Мне довелось родиться в семье выживших в Катастрофе.
В детстве я не совсем осознавал это, относя некоторые поступки папы к чудачествам.
Например, его беспокойство при виде нашей редкой фамилии в газетах.

Он тут же начинал искать автора статьи, выясняя адрес фигуранта. Выяснив, он садился за письмо очередным Лиснянским, созванивался с ним, а то и встречался, что не всегда было легко (Советский Союз был страной немаленькой) и, в очередной раз, убедившись в том, что это не родственник, возвращался разочарованным. Он не мог поверить слухам, что выживших нет.
– Ну не могли же они убить мою бабушку, она же была совсем старенькая! И детишки... Наверное, просто потерялись, война всех рассеяла. Надо искать!
Мама его никогда не отговаривала и не успокаивала. Она, будучи человеком рациональным, хорошо знала судьбу своей семьи, своей бабушки и дяди с тётей, оставшихся в Витебске, своих двоюродных брата и сестры. И никаких иллюзий в отношении папиных родственников не питала.
Их семьи не менее двух веков жили на одной территории, которая частенько меняла название: то – Полоцкая губерния, то – Белорусская, то – Витебская. Она сейчас раскинулась на три страны. Мамины корни из Двинска (ныне Даугавпилс, Латвия) и Беларуси (Ляды и Витебск), а папины – из местечка Юховичи Россонского района, Полоцка (все Беларусь) и, ныне российских, Себежа и Великих Лук.
Восемь лет тому назад я получил письмо от жителя Риги С. Смоткинаса. Его отец, майор, уроженец м. Юховичи, во время войны оказался в родных местах и узнал о страшной судьбе оставшихся там родственников. Узнал он и имена двух местных жителей, пособников немцев, одного из которых, к ужасу сослуживцев, застрелил на месте. Узнал и то, что активистов среди соседей было не так много и немцам для своих целей приходилось выписывать «специалистов» из соседних Литвы и Украины. А после войны он поднял архивные данные и напечатал поименный список убитых евреев местечка Юховичи. Вот этот список я и получил от его сына, однофамильца моей бабушки, Нихамы-Эстер Смоткиной, с латышским окончанием – «ас».
Увы, мой папа оказался неправ. В перечне расстрелянных (никогда в жизни не видел свою фамилию в таком количестве) были и старики, и младенцы. Были и мои прабабушки и те, чью степень родства я так и не смог определить.
Они никому не вредили, не мешали, их нищенские состояния, их земли и дома никому были не нужны (факт, что никто их не занял), ничего рационального в их уничтожении не было, но все они были убиты, согласно плану – странной фантазии, пришедшей в голову любителям фантастики. Таким вот образом чьи-то мечтания вошли в мою жизнь. И не только в мою.
Мне странно, что сегодня некоторые израильтяне, в том числе, и русскоязычные, не понимают разницы между неизбежной и, чаще всего, нежеланной гибелью людей на войне и систематическим, заранее спланированным, тотальным уничтожением народа – исключительно по признаку его национальной принадлежности.
Похоже, постмодернистская драматургия, в которой нет «своих-чужих», затуманила им здравый смысл, позволяющий отделить фантастику от реальной жизни.
А в реальной жизни есть таки чужие, которые тоже любят литературу, и смело ставят свои пьесы под открытым небом Беларуси, Польши и Румынии. Поставили бы и в Израиле, да реалии не позволяют.
Возможно, они, любители постмодернизма, никогда не получали «списка майора Смоткина» со своими фамилиями. Возможно, им неизвестна судьба их прабабушек.
Нам известна.

Илья Лиснянский,
Израиль