ГАДАНИЕ НА КАРТАХ
Прощались мы с друзьями просто: обошли всех, и сказали, чтобы не ждали. В те годы и крохотной мысли не было, что сможем когда-то встретиться. Последней навестили Галю S. Она жила в семейной части гостиницы-общежития «Молдовы-филм». Галя видела, что мы с женой растерянны перед предстоящей сменой жизни – и решила нас поддержать самым надёжным на тот момент способом: гаданием! Я никогда не видел, чтобы она гадала – думаю, что это была её психотерапия для нас. Карты Гали говорили нам только о светлом будущем в неизвестной стране.
Это повысило наше настроение: мы и сами в тот момент верили, что карты не врут!
О своей жизни Галя в тот раз ничего не рассказывала. Правда, попросила найти в Израиле её второго мужа, Сашу N., с которым она развелась. Но не для себя – её сын, которого Саша N. растил, стал о нём и о Израиле – расспрашивать. Возможно, он слышал от матери историю своего приёмного отца. Хотя бы вкратце…
ИСЧЕЗНЕНИЕ ОТЦА
Саша N. сопровождал отца из Кишинёва в Москву. Отец должен был сдать документы семьи: свои, жены и сына в голландское посольство, которое в то время представляло интересы Израиля. Правда, Саша колебался... Он встретил Галю. Женился и разрывался между родителями и Галей, не желавшей и слышать о Земле Обетованной.
Но документы всё-таки решили подать. К воротам голландского посольства в Москве отец с сыном прибыли прямо с аэродрома. Приём ещё не начался, и Саша решил сбегать в ближайший гастроном за бутербродами. Он надеялся, что обернётся быстро, но пришлось долго стоять в очереди. Когда он вернулся к посольству, отца не было. Сперва Саша подумал, что отец внутри, на приёме. А это, видимо, не минутное дело. Но время шло, а отец не появлялся. Сын начал беспокоиться. Он стал расспрашивать людей в очереди: не видели ли они высокого статного старика с седыми волосами. Нет, никто не видел. Тогда Саша решил, что отец давным-давно сдал документы и, не дождавшись его, пошёл навстречу. Видимо, они просто разминулись.
Саша ринулся в гастроном. Отца и там не было. Может быть, он просто перепутал и ждёт на другом углу? Саша побежал обратно – мимо посольства – в сторону метро. Но отца не было и там. Мелькнула догадка, что отец сидит в посольстве.
Умолив очередь пропустить его, Саша вошёл в здание и узнал, что отец был утром, сдал документы – и должен был прийти за ответом в двенадцать часов. Но и в двенадцать отец не появился. Саша помчался в австрийское посольство, надеясь, что отец теперь там – оформляет разрешение на въезд в это государство, чтобы из Вены, как водилось в те времена, вылететь прямым рейсом в Тель-Авив. Нет, в австрийском посольстве отец Саши не появлялся. Не пришёл он за ответом, как было назначено, и в голландское.
С каждой минутой страх за отца усиливался. Теперь Саша уже не сомневался, что с отцом что-то случилось. И он бросился в милицию. Он помнил только один адрес, известный каждому советскому человеку по книгам и фильмам: Петровка, 38. Из этих же книг и фильмов Саша знал, что там выслушают и поймут. На Петровке его выслушали, но не поняли. А узнав, что он и его отец – приезжие из Молдавии, посоветовали обратиться в милицию по месту жительства. Она, по их мнению, и должна была искать пропавшего.
ПРЕВРАЩЕНИЕ В БОМЖА
Но до Молдавии ещё надо было добраться: деньги и Сашины документы – всё осталось у отца в пиджаке. У Саши только мелочь: сдача после покупки бутербродов. На эту мелочь он позвонил жене. Только и мог сказать, что папа исчез. И тогда Галя закричала в телефон, что он должен немедленно вернуться домой. Он ответил, что у него нет ни паспорта, по которому он мог бы получить от неё перевод, ни денег, чтобы вернуться, ни знакомых, у которых можно было бы одолжить необходимую сумму.
Но Галя сразу нашла выход. Она сказала, чтобы он всеми правдами и неправдами добрался на электричке до Обнинска. Там живут её родственники. Она позвонит им и предупредит.
Три дня Саша крутился у вокзальных касс. У него язык не поворачивался попросить деньги у людей, протянуть руку за подаянием – мог пересилить себя. Наконец, машинисты взяли его с собой, прямо в кабину электровоза. Неизвестно, что больше подействовало на них: рассказ Саши или его вид?! Он был похож на бомжа: заросший, грязный, голодный…
НЕМОЩНАЯ СТАРУХА
Из Обнинска Саша (спасибо, Галиным родичам!) поехал домой. В Кишинёв. Дома он всё подробно рассказал жене. И ещё добавил, что не знает, как сказать маме об исчезновении отца.
Но, видимо, чувства человека, особенно близкого, всё-таки передаются на расстоянии. На другом конце города Сашина мама вдруг почувствовала беспокойство и решила поехать к невестке, чтобы узнать, нет ли новостей от мужа и сына. Когда она открыла дверь и увидела Сашу, она произнесла только одну фразу: «Что случилось с папой?» Услышав, что папа исчез, она потеряла сознание. А когда пришла в себя, то уже не могла без посторонней помощи вставать с постели. Силы оставили её. Она мгновенно превратилась в немощную старуху.
ЕСЛИ Б НЕ АРМЕЙСКИЙ ОФИЦЕР…
Саша продолжал поиски. По совету, полученному на Петровке, он обратился в МВД республики. Но там объяснили, что, если его отец пропал в Москве, искать его должна московская милиция. От такого ответа у Саши опустились руки. На помощь ему пришёл муж Галиной сестры. Он – офицер Советской армии – решил написать письма о странном исчезновении человека во все инстанции. И написал. Хотя вокруг этой истории уже поползли различные слухи, а кое-кто посоветовал перспективному армейскому офицеру не влезать в это «тёмное дело» и не помогать «изменникам родины». (Вспомните недавнее прошлое, когда клеймились и назывались «изменниками» те, кто хотел уехать из СССР). Но честь и хвала русскому офицеру, для которого горе простой еврейской семьи оказалось ближе, чем звездочки на погонах и очередное повышение по службе. Ответы на его запросы приходили неутешительные. Из милиции, из морга, из компетентных органов: «не значится», «не числится», «сведениями не располагаем».
И вдруг на адрес Гали, по которому был прописан Саша, пришло странное письмо. Главврач одной из московских психиатрических больниц, приглашал их приехать за пациентом таким-то.
ЧТО УТАИЛ ГЛАВВРАЧ?
Саша бросился к маме. И она впервые за эти недели встала с постели, начала одеваться и настаивать, что сейчас же поедет вместе с Сашей за отцом. Уговаривать остаться было бесполезно. И они отправились в Москву.
Там только Саша стал расспрашивать главврача: как? что? почему? Тот рассказал, что пациента привезла к ним милиция месяц назад. Тогда Саша поинтересовался, почему же сразу не сообщили, что у них содержится его отец? В ответ услышал: пациент потерял память и ничего о себе сообщить не мог. При нём был портфель и пиджак.
Вещи сразу вернули семье. И Саша обнаружил в пиджаке отца свой паспорт. Перелистывая его, Саша пристально посмотрел на главврача, и заметил, что ещё месяц назад, когда отца привезли в больницу, можно было вызвать его, Сашу. Ведь паспорт с данными о прописке Саши был на месте. Почему же никто не сообщил домой, в Кишинёв?!
Ответить на этот вопрос врач не пожелал.
Но главное – отец был жив. И слава Богу! Правда, это уже был не тот статный человек с гордой осанкой и пышной шевелюрой. Это был обритый наголо худой и затравленный старик, евший быстро-быстро-быстро... Временами замирал и оглядывался по сторонам: как бы не отняли пищу. И вновь набрасывался на еду.
«ВОЛГА» С НЕИЗВЕСТНЫМИ, КАМЕРА С УГОЛОВНИКАМИ
В Кишинёве, в кругу семьи, в тепле и любви старик постепенно оттаивал. Он иногда рассказывал, что с ним случилось, но всегда урывками, ибо многое не помнил, или не хотел вспоминать.
Однажды он сказал Саше, что в тот день, ждал его возле посольства. Саши долго не было. Потом подъехала светлая «Волга», открылась дверца и какой-то человек, окликнул его. Он сказал, что Саша задерживается и послал его за отцом. Пригласил сесть в машину и объяснил, что отвезёт его к сыну. Они долго разъезжали по городу, и вдруг отец почувствовал неладное. Он хотел открыть дверцу машины и выскочить. Но его ударили чем-то по голове, и он потерял сознание.
Потом он вспомнил какую-то камеру. Там сидели уголовники. Они отбирали у него пищу и целыми днями издевались. Они кричали, что скоро он, жидовская морда, сдохнет.
Однажды у него возникла мысль выброситься из окна. Ночью он встал с нар, подошёл к окну, но обнаружил на нём решётку…
А утром у него опять отобрали еду… И опять начинались издевательства. И вновь он думал о самоубийстве. И только вечером, когда уголовники засыпали, он чувствовал себя человеком. Ночью его вызвал охранник (и в аду не без добрых людей!), приводил его в какую-то комнатку и давал поесть, приговаривая: ешь, папаша, ешь…
Помнит он и больницу. Его кололи. А больше он ничего помнит. Может потому, что ударили по голове в машине, а может, потому что кололи…
ГОСУДАРЕВЫ ЛЮДИ
Отец Саши больше не выходил из дома. Он стоял весь день у окна и ждал почтальона, который должен был принести разрешение на выезд. А когда оно прибыло, семья упаковала вещи, и Саша повёз контейнер в таможню, что в Унгенах на границе с Румынией. Вместе с ним опять поехала мать.
На таможне содержимое контейнера вывалили на пол, стали топтаться по вещам, вытаскивать из вороха то одно, то другое и говорить, что это подлежит конфискации… Конфисковали ковер, телевизор, другие вещи…. Мать от унижения и нескрываемой ненависти лишилась чувств. И тогда Саша бросился на таможенников. Он кричал, что они гады и скоты. Его схватили, вывернули руки и заперли в другой комнате. Оттуда он видел, как мать подняли за руки и ноги и положили на скамейку, затем сделали укол, – и она очнулась. В её непослушную руку вложили ручку и потребовали расписаться за каждую конфискованную вещь. (Саша рассказывал Гале, как, видя это, он бросался на стены, кричал, чтобы ему дали автомат, и он перестреляет этих фашистов).
Незаконную конфискацию Саша потом обжаловал. Но когда пришло приглашение прибыть на таможню за вещами, которые всё-таки возвращали обратно, Саша не поехал: пусть подавятся нашим барахлом.
СОЛОМИНКА ЛЮБВИ
Наконец, наступил день отъезда. Саша и родители поехали на аэродром, отметились у стойки и пошли на посадку. Всё это время Саша был рядом. Но потом «затерялся» в очереди… И родители, заняв свои места в самолёте, все оглядывались на входящих: где же Саша? Потом самолёт вырулил на взлётную полосу, а стюардесса подошла к ним, и передала (настоящий гром среди ясного неба!) записку от Саши. В ней он писал, что решил остаться – надеясь уговорить Галю совершить с ним репатриацию. Он верил, что Галя когда-нибудь согласится поехать с ним.
…Вскоре (можно сказать: самолёт только-только приземлился в Израиле!) ему пришло письмо от матери. Она умоляла Сашу приехать и похоронить их с отцом. Но тот всё упирался.
Через много лет мы поинтересовались у Гали, как ей всё-таки удалось уговорить Сашу уехать без неё. Ведь, он держался за неё, как за соломинку. И она рассказала об ещё одном трагическом повороте в судьбе Саши.
…Когда Саша уехал в командировку, она втайне (от него) подала на развод. Обычно судья в таких случаях даёт пару месяцев на размышления, ибо, не видя причины для развода, надеется, что молодые сохранят семью. На Галя подготовила весомый – в той политической реальности – повод для развода: Саша, сказала она, всё время ведёт разговоры об отъезде, а у неё растёт сын от первого брака и она не хочет, чтобы её мальчик слышал подобные речи. При этих словах, советский судья мгновенно оформила развод, даже в отсутствии одной из сторон.
Вот так Галя переломила соломинку любви и заставила его уехать к родителям. Это было в 1983 году. Он уехал, а через некоторое время случилось то, что предсказала мать Саши в своём письме. Через девять месяцев Саша похоронил отца, а следом – мать. И остался один.
ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТА
Саша часто писал Гале письма, присылал посылки. И, как человек честный, писал о хорошем и плохом в новой стране. Часть его размышлений о душевных трудностях и сомнениях была использована одной из советских киностудий в документальной ленте, рассказывающей о евреях, которые хотят вернуться или уже вернулись в Союз. Конечно, использовали ту часть его истории, в которой говорилось о проблемах в Израиле. Но никто и никогда не рассказывал о его жизни в Союзе, о таинственном похищении отца у голландского посольства, о странных похитителях, которые знали имена отца и сына, и которые взяли (странное ограбление!) из портфеля только часть денег, о загадочной психбольнице и её главвраче, о присвоенных таможенниками вещах, которые не подлежали конфискации, о контейнерах, которые пришли в Израиль запечатанными, но совершенно пустыми, и доведённых до смерти дорогих ему людей…
Никто не рассказал об этом, потому что в те годы об уезжающих было принято говорить, как об «изменниках» и «предателях» (кому клялись они в верности?!), не задумываясь о том, что только за одно подобное желание людей пропускали через жернова государственной машины…
И те, кто через всё это прошёл, поймут в истории о похищении у голландского посольства все, о чём я только догадываюсь.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Я расспрашивал израильских старожилов о Саше, но – ищи ветра в поле – говорили, что он вроде бы переселился в Канаду или США… Всё это было типа «одна бабка сказала» – и я передавать такую информацию Гале не стал. А вот она однажды передала мне привет через командированного от Сохнута израильского журналиста.
А потом в Израиле гостил режиссёр Юрий Музыка – он рассказал, что Галя уже покинула этот мир, а её сын с семьей, по-видимому, живёт в Израиле. Может, всё-таки, нашёл Сашу – своего приемного отца, или приехал по Закону о возвращении. Ведь его генетическим отцом был чудный еврейский парень – оператор киностудии «Молдова-филм», который, возвращаясь со съёмок, погиб в автокатастрофе. Но никто уже не помнит о нём, о Гале, о Саше, и тем более о страшном (такое хочется забыть в первую очередь!) похищении его отца и отъезде родителей.
Ян Топоровский
Автор о себе
Вся моя биография умещается в нескольких строчках. А точнее, в нескольких вопросах и ответах.
Если меня спросят: "Кто оказал на вас наибольшее влияние в прошлые и – этот год?" – отвечу: "И в прошлые, и в этом году один и тот же человек на этой земле оказал наибольшее влияние на миропорядок моего мира и на мою личную жизнь. Это моя матушка Мария (Малка) Яковлевна Топоровская-Школяр.
Всё детство и молодость я думал, что "я сам". Но по мере приближения золотого возраста я всё больше и больше убеждаюсь, что ошибался. Это всё Она, Она и только Она...".
А если говорить о самых важных событиях в моей жизни (какая биография без них!), то я и не заметил (вот вам и первое важное событие!), как дети выросли.
Вначале они были на уровне моих колен, затем – на уровне карманов. Потом – на уровне моих глаз... А я – вот вам ещё одно важное событие! – рос обратно. Сначала до лба моих детей, потом – до уровня их глаз, губ, подбородка.... И когда я опустился настолько, что оказался на уровне их сердец, то стал самым счастливым человеком.
Но какой же биограф пропустит вопрос о разочаровании. И чего тут скрывать: "Самое большое разочарование – это я сам. Посещая спектакли, думаю о создателях: "Вот ведь какие талантливые! А ты?!". Смотрю фильм и радуюсь: "Вот ведь какие! А ты?!". Читаю книгу: "Вот ведь автор! А ты?!". – Сплошное разочарование!".
Но не все ещё годы прожиты. Ведь тире (прочерк жизни), которое умещается между двумя датами, ещё не прочерчено до конца. А значит – есть место и для надежды. Так и хочется сказать, что надежда – это тоже я. Но время необратимо. Это, конечно, не я. Остаётся надеяться на жену. Мне кажется, что она осталась такой же молодой и красивой, как и в день нашей первой встречи. И эта мысль даёт мне (лично, а не человечеству) дополнительный импульс с надеждой смотреть в будущее. И быть дотошным читателем своих и чужих текстов.
Ян ТОПОРОВСКИЙ
