, Некрасов произнёс: «Я должен об этом написать!» – и согласился выполнить поручение.
Опыт автобиографии
Я, Давид Маркиш, родился 24 сентября 1938 года. Это случилось в Москве, хотя могло состояться в любом другом городе или местечке, на обочине петлистого еврейского пути – подобно тому, как в отдалённые времена, в дороге, красивая Рахиль родила патриарху Яакову сыночка Вениамина и умерла родами.
Патриарх новой еврейской поэзии Перец Маркиш, мой отец, был арестован сталинской властью в 1949 году, обвинён в измене родины – в отторжении Крыма и передаче его американцам, и расстрелян. СССР не был родиной Переца Маркиша, так что и «изменять» было нечему. Мой отец родился на излёте позапрошлого века в «Идишландии», в Черте осёдлости, в Украине. И моей родиной СССР не был, а только местом рождения. Отчизной моего отца и моей была еврейская земля, «сочащаяся мёдом и млеком», где, во времена оны, мои прославленные библейские предки гоняли по холмам и ложбинам баранов и козлов.
Часто по ночам мне снится музыка. Вначале она звучит где-то далеко, и я не могу разобрать что это за мелодия. Просто ощущаю какой-то странный гул. Потом музыка приближается, но звучит она сама по себе – без музыкантов, без дирижёра и даже без инструментов. Просто музыка, которая, как волна, накрывает меня с головой. Проснувшись, я стараюсь ухватить её ускользающие переливы, чтобы создать текст, адекватный только что услышанному. Так появляются эти стихи.
Борис ШАПИРО-ТУЛИН
Впервые эти слова: «Спит, как Бохан», я услышал ещё в детстве, ходил в младшие классы. И относились они тогда ко мне.
Мама уходила на работу и оставляла нам обед, обычно отваренную картошку и котлеты. Она заворачивала кастрюлю в газету, потом ставила её на кровать под одеяло, сверху закрывала подушками. К обеду еда была тёплой и разогревать её не надо было. Я учился во вторую смену – в школу ходил к двум часам. В мои обязанности входило проследить, как догорали в печке головешки, разбить их железной кочергой. И когда над ними не оставалось даже голубого огонька, закрыть дымоход, чтобы в доме было тепло.
В обычной кибуцной оранжерее страсти кипят – ни одной ассамблее не снилось! Это знают Олли и Полли – очаровательные хранительницы зелёных насаждений.
Садовый гном Гицци (вот же чурбан неотёсанный) обзывает Олли и Полли пугалами огородными, но настоящее пугало – сам Гицци. Он бородой щеки маскирует. Если бы не борода, рожа у Гицци была бы круглее арбуза. И живот выпирает – башмаков не видно!
Страница 1 из 34