Журнал «Мишпоха» продолжает публиковать расшифрованные записи дневника профессора Льва Рудольфовича Когана.
Предлагаем Вашему вниманию страницы, посвящённые людям, практически забытым сегодня: Фругу – еврейскому русскоязычному поэту и публицисту конца XIX- первой половины XX века, и основателю национального спортивного общества «Маккаби», общественному деятелю Грановскому.
Ян Топоровский
ФРУГ
Этот доклад-портрет я прочитал почти экспромтом: о поэте С. Фруге *, вскоре после его кончины. Я не очень любил его стихи, они сильно отдавали эпигонством, ни образы, ни ритмы не впечатляли сколько-нибудь значительно, но это был честный поэт, не знавший компромиссов со своей совестью.
У него было две любви, и он об обеих говорил полным голосом: Фруг любил свой (еврейский – ред.) народ, печалился его печалями и радовался его радостями, и Фруг любил Россию, но не Россию Романовых и Марковых, а Россию Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Л. Толстого. Он писал только по-русски и в 80-90 гг. (XIX века. – ред.) отражал настроения русской интеллигенции, пожалуй, не меньше, чем Надсон. Тогда имя Фруга пользовалось известность в литературных кругах, и его стихи печатались во многих журналах и сборниках. В девяностых годах политическая реакция, погромы, болезни придушили его. Он всё больше сосредотачивался на теме о трагедии еврейства, и это явно ограничивало для него возможность печататься. Он выпустил четырёхтомник своих сочинений в одном из одесских издательств и после этого почти замолчал. Тяжёлая сердечная болезнь подтачивал его и без того угасавшие силы. Человек всегда замкнутый и малообщительный, он томился в одиночестве. От страданий его избавила только смерть. Многие удивились, узнав о его смерти, думали, что он давно уже умер.
Смерть Фруга всколыхнула интерес к нему в среде еврейской интеллигенции. Общество вспомоществования нуждающимся ученицам гимназии госпожи Копп ** первое предложило устроить литературный вечер памяти Фруга. Это были бы первые и достойные поминки по писателю, и такой вечер мог к тому же дать большой сбор, если бы… если бы, как говорили на заседании правления, за доклад взялся я.
К этому времени, я уже пользовался в Одессе известностью как лектор, и к тому же заправилы вызнали откуда-то о моём знакомстве с Фругом, следовательно, можно рассчитывать на воспоминания.
Госпожа Копп выступила против этого плана, т.к. у нас испортились отношения, но члены правления с ней не согласились и обратились ко мне. Я согласился, т.к. считал, что почтить память Фруга необходимо, но никто, кроме общества, за это не брался. Опасения г-жи Копп заставили меня рассмеяться, и я сказал посланцам, что, хотя в её бабьем царстве пригрето немало сплетен, я продолжаю считать её гимназию лучшей из всех еврейских женских учебных заведений, с удовольствием вспоминая о своей работе в гимназии и рад помочь её ученицам. Только в одном я разочаровал своих собеседников: это насчёт моего знакомства с Фругом.
Я только один раз встретился с ним недели за три до его смерти.
Тогда я, Бялик *** и Равницкий **** собрались издать на русском языке книгу для чтения по истории еврейского народа, состоящую из законченных эпизодов или глав из художественных произведений русских и иностранных писателей. Материал набирался интересный, но разнокалиберный и разностильный. Необходим был редактор – профессиональный писатель, хорошо знающий русский язык, обладающий вкусом и тактом. Думали мы долго, кого бы привлечь к этому делу. Я посоветовал К.Б. Бархина *****, но тут Равницкий вдруг вспомнил о Фруге. Бялик тотчас согласился с ним, и на следующий день я и Бялик отправились к Фругу для переговоров.
Нам открыла дверь какая-то седая дама. Она сказала, что Фруг болеет, но что она доложит ему. Через несколько минут она вернулась и сказала, что Фруг просит нас пожаловать в кабинет, но предупредила, что Фругу запрещено много говорить и, что он вообще быстро утомляется.
Фруг встал из кресла нам навстречу. Бялик поспешил усадить его и представил меня. Фруг шепнул: «Я рад» – и хотел протянуть мне руку, но не смог.
Бялик, по обыкновению увлекаясь, но кратко изложил наш план. Фруг сидел неподвижно и, казалось, слушал совершенно равнодушно, думая в это время о чём-то другом, о своём. Внешне он производил очень тяжёлое впечатление. Совершенно лысая голова, гладко выбритое лицо с небольшими усами над бескровными губами, потускневшие глаза, длинная жилистая шея, вся в складках, впалая грудь и руки страшные совершенно белые руки! Всё в нём говорило: не жилец на этом свете.
Бялик в несколько минут сообщил свои соображения и просил меня дополнить, если нужно, какими-нибудь сведениями. Фруг перевёл на меня свои равнодушные глаза. Я пробормотал несколько фраз. Наступило молчание. Долгая минута!
Наконец Фруг тяжело вздохнул и тихо заговорил:
– Благодарю вас раньше всего за память обо мне. Меня забыли, никто ко мне не приходит. И вдруг, оказывается, помнят и даже за делом приходят. Это так радостно, так ободряет! Только, к сожалению, ничем вам помочь не могу. Я болен – сами видите! И редакторская работа не по мне, никогда ею не занимался.
Мы извинились за принесённое беспокойство и стали прощаться, не позволив ему встать с кресла.
– Ещё раз спасибо, – сказал он на прощание, – за то, что не забыли меня.
На лестнице Бялик вдруг остановился и с ужасом сказал мне:
– Да ведь это живой мертвец!
Вот и всё мое знакомство с Фругом.
Работа над докладом – вернее, развернутым некрологом – о Фруге отняла у меня не более двух дней. Материал удобно укладывался в чёткие рубрики, и из него вырастало достаточно привлекательная фигура поэта-народолюбца, который имел бы полное право сказать о себе: мой стакан невелик, но я пью из моего стакана.
Характер литературных поминок потребовал некоторой торжественности и несколько повышенного эмоционального тона. Для этого в докладе всё было приспособлено заранее, и я точно предугадал места и фразы, которые вызовут наибольшую реакцию слушателей
Контакт с аудиторией (большой зал «Унион» был совершенно переполнен, и даже в проходах стояли дополнительные стулья) ясно обозначился с первой же минуты. Доклад имел бурный успех, и мне пришлось в ближайшие же время повторить его несколько раз в других аудиториях.
Похоже госпожа Копп сочла долгом лично поблагодарить меня за помощь гимназии.
Фруг помог.
ЛЕВ КОГАН
Примечание публикатора
* С. Фруг – Семён Григорьевич – (Шимон) Фруг, еврейский писатель,1860, колония Бобровый Кут, Херсонская губерния — 1916, Одесса.
** Копп – Тереза (Тамара-Таня) Евгеньевна Копп, основатель частной женской гимназии в Одессе, урож. Жаботинская, 1882 – 1960? – старшая сестра Владимира (Зеэва) Жаботинского.
*** Бялик – Хаим-Нахман Бялик, еврейский поэт, – 1873, Ивница, Житомирский уезд, Волынская губерния, Российская империя, – 1934, Вена.
**** Равницкий – Иегошуа Хоне Равницкий, еврейский писатель, издатель, 1873, Одесса – 1944, Тель-Авив.
***** К.Б. Бархин – Константин Борисович Бархин, педагог, методист по русскому языку, профессор, – 1876, Бобруйск, Минская губерния, Российская империя. – 1938, СССР.
Рукопись Льва Когана расшифровал и подготовил к печати Ян Топоровский
ГРАНОВСКИЙ
Природа издавна – любительница странных парадоксов и опасных шуток. Логика для неё не существует; она, подобно капризному художнику, разрушает в припадке озлобления то, что создано ею же так гармонично и красиво. Солдат, пощажённый в течение нескольких лет вражьими пулями, умирает от укуса мухи; здоровый крепкий юноша, атлет, погибает от тифа, который щадит девяносто больных из ста!
Дикие парадоксы!
Я узнал о болезни Грановского за день до его смерти. Мне сообщили, что положение его опасно; почти безнадёжно. Признаваться, я не поверил: ещё незадолго до того, меньше, чем за две недели, я видел его на заседании сионистской общинной фракции и долго беседовал с ним. Он пришёл таким здоровым, бодрым, весёлым, так заразительно смеялся, что трудно было предположить, чтобы в нём уже таились страшные семена разрушения.
Что меня всегда особенно привлекало в Грановском – это его «воля к жизни», жизненный задор, инстинктивная радостность; жизнь в нём пела, и каждая частица этого молодого упругого тела, казалось, дышала радостью бытия.
Казалось, он создан был для того, чтобы без оглядки пользоваться жизнью, вдыхать её пьянящий аромат, смело и дерзко срывать её цветы и во всём и всегда раньше всего чувствовать своё красивое «я».
Но это не так. В нём гармонично сплелось «я» индивидуальное с «я» национальным. Сам сильный и красивый, он хотел привить и другим силу и красоту. До глубины души еврей, он хотел, чтобы и другие евреи чувствовали себя евреями (ужасный парадокс нашего голутного бытия!). Дышавший родным воздухом родной Палестины, он хотел, чтобы и в голуте его братья почувствовали хотя бы издали его бодрящее дуновение.
Так родилась в его душе идея «Маккаби».
Всякая спортивная организация – полезное дело; национальная спортивная организация – великое дело; еврейская спортивная организация – подвиг. Нужно ли это доказывать?
В 24 года создать большую идею и воплотить её в жизнь, повести еврейскую молодёжь к здоровью, силе, радостной уверенности в вечной национальной жизни – и самому сгореть от тифа! Это ли не парадокс, это ли не злобная насмешка смерти над жизнью?
О, этих насмешек нам не перечесть! Вся наша история с давних пор была панихидой по нашим стремлениям и надеждам. Наиболее известная нам песня – заупокойная молитва. Но мы отстаивали панихиды, со скорбью выслушивали заупокойные, и… продолжали жить. До сих пор история была для нас смертью. Мы сами были жизнью. История лишила нас отчизны, мы ответили ей Герцлем; она бросила нас в изгнание, мы отвечаем ей ежедневно: «Домой!». Нам говорили чужие и даже братья: «Вы – не народ». Мы отвечали: «Палестина – наша!» И скоро мир увидит, как в результате этого чудовищного, тысячелетнего поединка между жизнью и смертью – победить жизнь.
Смерть побеждает личность, и только! Идею и национальную волю – не сломить никакой силой.
Маккабийцы! Смерть сломила Грановского. Ответьте ей; создайте сотни Грановских – сильных, красивых, смелых, стойких!
Я знаю: будет время (и скоро уже) – и над гробницей Грановского (не здесь в голуте, а в Палестине – ибо там ей место) раздаётся сильная и радостная песня палестинских маккабийцев – песня бодрого призыва и гордой силы. «Мы победим!»
ЛЕВ КОГАН
От публикатора
- Яков Грановский – основатель Маккаби
- Данное воспоминание (некролог) Льва Когана под названием «Поединок», было опубликовано в журнал «Маккаби», №№ 8-9, 1918, Одесса
Рукопись расшифровал и подготовил к печати Ян Топоровский
