Даже по сегодняшним меркам, когда властвуют мобильные телефоны и интернет, в Беларуси проложены хорошие дороги, а состоятельные люди строят современные коттеджи в самых глухих уголках, чтобы отдохнуть от шумной цивилизации, – деревня Труды Полоцкого района остается на задворках прогресса. От Трудов до Полоцка почти 60 километров. Можно ехать прямо через лес, сэкономив десяток километров, можно через деревни Краснополье, Альбрехтово (соседний Россонский район). Мы испытали и ту, и другую дорогу. В рабочий день встретили максимум пять машин, которые шли нам навстречу или которые мы обогнали. Удивились, когда увидели на дороге представителя госавтоинспекции, стоявшего рядом с милицейской машиной.
В Труды приходит один рейсовый автобус из Полоцка, который обычно летом привозит к родителям, дедушкам и бабушкам городских детей и внуков. Они идут от остановки с удочками и хорошим настроением. А возвращаются – отдохнувшие и с полными сумками продуктов.
До железной дороги не близко – 14 километров.
Правда, на краю деревни, на берегу озера, мы увидели несколько современных домов, которые вполне претендовали на звание «трудовских вилл».
– Из Новополоцка приехали, построили, – пояснили нам. – Живут летом и ранней осенью.
В Полоцком и Россонском районах много современных домов, построенных жителями крупных городов, в том числе москвичами, питерцами. Их земляки также охотно летом селятся в пустующих домах, каких немало в округе. Плавают на байдарках, рыбачат, собирают грибы.
Деревня Труды стоит на берегу пяти озер: Жерицкого, Арлейского, Трудовского, Неклея и Войтенца. И кругом речки, ручьи, соединяющие озера. Места здесь не только рыбные, но и удивительные по своей красоте. Кругом тишина и спокойствие. Порой кажется, что в Трудах остановилось само время, чтобы отдохнуть после трудов праведных.
Правда, когда знакомишься с архивными документами, беседуешь с пожилыми людьми, которых в Трудах не так уж много, понимаешь, что первые впечатления обманчивы. Деревня знала и неспокойные годы, когда ураганы революций и войн проносились над ней.
Книга «Память. Полоцкий район» приводит данные: «С 1919 года работал стеклозавод “Труд” – выпускал 1200 ящиков оконного стекла, бутылки, банки, посуду. Работало на стеклозаводе 425 рабочих. Была гончарная, кузнечно-слесарная мастерская, кирпичный завод, мельница, торфзавод, деревообрабатывающий цех. В 1931 году деревообрабатывающий цех сгорел и не был восстановлен. С 1936 года – работал колхоз “Прамень Ленiна”».
От стеклозавода, который принадлежал Израилю Мовшевичу Мерлису, осталось только битое стекло. Его много в земле на месте, где стоял завод, и на бывшей рыночной площади. Мерлис был известным промышленником, которому принадлежало несколько стеклозаводов в Витебской области. Похоронен на старом еврейском кладбище в Толочине.
От мельницы остались куски бревен, торчащие из воды.
От кирпичного завода и того не осталось. Люди, родившиеся после войны, даже спорят, был ли он вообще.
Труды серьезно пострадали в годы Великой Отечественной войны. Здесь был центр партизанского движения. С ноября 1943 года действовали Полоцкий райсовет, партийный и комсомольский комитеты, выходила газета «Бальшэвiцкi шлях».
Но даже в послевоенном 1946 году в Трудах было 120 дворов и жили 355 человек. Потом численность населения неуклонно шла вниз. В 1979 году – 101 двор и 282 жителя, в 1991 году – 88 дворов и 165 жителей.
Сегодня в Трудовской школе учится шестнадцать учеников, в детский сад ходит шестеро малышей. Когда-то здесь был центр сельского совета, сейчас он в Малом Ситно, был совхоз – сейчас нет. Работают местные жители в лесничестве и леспромхозе, в магазине и на почте.
В Труды мы попали по воле случая. Я благодарен, что оказался здесь, профессору Московской горной академии Дмитрию Широчину, который потратил отпускной день и привез нас в Труды. Путешествие вместе с нами совершила его жена Алена, дядя – Леонид Широчин – профессор Санкт-Петербургского университета телекоммуникаций им. проф. М.А. Бонч-Бруевича. Такого внимания профессоров, убежден, Труды отродясь не знали.
В Россонском районе, в местах, где когда-то жили его предки, Дмитрий Широчин строит летний дом. Мы решили поехать туда, но по дороге в Полоцке встретиться со Светланой Бутариной. Молодая женщина, последнее время работавшая инструктором по вождению, серьезно заинтересовалась историей своей семьи. Хочет объявить сбор денег на сооружение достойного памятника на месте расстрела в годы войны восьми тысяч полоцких евреев. Среди них были и ее родственники.
Мы приехали к памятному камню, на котором написано обещание на идише и русском языке, что когда-нибудь здесь будет установлен настоящий памятник. Светлана стала рассказывать о своих предках – то, что узнала от бабушки, за которой ухаживала в последние годы ее жизни. И все чаще в нашем разговоре стало появляться название Труды. Посмотрели по карте – путь от Полоцка не близкий, но Дмитрий Широчин предложил: «Поехали в Труды».
В Трудах нас никто не ждал. Мы, по традиции, обратились за помощью к власти, правда, к бывшему секретарю сельского совета Нине Петровне Симоненко, и она адресовала к Петру Михайловичу Балденко. Он 1928 года рождения. Один из старейших жителей деревни. Старше его только Владимир Филиппович Космачев, участник партизанского движения, но он лежал в больнице.
Петр Михайлович вышел во двор, уселся на скамейку и стал с нами беседовать.
– Живу один, две дочки: одна в Эстонии, другая – в России, в Тюмени.
Интервью у него брали впервые. Многочисленные группы, изучающие историю Холокоста, сюда не добирались. Петр Михайлович даже не спросил, кто мы, откуда, зачем, и только, когда я стал его фотографировать, удивился и сказал:
– Может, я чего-то лишнего наговорил...
Светлана спросила, помнит ли он ее предков Моше Казьянского, его дочь Тойбе, зятя Хаце Юдовича Эстрина. Козьянский был возчиком на стеклозаводе, воду возил.
– С большой бородой, – уточнила Светлана.
– Что-то слышал, – ответил Петр Михайлович, – евреев тут жило много, а мне было всего тринадцать лет к началу войну. Оттуда я всех мог знать?
Позднее, в списках погибших в Трудах, составленных Государственной Чрезвычайной комиссией по выявлению и расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков в Полоцком районе, я встретил несколько Козьянских: Козьянская Мария, 1903 г.р., Козьянская Мария, 1930 г.р, Козьянский Мордух, 1903 г.р., Козьянский Довид, 1938 г.р., Козьянский М., Козьянский Б. Скорее всего, они родственники Светланы Бутариной. В списках перечислены 64 погибших, а фашисты расстреляли 76 евреев Трудов, так что не всех вспомнили земляки.
– Кого из евреев Трудов вы помните? – спросили мы у Петра Михайловича.
– Второй дом отсюда – жил Арлиевский, дальше жила Мочиха – здоровая такая женщина. Еще один Арлиевский жил на полигоне – кузнецом был. Я дружил с его сыном Яшкой. Врач был зубной, фамилии его не помню. Еще один врач Красин, его сын Фимка со мной учился. Учительница у нас была, немецкий язык преподавала, Эсфирь Ароновна.
У нас поликлиника здесь до войны была и больница стационар, – Петр Михайлович рассказывал не спешно, временами жаловался на память, но мы задавали вопросы и через минуту-другую он продолжал свой рассказ.
– До войны Труды были больше, чем теперь?
– Тут теперь половины довоенных Трудов нет, – он показал рукой вокруг дома: болотца, кустарники. – Огороды были, дорожки проложены. Дома стояли, сараи. У нас даже рынок был и ярмарки проходили. Рыночная площадь, где магазин сейчас. От нее улицы расходились в разные стороны. Улицы были сплошь застроены домами, не то, что теперь. На рыночной площади ярмарки были большие. Люди съезжались, торговали, узнавали новости. Проходили ярмарки, по-моему, ранней осенью, тепло еще было. Даже из Невеля, из Городка приезжали. Привозили сельскохозяйственные продукты, сильно у нас развито было свиноводство. Торговали всем, что земля родила, что люди руками своими сделали, и домашней скотиной. Весело было. К концу дня пили и пели.
На стекольном заводе 500 лошадей отвозили-привозили песок, а песок у нас особенный, его и сегодня немцы хотели разрабатывать. Советам не нужны были крепкие хозяева, уничтожили все, а потом хватились.
Мельница была, на речушке ставили запруду, теперь еще плотина сохранилась деревянная. Школа десятилетка была в деревянном просторном доме.
Пекарня у нас своя была. Баранки, булки пекли. Но это не евреи делали. Булочная своя была. Хлеб возил еврей Мотька. Его хорошо помню.
Петр Михайлович иногда замолкал. Пауза длилась несколько минут, но мы не торопили его. Грелись на августовском солнышке.
– Военный городок здесь был до войны, – продолжил Балденко свой рассказ. – Служили солдаты. И полигон был, стрельбы проводили. В 1925 году выселили людей, и моего отца выселили, и полигон сделали. Дали нам подъемного леса, и куда хочешь съезжай. Мой отец уехал в Городокский район. Но озера ему были нужны, болота – родные места. Не мог без них – вернулся. На полигоне в летнее время до пятисот человек проходило военную переподготовку. Бывало, песни поют и радио слушают. Большое, веселое местечко. И танцы были...
Я хотел узнать, были ли в Трудах синагога, еврейская школа, еврейское кладбище.
– Синагогу я помню, – ответил Петр Михайлович. – А еврейского кладбища не помню. Хотя я тогда маленький был, меня это не интересовало.
С большим интересом Балденко рассказывал о своем детстве, своей семье.
– Мы бедно жили. Родители мои колхозники. Было семеро детей, два маленьких умерли. До войны жили по этой самой улице, только дальше чуть-чуть. Наш дом в войну разбомбили.
– Люди жили мирно? – спросил я.
– Мы, мальчишки, не понимали, кто евреи, русские или белорусы. Жили, как умели, но без злобы. Мы угощали Арлиевских, наших соседей, на Пасху яйцами, а они приносили нам мацу. Мацу пекли они у себя дома. Лепешки такие не сладкие с дырочками, – пояснил мне Петр Михайлович.
Когда началась война, немцы пришли сюда очень быстро. От границы Труды недалеко находятся, – Балденко даже попробовал палочкой нарисовать на песке, где была западная граница СССР, а где находятся Труды. Но, увидев мою улыбку, перешел к более конкретным воспоминаниям. – Немецкая комендатура стояла в центре местечка, и гарнизон здесь немецкий был.
Один молоденький еврей-командир, как он попал в плен к немцам – не знаю, его прямо возле дороги, где мельница, расстреляли.
– Полицаи были в Трудах? – спросил я.
– Чтобы они провалились, – со злостью сказал Балденко, и я понял, для него это и сегодня больная тема.– Мы в партизанском лагере были в 1943 году. У нас был запахан огород. Нам сказали, что Труды партизаны освободили, можете ехать урожай убирать. Мы приехали, а сестры остались в партизанах. За это полицаи отца расстреляли. Не знаю, как мы с мамой остались целы.
– Были евреи, которые успели уйти на восток в первые дни войны?
– По-видимому, были, но были и приезжие, которые приехали сюда к родственникам. Думали пересидеть. Немцы собрали всех евреев в центре местечка, где была рыночная площадь. Этих зданий уже нет. Заставили евреев желтые звезды носить.
– Что кушали евреи?
– Голодали они. Соседи что-то приносили.
Расстреляли евреев в день, когда снег шел, но мороза большого не было. Я слышал выстрелы. Евреев выгнали с того места, где они были, и пешком погнали в лес. От малого до старого. Никто не убегал. Тут молодых мужчин особо не было: старики, бабы, девки да дети.
Из тех, кто спасся, я знал Мотьку Равина. Он в тот день на озере был, рыбу ловил. Он и до войны рыбаком был заядлым. Мотька услышал, как стреляют в деревне, и понял, что нельзя ему возвращаться назад. Он ушел к партизанам и только после освобождения вернулся в Труды.
После войны какая-то воинская часть приезжала, откапывали могилы, фотографировали и обратно захоронения зарыли.
– А как сложилась ваша послевоенная судьба? – уже на прощание спросил я у Петра Михайловича Балденко.
– После войны здесь в Трудах пошел работать в сапожную мастерскую. Потом служил в армии, работал в лесхозе. Так что, считайте, вся моя жизнь здесь и прошла.
И еще одного старожила мы навестили в Трудах. Светлана Купреевна Михайлова (Тимощенко), 1926 года рождения. Правда, до войны она жила в Домниках, это недалеко от Трудов, а сюда, как она сказала, «вышла замуж» в 1948 году.
Конечно, возраст берет свое, но женщина пыталась рассказать все, что помнит. Рассказ был со слезами на глазах.
«Я не местная, но слышала от людей про то, как евреев расстреливали. Мало кто сумел убежать. Был подросток Мулька. Он прятался в деревнях в банях. Женщины Мульку в Хоняках кормили, спасали. Полицай из Хоняков узнал про это, Мульку из бани достал, на коня посадил и в Домники отвез. Его отправили в Полоцк и там расстреляли.
У Моти Равина жена Фрада спаслась.
Председатель колхоза поехал в гетто и выпросил Срола-кузнеца, который нужен был ему для работы. Срол взял с собой жену с двумя детьми. Ему выделили для жизни колхозную сторожку. Жена приводила в порядок сторожку, а дети остались в хозяйском доме со Сролом. И тут приехали немцы. Нагрянули в дом к председателю колхоза. Срол убегал, его на ходу подстрелили. Его жену предупредили, но она не стала убегать, а добровольно пришла в дом к детям. Детей подкидывали и на ходу на штыки сажали. Мальчик был и девочка. А потом их маму расстреляли».
Светлана Бутарина слушала рассказ пожилой женщины с волнением, которое было заметно на ее лице. Очень похожую историю она не раз слышала в семье. Так же погибла сестра прабабушки и ее дети.
В братской могиле в Рябиновке, вместе с местечковыми евреями, вечный приют нашли председатель довоенного колхоза Журов и его 16-летний сын. Не они ли пытались спасти кузнеца Срола и его семью?
В Акте Государственной Чрезвычайной комиссиии по выявлению и расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков в Полоцком районе я прочитал показания Павла Даниловича Шуневича, 1913 года рождения, директора Трудовской МТС, которые были даны военному прокурору в/ч 23934 майору юстиции Останину 2 декабря 1943 года. То есть более чем за полгода до освобождения Полоцкого района от немецко-фашистских захватчиков.
– Расскажите, что Вам известно о злодеяниях немецко-фашистских извергов и их пособников в деревне Труды Арлейского с/совета Полоцкого района Витебской области.
– Во время оккупации деревни Труды немецкие изверги и их пособники расстреляли 76 человек евреев.
– Укажите время и обстоятельства расстрела?
– Немецкие изверги и их пособники 76 человек евреев расстреляли 7 февраля 1942 года при следующих обстоятельствах. В нашей деревне Труды проживало несколько семей евреев, которые занимались надомно личным трудом и отдельные из них работали в колхозе, в МТС и других учреждениях. С момента оккупации немцами деревни Труды немцы создали для евреев невыносимые условия жизни. Всех евреев согнали в три дома и образовали лагерь. Не разрешали свободно ходить, давали непосильные работы и хлеба не давали. Дня за три до расстрела всех евреев согнали в один дом. Комендант (фамилию его не знаю), по национальности немец, предложил сдать все ценности, а за это обещал дать соли, хлеба и предоставить права наравне с русскими. Многие евреи поверили этому и сдали большое количество ценностей. Сдавали золото, золотые и серебряные вещи, часы и шерсть. После сдачи ценностей всех евреев выпустили и дали паек хлеба на два дня.
6 февраля 1942 года по приказанию коменданта всех евреев снова согнали в один дом. Ночью из Полоцка приехали палачи, организовали пьянку, а утром 7 февраля 1942 года в 10 часов всех вывели на расстрел и расстреляли в лесу в 700 метрах от деревни. Когда выпускали из дома, раздевали и разували и детей гнали босиком. Это шествие трудно описать, был сплошной вопль, дети плакали и кричали, женщины плакали, но эти бандиты ни перед чем не остановились. Расстрел производили вначале по одному, а потом стали расстреливать по двое, детей подкидывали вверх и на лету стреляли. Расстрел производился у всех на глазах. Выведенных на расстрел построили и в порядке очереди подводили. После расстрела всех расстрелянных закопали снегом, а потом в 15 часов приказали населению похоронить. Все 76 человек евреев и два русских, председатель колхоза тов. Журов и его 16-летний сын, похоронены в одной могиле в лесу под названием «Рябиновка».
Далее в протоколе следует перечень имен и фамилий погибших евреев – тех, кого сумел вспомнить П.Д. Шуневич.
«...Кроме указанных лиц еще в это же время расстреляли 46 человек евреев-беженцев из города Полоцка и Сиротино, фамилии этих лиц я не знаю».
Государственная Чрезвычайная комиссия поименно назвала преступников, повинных в расстреле 78 человек. Немецкий комендант деревни Труды Эрнст Пульдес. Начальник полиции Лейбург Юган Иванович, до войны работал в Трудовской МТС сельхозмехаником. В июле 1942 года казнен партизанами. Староста деревни Труды Арещенко Петр, бывший агроном МТС, казнен партизанами. Помощник начальника полиции Лопухов Степан Дмитриевич. Полицейские Марченко Василий Степанович, Мартыненко Михаил Егорович, Жук. Начальник Полоцкой полиции Медведев. А также Стародумов из деревни Горы, который непостредственного участия в расстреле не принимал, но прислуживал убийцам.
Мы подъехали к бывшей рыночной площади. Сегодня на ней находится продуктовый магазин. Площадь, особенно ко второй половине дня, по-прежнему самое оживленное место в деревне. У изгороди стоят велосипеды, собираются мужчины, по двое, по трое. Обмениваются новостями и решают, как провести ближайшие пару часов.
– Как проехать к памятнику, установленному расстрелянным евреям? – спросил я.
Несколько человек, перебивая друг друга, принялись объяснять. Делали это с пониманием, доброжелательно. А один на прощание сказал:
– Езжайте, проведайте ваших братков.
Трагедию войны в Трудах испытала на себе, наверное, каждая семья. Все, с кем мы беседовали, рассказывали нам о карательных немецких экспедициях, о зверствах фашистов и полицаев. Петр Балденко рассказал о том, как появилось сегодняшнее кладбище.
«Немцы зверствовали. Собрали 18 человек молодых по 16-17 лет. Поставили и всех с пулемета расстреляли. Чтобы они не ушли в партизаны. Каждый своего родственника похоронил, и так появилось деревенское кладбище».
В центре Трудов – мемориальный комплекс в память о земляках, погибших на фронтах, в партизанских отрядах, в память о тех, кто освобождал деревню от оккупантов. Еще один памятник поставлен летчику Александру Мамкину, вывозившему на своем самолете детей из партизанской зоны. И хотя на памятнике написано, что Мамкин погиб здесь, это не совсем так. Отсюда начался его последний полет. Он сумел на горящем самолете пересечь линию фронта, спасти детей. Но погиб сам.
– В школьном музее о летчике собран большой материал, – об этом нам рассказала завуч Светлана Петровна Михайлова.
От мемориального комплекса к еврейскому памятнику мы отправились вместе с лесником Геннадием Евгеньевичем Михайловым.
От последних деревенских домов до памятника полкилометра лесной дороги. Ограда свежевыкрашена, у памятника убрано, лежит венок. Обелиск поставили в 1986 году. На мраморной табличке надпись: «Здесь в 1942 году немецко-фашистскими оккупантами расстреляны жители Трудовского сельского совета». В 1986 году другой надписи было невозможно ожидать.
– Здесь расстреливали не только местных евреев, но и полоцких. Привозили по железной дороге в Дретунь, а оттуда гнали на расстрел в Труды, – сказал Геннадий Михайлов.
За памятником ухаживает местная почта. К памятнику приходят люди, приносят цветы.
После войны в Трудах жило несколько евреев – послевоенная семья Моти Равина, того самого рыбака, что чудом спасся от расстрела. Его довоенная семья погибла в Рябиновке, а сын Борис Маркович Равин, 1919 года рождения, сложил голову на фронте. Он был младшим лейтенантом, летчиком 35-го авиаполка 1-го гвардейского авиакорпуса. Погиб 28 мая 1944 года. Похоронен в деревне Сермелево Ярцевского района Смоленской области.
Надо было жить дальше. И Мотька, или Матвей Равин сошелся с еврейской женщиной Фрадой, тоже чудом спасшейся во время войны.
С Геннадием Михайловым мы подошли к их дому. Геннадий хорошо знал и Матвея, и Фраду.
– Добрые были люди, хорошие. И хозяин Мотька был крепкий. Все у него было сделано красиво: и дом, и сарай, и забор.
Сейчас в этом доме никто не живет. По самую крышу он зарос травой и цветами. Правда, видны приоткрытые голубые ставни, номер дома 13 и занавески на окнах.
Как жили эти люди с незаживающей раной в душе? Об этом можно только догадываться.
– Мотька работал заготовителем: ягоды принимал, грибы, другие продукты. Брат его жил в Ленинграде, но Мотька никуда не хотел уезжать, – рассказал Геннадий Михайлов. – Наверное, сросся он с этой землей. Мотька ослеп и вскоре умер. После его смерти Фраду забрали в Дом престарелых.
От еврейского местечка в Трудах остался памятник в лесу, старый дом Мотьки Равина, который, наверное, простоит еще несколько лет, и название небольшой речки, соединяющей два озера, – Кусилева речка. На ее берегу стоял когда-то дом еврея Кусиля.
