РУВИМ МОРАН. ИЗ КНИГИ «В ПОЗДНИЙ ЧАС»
(Москва, «Советский писатель», 1990)

***

«Никто не забыт, и ничто не забыто…»
А те, что в распадках колымских зарыты?

А те, кого вывезли с отчей земли
И в душных теплушках на смерть обрекли?

А тот, кто помянут средь тысяч собратьев,
Но только библейское имя утратив?

О нет! Не ему возведён обелиск!
Поди в эпитафиях тех разберись…

Лежит неизвестный солдат под гранитом
В могиле со шлемом, из бронзы отлитым,

И вечное пламя трепещет над ней…
Но где твой огонь, Неизвестный еврей?

Горят погребальные факелы века,
Но где он, огонь Неизвестного зека?

«Ничто не забыто, никто не забыт».
А кляп в чей-то рот и посмертно забит.
                                                               1981

***

Не пеняй ни за что, никому.
Не за грех ты гоним и караем –
Мы ведь сами судьбою играем,
Выбираем тюрьму и суму.

Но сомненья тебя засосут
Всех Мазурских болот непролазней,
И страшнее египетских казней
Одинокой души самосуд…
                                                          1969

***

Сердечного удара на лыжне
Боюсь, и не в воскресный день, а в будний,
Когда лесок у станции безлюдней
Глухой тайги, увиденной во сне.
Вот так всю жизнь скользишь во мгле морозной,
Уверен в силе рук своих и ног,
И узнаёшь, но только слишком поздно,
Что ты непоправимо одинок.
                                                      1969

***

Запнёшься на полуслове,
Споткнёшься на полдороге,
Погибнешь от полулжи.
Так значит, будь наготове,
В постыдной дрожи тревоги
И сам себя сторожи?

Неволя – моя недоля,
Свобода – моя забота,
Я – почва её семян.
Бесславна полуневоля,
Бесправна полусвобода,
И обе они – обман.

Возможна ли получестность?
Бывает ли полуподлость?
И где между ними грань?
Растленности повсеместность
Нам алиби тычет под нос,
Попробуй-ка, совесть, встрянь!

Убийцам ещё не страшно,
Блудницам ещё не тошно,
Беспечен ещё Содом,
И зло ещё бесшабашно…
Но Страшный-то суд уж точно
Не будет полусудом!
                                             1967

***

Забывается всё на свете,
Даже то, что лежит в досье,
И слеза, подобно росе,
Высыхающая на рассвете,
И лежанье ничком в кювете
Под бомбежкою на шоссе.
Не хранится в памяти смутной
И добро, что, как дар судьбе,
То ли ты оказал кому-то,
То ли кто-то воздал тебе.
Все забвенно, темно, туманно...
Но душа твоя, как ни странно,
Помнит глухо и тяжело
Не тебе нанесённую рану,
А тобой причинённое зло.
                                             1981