В разных странах есть праздники, когда люди надевают карнавальные костюмы и маски. В Израиле это Пурим.
В истории еврейского народа Пурим связан с чудом спасения и избавления от врагов. В память об этом ежегодно весной евреи устраивают на Пурим карнавалы и представления.
Как-то я летел из Израиля сразу же после праздника Пурим. Соседом по салону оказался мой бывший земляк, уже много лет живущий в Израиле. Естественно, в разговоре мы затронули тему прошедшего праздника. Сосед, с другой стороны, неожиданно прервал нас: «Пурим! Пурим!» Далее последовал поток слов на иврите, в котором мне трудно было ориентироваться. Скорее интуитивно я понял, что этот израильтянин имеет отношение к устройству праздников. Чему, я думаю, соответствовала его темпераментная натура сабры (так называют евреев, родившихся в Израиле. Сабра – это фрукт, колючий снаружи и сладкий внутри.)

С помощью земляка из мешанины русского и иврита я услышал историю, которую передаю от первого лица, т.е. от израильтянина, занимающегося подготовкой праздника Пурим.

Лет тридцать назад в Израиль приехало много репатриантов из бывшего Советского Союза. Сложно было с работой, жильем. Взрывы были, и сколько наших ребят погибло. Но праздники есть праздники, тем более Пурим. Ведь на Пурим случается чудо, люди в это верят и каждый раз его ждут. Вот про такое маленькое чудо я хочу вам рассказать…

Накануне праздника я украшал улочку – пешеходную зону в старом центре Тель-Авива. Помогали мне несколько «русских», направленных из Бюро трудоустройства. Веселые люди, большие специалисты, но в других профессиях. В этой мало что понимали. Да к тому же (это всем известно) в России тогда им было не до карнавалов. А здесь – тем более. Но оказалось, что один из них имеет отношение к театру. Он был оперным певцом, лирическим тенором.

 Почему был?.. Вроде не старый, средних лет, по-своему интересный, но говорил только шепотом. Мол, в Израиле голос потерял из-за переживаний. Так это или не так, проверить трудно. А может, я плохо его понимал… Объяснялся он больше руками. Но в масках и карнавальных украшениях разбирался. Что ещё нужно? Он принёс с собой магнитофон, чтобы веселее было работать. Это я тоже люблю. И не какую-то современную бетономешалку, а итальянские песни. Так хорошо под них работать, украшать улицу и балконы. Я как раз к одному из них присматривался: как бы повесить на него гирлянду из цветов? До этого балкона лестница явно не доставала. Ставни и жалюзи закрыты. Значит, в квартире никого нет. Или есть? Идти узнавать у соседей было неохота. Посылать кого-нибудь из «русских» бессмысленно, объяснить всё равно не сумеют.

Смотрю я на этот балкон, а «певец» мне говорит (будто угадал мои мысли), что сейчас на кассете будет «Вернись в Сорренто». И когда она зазвучит, то обязательно кто-нибудь выглянет в окно или выйдет на балкон. Я, конечно, ему не поверил. Он же повернул регулятор до полной громкости. Зазвучало чудное «Вернись в Сорренто». Я уставился на балкон, хотя и понимал, что, может быть, меня разыгрывают. По-своему, по-русски. Но и «певец» замер, даже побледнел. Вдруг он подскочил к ящику с масками и натянул одну из них на себя. Это была маска осла.

 Конечно, мелькнуло у меня в голове, кого ещё может прислать Бюро трудоустройства? Только инвалидов с двумя левыми руками и того, кто перегрелся на нашем солнце. «Вернись в Сорренто» звучало божественно…

  И тут дрогнули жалюзи, открылось окно. В нём появилась молодая женщина. В раме окна, как на портрете, я увидел её медные волосы, покрытые тонкой сеткой, и зелёные глаза на светлой коже лица.

 Мне показалось, что даже музыка замерла с её появлением. Какое Сорренто?! Здесь, в центре старого Тель-Авива, где выше первых этажей с магазинами глаза неохота поднимать, на фоне грязной стены застыл портрет женщины, достойной кисти любого из художников Возрождения. В закатном свете дня цвет её волос стал золотым и зелень глаз изумрудной…

 Я не заметил, как «певец» оказался верхом на стремянке под её окном. Но чудак остается чудаком. Маску-то он забыл снять. Представляете, вдруг перед вами вырастает ослиная морда! Всякий может испугаться, особенно такое неземное создание. Она тут же исчезла, и вместо неё появился, очевидно, её муж…

 Как так мир устроен! У такого чуда муж – плюгавый ортодокс с длинными пейсами и в чёрной шляпе. Но ещё молодой и видно глупый. Выпучил глаза на маску «певца», словно осел, глядящий на себя в зеркало. Потом заорал, но не как осёл, а как домашняя кошечка, которую лишают невинности дворовые коты.

Прохожие задрали головы. Второй осел – мой «певец» отшатнулся и полетел вместе с лестницей на мостовую. Грохот падения совпал с окончанием песни. В наступившей тишине захлопнулось окно. Мы бросились к упавшему «певцу», сорвали маску и… вместо гримасы боли от ушиба я увидел его счастливое лицо с блаженной улыбкой. Хотел отправить его домой, но он решительно отказался, и весело, как ни в чем не бывало, принялся за работу.

С наступлением темноты вся наша улочка с прилегающей площадью была разукрашена, как в сказке. Сияли фонарики, висели гирлянды, плакаты и другие смешные украшения.

Я решил остаться здесь со своими ящиками, чтобы с утра начать продавать детишкам и взрослым маски и прочую карнавальную мишуру. Мои помощники попрощались и ушли. «Певец» же достал из сумки бутылку коньяка и сказал, что остаётся со мной на ночь.

– Тебе что, идти некуда? Где твой дом? Семья?..

 Вот какую историю рассказал мне «певец». Вернее, не столько рассказал, сколько показал, перемешивая ивритские, русские и английские слова. По мере того, как бутылка подходила к концу, я уже понимал и видел всё. Может быть, я что-то домыслил…

Представьте себе, он действительно был оперным певцом. Приехав с женой в страну, поселился на этой улочке, только на противоположной стороне. Он сразу же стал готовиться к конкурсу в театр и пел в квартире целыми днями. В том числе «Вернись в Сорренто». Вечерами, когда спадала жара, он выходил отдохнуть на балкон. Напротив, на своём балконе часто сидело большое ортодоксальное семейство: родители и молодая пара. Они демонстративно смотрели куда-то в сторону. Очевидно, не желали нарушать ауру святости созерцанием чего-то греховного. В этом семействе молодая женщина, как он понял, доводилась невесткой пожилой паре, и была она уже на сносях. Когда он, как бы случайно, искоса глядел на её лицо, что-то невыразимо прекрасное тревожило его душу. Жена почувствовала это мгновенно. Ей вообще была свойственна подозрительность и пристрастность. В прошлой жизни не ревновала его разве что только к кулисам. Преподносилось это как забота о его голосе, который может пострадать от мимолётных слабостей. Даже их супружеская постель была по этой причине дозированной. Выходы на балкон были отменены из-за угрозы перепада температур. На какое-то время он был лишён лицезрения будущей молодой матери. К тому же конкурс был на носу. А от этого зависела их будущая жизнь…

Роженица напомнила о себе неожиданным образом. Когда её привезли из роддома, у подъезда разразился страшный скандал. Привлечённые шумом, плачем и громкими криками, «певец» и его жена вышли на балкон. Молодая мать категорически отказывалась входить в дом, кричала, что никого не знает из присутствующих, что это не её ребенок, и вообще зачем её сюда привезли?

 Муж и многочисленная родня, пытаясь ей хоть что-то напомнить, вытаскивали даже вещи из дома, но всё было безуспешно. С ней случился редкий послеродовой провал в памяти. Родные, по советам врачей, привезли её домой, надеясь, что обстановка квартиры и вещи помогут. Но… сюрпризы души, чёрт возьми, действительно непредсказуемы. Как только молодая женщина увидела «певца» на балконе, она растолкала родственников и перебежала улицу.

 – Любимый! – закричала она. – Наконец я нашла тебя! Где ты скрывался? Я жить без тебя не могу!

 «Певец», как вы сами понимаете, онемел. Зато его жена отреагировала мгновенно. Затащила «певца» в квартиру и вылила поток обвинений. Абсурдность ситуации лишила «певца» возможности возражать. Чем закончилось происшествие на улице, он не знал, но крики замолкли.

Наступил вечер, затем ночь… Жена «певца» наконец заснула. Он лежал с открытыми глазами и, прислушиваясь к стукам своего сердца, ругал себя последними словами. Завтра конкурс, ему необходимо быть в форме, выспаться. Но заставить себя заснуть не мог. Его никто так не звал: «Любимый! Наконец я нашла тебя!». Он тихо поднялся с кровати и крадучись вышел из квартиры, как был – в пижаме и тапочках. Улица, окрашенная предрассветной синевой, показалась ему пустынной. Но потом он заметил под своим балконом сжавшуюся фигурку. Она спала, уткнувшись носом в ладони. Светился золотой затылок. Он осторожно дотронулся до него, потому что не сделать это не мог. Она тут же обвила его руку, повернула лицо и жарко зашептала: «Я знала, что ты придёшь. Знала!». И он уже обнимал её. Они целовались… Целовались, как возлюбленные, преодолевшие массу препятствий в поисках друг друга.

 Что было потом? Любовь. Без слов, хотя она что-то говорила на иврите, а он по-русски.

 На конкурс он не явился, не хотел встречаться с женой. К тому же у него голос пропал. Думал, пройдёт день-два, восстановится, но не тут-то было… А любимая без его песен стала замыкаться в себе всё больше и больше, часами о чём-то думала и вдруг исчезла. Вернулся он со случайной работы, а её нет. Помчался к этому дому с балконом, так его чуть с лестницы не спустили. Да ещё вызвали полицию. Еле отделался. Сутками бродил по этой улице, но она не появлялась. Видно, окончательно исчез её провал в памяти, и он вместе с ним. Но семейство ортодоксов запомнило его хорошо. Поэтому и маску надел, иначе такое вторжение уж точно могло закончиться полицией.

«Певец» мой ещё что-то говорил, но уже больше по-русски. По-моему, о своих чувствах. А я думал, что правда в этой истории, и что нет? То, что он влюблен в эту женщину, сомневаться не приходится. Я бы тоже не устоял. В этом я сочувствовал ему и даже жалел. Взрослый человек – ни квартиры, ни работы, почти без языка – и такая история.

 Но, с другой стороны, меня мучили сомнения. Может, он сочинил про свой голос и что был оперным певцом? Уж очень всё необычно и красиво сложилось. Так в жизни не бывает. И где его жена?

– Где твоя жена? – я спросил его. Но он уже спал. Пустая бутылка лежала у его ног.

«Ну вот, – усмехнулся я, – поверил в очередную пьяную историю».

 Спать не хотелось, и я решил пройтись. Вы не замечали, что по ночам улицы города, особенно старой его части, выглядят как декорации спектакля? Кажется, ещё мгновение, выйдут какие-то персонажи и начнут играть пьесу. Вместо этого, сияя огнями, над улицей проплыл огромной тушей идущий на посадку пассажирский самолёт. Я стоял посреди улицы, глядя на самолёт, и неожиданно почувствовал, что кто-то смотрит на меня. Осторожно повернул голову. На балконе стояла она. Свет фонаря осветил моё лицо, и она скрылась. Несколько минут я смотрел на опустевший балкон и затем направился к телефону-автомату. Я знал, что мой приятель ещё не спит. И был уверен, что он не откажет в небольшой просьбе.

Карнавальное шествие удалось на славу. Стояла прекрасная погода. Под солнцем сверкали всеми красками костюмы, маски, огромные куклы. Играла музыка, взрывались петарды. Народу было – не протолкнуться. Мы с «певцом» продали весь товар за час и теперь просто наслаждались праздником. Он, правда, время от времени смотрел на балкон. Там никто не появлялся…

Маленькую площадь у дома с балконом занял оркестр. Настроили инструменты. Вокруг музыкантов сгрудились зрители. Но дирижёр не начинал, высматривая кого-то. Наконец увидел меня. Я кивнул, и он взмахнул палочкой. Оркестр заиграл вступление к «Вернись в Сорренто». Я повернулся к «певцу». В его широко раскрытых глазах смешались ужас и счастье.

 – Ну, смелее! – я взял его за руку и вытолкнул в круг к музыкантам. – Смелее!

Он открыл рот, но оттуда не вылетело ни единого звука. Замершие зрители уставились на человека с открытым ртом. «Вот и всё! Сказке конец! – пронеслось у меня в голове. – И на что я надеялся?» Оркестр ещё раз заиграл вступление. Раздались смешки… И вдруг чудный лирический тенор пропел первые слова песни. Сначала тихо, как бы неуверенно. Затем, набирая постепенно мощь и высоту. Его голос захватил площадь, разлился по улочкам, и все, кто находился на них, замерли, завороженные волшебными звуками, а мой «певец» преобразился, стал будто выше ростом и красивее, словно сбросил колдовские чары.

Уже потом, восстанавливая для себя эти мгновения, отметил, что он не смотрел на балкон, пел людям. И они наградили его таким шквалом аплодисментов, как это могут устроить только на улице. Конечно же, потребовали спеть на бис. За всем этим шумом никто не заметил, как на балкон вырвалась молодая женщина, и за ней её плюгавый муж. Она отбивалась, а он пытался затащить её в комнату. Но нужно ещё знать меня! Рассыпая извинения и не обращая внимания на толчки, я мгновенно подтащил нашу лестницу к балкону. «Певец» забрался по ней и начал петь. Недомерок что-то заверещал, но на него так заорали, что он испуганно отступил. «Певец» пел, стоя на лестнице, мы внизу её крепко держали, и… рыжеволосая красавица перемахнула через перила. «Певец» подхватил её и стал медленно спускаться, держа в руках свою драгоценную ношу.

Вы бы видели лица людей! Одно дело читать про это в книжках и кисло улыбаться, а другое дело… Что только не случается в Пурим?!

Нисель  Бродичанский