Вечером у жены была температура за 38 градусов.
– Надо вызывать врача, – сказал я.
– Надо, – согласилась она и наутро позвонила в поликлинику.
Ей сказали, что врач перезвонит и скажет, какие лекарства принимать, потому что временно на вызовы участковые не ходят из-за большой загрузки, но в пятом окошке будут оставлены талончики на флюорографию и сдачу теста ПЦР. (За это время я выучил много терминов).

Через день нам позвонили из санстанции и сказали, что тест ПЦР положительный, а значит, у вас covid. Ещё через пару дней позвонили мне персонально и предупредили, что я «контакт первой категории и должен находиться на самоизоляции до 8 октября».
Конечно, тревожных чувств после новости из санстанции дома прибавилось, правда, тему болезни мы старались не обсуждать.
Но когда третий или четвёртый вечер подряд температура показывала за 38, а порой и за 39 градусов, жена наконец решила вызвать «скорую». Было понятно, что это больница, а больниц мы боимся.
Опускаю подробности, как жену всё-таки положили в городскую больницу, и перехожу к себе.
Пока жена была дома и я видел, что кому-то хуже, чем мне, это заставляло держаться. А когда жена оказалась в больнице, вскоре «поехал» и я.
Высокой температуры у меня вообще не бывает, не помню такого. А здесь колебалась 35,2 – 35,4. Но усталость буквально вязала руки и ноги. Кашля пока не было (сам себе доктор), и я подумал – отлежусь.
Кашель появился через пару дней, когда невозможно было сделать глубокий вздох.
Я решил, что пора и мне обратиться к врачам. Позвонил в поликлинику. Мы живём рядом с этим учреждением. Меня внимательно выслушали, вероятно, в это время искали в компьютере мою фамилию и не нашли её. Сказали, что на учёте не состою, жена – да, а я – нет. Я ответил, что прописан по другому адресу – у дочки. Мне стали объяснять, что я должен написать бумагу на имя главврача или обратиться в поликлинику по месту прописки. По интонации медработника я понял: лучше обратиться по месту прописки – что вполне понятно при очень большом количестве больных кому нужен ещё один?
Разговор со «своей» поликлиникой напомнил мне недавний разговор жены на эту же тему.
«Принимайте… Соблюдайте… В случае – вызывайте… Талончики на сдачу теста и флюорографию Вам оставят в таком-то окошке…»
Я решил, что завтра займусь этим с самого утра.
Назавтра я понял, что никуда не пойду (или не дойду…). Мне надо отлежаться.
Звонили дочка, друзья. Интересовались моим здоровьем и предлагали лечь в больницу (всё устроят). Но в больницу с собаками не берут. А у нас их две. Это, конечно, была большая проблема, но собаки в чём-то и помогли мне. Заставляли утром и вечером вставать, надевать на лицо одну или две маски, чтобы коварный вирус не выскочил, и выводить их на улицу. Собачьи прогулки поддерживали во мне жизнь.
К еде я стал совершенно равнодушным. Если первые дни ещё пытался что-то съесть, то, не помню, на какой день, утром приготовив обычную яичницу и несколько раз глянув на неё, отдал собакам.
Я выпивал днём пару стаканов воды (старался больше – не лезло) и на ночь ставил рядом с собой стакан с водой.
Вкус я не потерял, и это внушало оптимизм. По совету израильской сестры нарезал несколько долек лимона, залил кипятком, положил ложку сахара, и когда этот напиток чуть-чуть остыл – попробовал. Мне он понравился, прежде лимон с сахаром не был таким приятным. Это стало ещё несколькими стаканами жидкости, которые я выпивал днём и ночью.
Мой вес, я не худенький, с каждым днём стал буквально «убегать» от меня. Это было заметно при каждом подходе к зеркалу – утром я мылся, брился, переодевался. Износил всё, что можно было. Стирку не затевал, на неё точно не было сил. Достал рубашку, наверное, пятнадцатилетней давности. В то время я был намного стройнее. Рубашка висела в шкафу давно не востребованная и ждала, когда её отнесут на дачу. Я надел её – она повисла на мне, как на вешалке.
Но самым страшным испытанием становились ночи. Мало приятного лежать одному, не совсем здоровому, ночью в квартире, уставившись глазами в потолок. Самые страшные мысли в голову не приходили, но хватало и других.
Во мне что-то происходило, я впадал в состояние то ли сна, то ли отключался от реальности. Начинались галлюцинации, видения, от которых трясёт до сих пор... Всё это было… Не хочу вспоминать…
Потом я всё-таки засыпал (в привычном смысле слова), а утром была такая сухость во рту, что я с трудом мог пошевелить языком, и такое чувство, что во мне работал химический завод по переработке какой-то гадости.
Я постоянно принимал лекарства: пил порошки, настои трав (растущих, наверное, от Владивостока до Бреста), полоскал горло – делал всё, что советовали друзья-врачи, с которыми контактировал по телефону. Если бы не эти порошки и травы, не знаю, выкрутился бы я из болезни или нет.
В дни этого кошмара умер мой друг. Болезнь катком проехала по его семье. Хоронили с открытой площадки, я решил, что обязан прийти, попрощаться, положить цветы.
Использовал все предосторожности, чтобы не дай бог никого не «наградить»: маски, перчатки, никакого транспорта. От дома до места прощания приблизительно километр.
Я немного опоздал, но цветочки положить успел и засобирался обратно.
Прошёл, наверное, метров пятьдесят. Идти надо было под горку. Почувствовал, что дальше не могу – кашель, не хватало воздуха, и сердце как будто вырывалось наружу.
Кое-как, раз десять садясь на лавочки, я добрался до дома. Рубашка была мокрая. Увидев меня, даже собаки не стали скулить и проситься на улицу.
Я серьёзно заволновался. Вечером позвонил друзьям. Они в приказном порядке сказали: «Решай вопрос с собаками – и в больницу». «Хорошо», – согласился я.
Не знаю, от самочувствия или волнения, но «сломался» я в тот вечер рано. Вывел собак на улицу часов в восемь, потом улёгся и, накрывшись двумя одеялами, отрубился.
За ночь просыпался раз пять-шесть, потом снова засыпал. Окончательно проснулся под утро. По привычке потянулся за стаканом с лимонной водой. И замер... Перебивая все запахи «химических комбинатов», к которым я привык за эти дни, ко мне пробивался запах… куриного бульона. Я подумал, это очередная галлюцинация, сел на диван, тупо смотрел на стакан с водой. Прошло три-пять минут, вкус куриного бульона стал немного слабее, но никуда от меня не уходил. Я снова лёг на подушку, и первый раз за всё это время пробились какие-то приятные воспоминания.
…Мне, наверное, годика три или четыре. Мы жили в деревянном доме с русской печкой, кухней, двери которой выходили прямо во двор, и крыльцом в три высоких ступеньки. Бабушка, она была главным поваром в семье, готовила всё или в русской печке, или на керогазе. Но больше в печке – из экономии, хотя так действительно было вкуснее. Родители куда-то ушли. Был конец осени или начало зимы. Ещё не поздно, но за окнами темно, в кухне горела лампочка, которая висела почему-то без абажура. Мы с братом сидели на скамейках за столом, сколоченном из досок – мебель на кухне была самодельная. Бабушка ухватом достала из русской печки чугунок, открыла его – и вся кухня наполнилась запахом куриного бульона. Передать эти ощущения я не смогу. Слов не хватит… Бабушка налила нам с братом по тарелке бульона, и мы с белой булкой стали его кушать.
…Прошло больше шестидесяти лет. С тех пор я ни разу не встречался с этим запахом. А может, просто не обращал на это внимание.
И вот сейчас, лёжа на подушке с закрытыми глазами, я видел тарелку бульона, по которому, как кораблики, плавали жёлтые островки жира. Я увидел себя маленьким, вспомнил, как всунул палец в тарелку, а потом облизал его, и бабушка сказала, что бульон пальцами не едят.
Не знаю, какая сила подняла меня с дивана. В эти дни вставал я с трудом: лежал несколько минут, готовился опустить ноги на пол, как будто мне надо было поднять штангу. А здесь буквально подскочил и пошёл к холодильнику. В морозилке запасов продуктов у моей жены на среднюю арктическую экспедицию. Я стал перебирать куски замороженного мяса, чего-то ещё замороженного в пакетах, пока не наткнулся на небольшой кусок курицы. Я положил его в раковину, включил воду, чтобы он быстрее разморозился.
Собаки, окончательно сбитые с толку моим поведением, стояли в дверях кухни и, не отрываясь, смотрели на меня. То, что с их хозяином что-то происходит, они уже давно поняли, но сейчас были полностью обескуражены моим поведением. То не ел ничего столько дней и нас кормил, как-то странно, думали они, то посреди ночи пошёл на кухню что-то варить. Ну разве нормальный хозяин будет так поступать?
Когда мясо разморозилось, я ещё раз промыл его, налил в большую кастрюлю воды и, насыпав туда соли, поставил на газ. С кухни не уходил. Не потому, что боялся, что без меня
бульон не сварится, я просто думал, прилягу на минутку – усну. Всё выкипит…
Через какое-то время из кастрюли стал пробиваться запах куриного бульона. Это был далеко-далеко не тот запах, который я хотел
услышать, скорее, его слабенькие отголоски. Но всё же… Я почистил морковку, натёр немного прямо в кастрюлю, потом нашёл контейнер с домашней лапшой и две пригоршни отправил в бульон.
Ещё минут двадцать обменивался взглядами с собаками. Они уже давно учуяли запах и буквально танцевали на кухне, решив, что сейчас начнётся новая жизнь.
Я опустил в кастрюлю несколько листочков лаврового листа и выключил газ. Запах куриного бульона набирал силу. Я вынес кастрюлю на балкон, чтобы бульон остудился.
Моё терпение заканчивалось. Минут через двадцать я вышел на балкон, снял крышку с кастрюли, бульон закрывала жёлтая плёночка жира. Запах был другой, не тот, из детства, но сильный и приятный. Я даже пригнулся, чтобы вдохнуть его как можно глубже.
Один знакомый спросил у меня: «Что это была за курица?». «Бройлерная», – ответил я, чем сильно разочаровал его. Разве настоящий еврейский куриный бульон варят из бройлерных куриц? Мне трудно было ему объяснить, что этот бульон варился не только на газовой плите, но и в моей голове.
Я налил тарелку бульона и почувствовал, что с каждой его ложкой ко мне возвращаются силы. Понемножку, по чуть-чуть, но возвращаются, а не убывают. Это не литература! Мне так казалось, я имею на это право.
Утром я съел ещё одну тарелку бульона и даже собак накормил курицей и лапшой, которую добавил к их обычной еде – ливерной и паштетной колбасе.
– Когда в больницу? – спрашивали друзья.
– Как только... – отвечал я.
Собак определить оказалось не так-то просто, или я уже не очень стремился к этому и оставался дома.
Куриный бульон стал моей пищей на ближайшую неделю. Через день я стал добавлять в тарелку кусочки мелко нарезанного мяса. Кушал бульон три-четыре раза в день. Толще не стал, но и вес перестал от меня «убегать».
Правильно считают, что куриный бульон – это лучшее народное лекарство. Конечно, не одно оно помогло мне встать на ноги. И разные таблетки, порошки, которыми был завален стол, и забота родственников и друзей, и сам организм, который не хотел так просто сдаваться. И бабушка, та самая, чей бульон я вспоминал. Наверное, она решила, что мне ещё рано к ней.