Аркадий КРУМЕР.Как-то раз, лет много назад у меня в Израиле вышла книжка «Изя Кац и другие русские». А спустя недели три я летел по делам в Витебск и тащил полную сумку этих книжек, чтобы подарить друзьям, которые готовили её к печати. Книжка замечательно пахла типографской краской и внешне выглядела очень прилично. Всё это было хорошим поводом, и мы решили его не упускать и, как и принято, хорошо её замочить, чтобы она не затерялась на полках магазинов и пошла по рукам! Среди «мочителей» помимо меня были Аркаша Шульман – редактор книжки, Саша Фрумин – компьютерный график, Лёня Богорад, устные рассказы которого я нагло использовал, чему он был очень рад. И ещё была корректорша Людочка с мужем. Она вышла замуж в Париж и теперь решила наконец-то показать мужу город Шагала.

Тут следует сказать, что её муж был настоящим французом, то есть с корнями, прононсом, как у нас при насморке, и с настоящей парижской пропиской. Он на Елисейских полях себя чувствовал, как у Б-га за пазухой, и Эйфелева башня была от него в десяти минутах ходьбы. Да что там говорить, для него слово «пардон» было, как «твою мать!» для рождённого на одной шестой суши. Людочка рассказывала, что он у себя в Париже любую рыбу, даже иваси, ел по этикету минимум тремя вилками, двумя ножами и ещё какой-то хреновиной, название которой я не запомнил, но если бы и запомнил, век бы не выговорил! Причём, ел он так, не чтобы повыпендриваться! Это у него было в крови! И вино он тоже пил по науке, он перед тем, как на лоб принять, его в бокале сильно болтал и всё нюхал, чтобы ощутить аромат букета и гамму чувств. Да что там говорить, он настолько был с хорошими манерами, что при дамах вообще не сидел, даже при Людочке! Я так долго об этом рассказываю, потому что для дальнейшего повествования это имеет большое значение. С первых минут француз всем очень понравился, потому что улыбка у него была обезоруживающей, а сам он оказался страшно компанейским парнем.

Но вернёмся к нашему застолью. Мы решили, что будет прикольно, если мы всё организуем, как в прежние студенческие годы, и это нам легко удалось. В ближайшем гастрономе мы накупили всякой малосъедобной еды, расстелили на столе вчерашнюю газету «Правда», прямо на ней нарезали ржавую селёдку, вокруг которой сразу образовалось огромное жирное пятно, на видное место, рядом со «Столичной», поставили банку овощного рагу с грибами. Блюдо это достаточно сложное и для жизни почти безопасное. Сразу скажу, оно на большого любителя, но в студенческие годы мы все были любителями, и овощное рагу ели, будто это от мишленовского повара. Потом мы развернули бессмертные сырки «Дружба», они шуршали фольгой и согревали душу воспоминаниями молодости, потом нарезали толстыми кругами «Докторскую», а следом «Любительскую» и, наконец, наломали ломтями чёрный хлеб так, чтобы у каждого была горбушка.

Запивать решили напитком «Дюшес», хотя это было опрометчиво, но смело! Этот напиток опроверг все законы физики. В одном его литре специалистам удалось растворять не менее двух килограммов сахара, и в этом показателе он утёр нос и «Коле», и «Пепси»! А венчала стол килька в томатном соусе, которая была прекрасным средством для изжоги. В банке она лежала плотно, буквально плечом к плечу! Судя по её удручённому виду, не о таком конце мечтала эта килька. Француз, пока мы сервировали стол, вёл себя стойко, вежливо улыбался, но смотрел на всё несколько настороженно и внимательно осматривал комнату. По-видимому, искал на всякий случай запасной выход и намечал пути отступления. Кажется, в эту секунду он понял, почему их Наполеон не смог одолеть русских! Народ, который пьёт водку, пахнущую, как дешёвое французское средство от тараканов, да ещё говорит: «Хорошо пошла», – и крякает при этом, как утка в свой счастливый брачный период, а потом прямо из банки выуживает кильку… такой народ непобедим!!! Кстати, самое время напомнить, что в качестве русского народа за столом собрались Шульман, Фрумин, Богорад и Крумер…

Сразу скажу, что застолье получилось королевское, и француз показал себя с самой лучшей стороны. Он не сачковал и, опрокидывая «Столичную», тоже крякал и что-то говорил по-французски, наверное, «хорошо пошла!». Мы пили за «Изю Каца и других русских», за встречу и за здоровье, которое не купишь даже во французской аптеке! А третьим тостом выпили, конечно, за прекрасных «шерше ля фам», после чего француз каким-то чудом отыскал Людочкину руку и, практически удержавшись на ногах, поцеловал её, как настоящий француз. Нельзя сказать, что Людочка не пыталась донести до мужа мысль, что ему хватит. Но наступания под столом на ногу он не воспринимал, так как не понимал по-русски.

Закусывал француз хорошо! Вначале сырком «Дружба», и причмокивал при этом, будто ел сыр реблошон. Даже про овощное рагу сказал: «О, это трэ бьен!», что при вольном переводе означает: «Фантастическое, бл@ть, блюдо!» А когда съел кильку в томатном соусе, вообще лишился дара речи – так она ему понравилась.

Вобщем, мы так разошлись, что никак не могли разойтись. И только глубоко за полночь те, кого не сильно штормило, начали развозить по домам тех, кого сильно! Руководила процессом Людочка, которая кроме «Дюшеса» ничего не пила и поэтому могла указать дорогу в гостиницу. Объединив усилия, нам удалось внести француза в номер.

– Это ещё что?! – сурово спросил на входе охранник.
– Это импортная вещь, причём дорогая! – сказали мы.
– Тогда платите госпошлину! – стал поперёк дороги охранник. – А иначе несите эти дрова обратно!

Дав ему на лапу, мы занесли француза в номер. Он требовал продолжения банкета, горланил «Марсельезу» и даже пытался затеять драку, по-видимому, русские корни у него всё же были.

Назавтра мы с самого утра поехали в гостиницу спасать француза. Для этого мы прихватили с собой весь набор необходимых лекарств, среди которых особой лечебной силой обладал огуречный рассол и гранёный стакан «Столичной».

– Делать нечего, придётся опохмелиться! – сказали мы с порога французу, у которого голова была крепко обвязана мокрым полотенцем.

Людочке пришлось долго ему переводить значение этого священного для нас слова. Узнав, что сейчас снова придётся опрокинуть на лоб, француз попросил помочь ему свести счёты с жизнью. Но потом отчаянно крикнул по-французски: «Прощай, Франция!» – и опрокинул в себя стакан. Честно скажу, до этого момента таких квадратных глаз я в своей жизни не видел! Потом француз жадно пил из литровой банки рассол, пока не показалось дно, и после этого, как птица феникс, начал возрождаться. Он расправил поникшие плечи, глаза сверкнули, лицо переставало быть зелёным. Потом он похлопал себя по ногам, потрогал голову, проверяя, по-видимому, всё ли на месте, и, глядя сразу на всех, приложил левую руку к груди и сказал смущённо: «Пардон!». А потом с чисто французским прононсом добавил восхищённо: «Бля, это охуреть!»

И мы поняли, что наш француз – очень крутой мужик и просто настоящий полиглот, если практически всего за одну нашу встречу сумел усвоить столько полезных русских слов! А на следующий день позвонила Людочка и рассказала, что её муж звонил маме в Париж и сказал, что так хорошо, как в городе Шагала, он никогда ещё не проводил время! И Людочка даже начала опасаться, что он попросит тут политическое убежище!
Аркадий КРУМЕР.