В последнее время человеческая жизнь стала гораздо продолжительней, чем когда бы то ни было раньше. Тем не менее, жизнь длинной в сто лет, даже и сейчас, все ещё остается явлением достаточно редким. И как раз это редкое явление – те самые сто лет, выпали Александру Симоновичу Шванштейну, ему уже исполнилось девяноста девять и перевалило на сотый.

Родился он в далёком 1924 году в Витебске, в семье Эльки и Симона Шванштейнов. Детей у них было трое, кроме Саши ещё двое младших – сын Боря и дочь Фаня. В то время дедушка с бабушкой ещё были живы и жили вместе с ними. Элька смотрела за хозяйством и растила детей, а Симон, как и многие городские евреи занимался извозом.

Это были первые годы советской власти, когда в жизни людей, практически менялось всё, в том числе и отношение к религии. Тем не менее, многие всё ещё продолжали верить, хотя это уже было не настолько массово. В их семье действительно набожным был только дед Эле. В памяти ребёнка он так и остался молящимся, облачённым в талес.

На 5-й Городокской, в районе костёла Святой Варвары, у них было два деревянных дома, в одном из них они жили сами, другой – сдавали внаём. Незадолго до войны его снимала семья Эммы Гард, младшая дочь которой Фаня училась в Ленинграде.

Саша ходил в 7-ю Сталинскую школу, она сохранилась и сегодня – это № 27 средняя школа. В этой школе был струнный оркестр, и Саша играл в нём на мандолине и балалайке. Как-то раз друзья из оркестра затащили его в клуб Клары Цеткин, он тогда находился примерно на месте нынешнего Белорусского государственного академического театра имени Якуба Колоса. В клубе был организован детский ансамбль песни и пляски Красной армии. Сашу в этот ансамбль сразу приняли и выдали военную форму – сапоги, гимнастерку и портупею. Однако долго играть в ансамбле ему не пришлось, как-то, придя на репетицию, он узнал, что их учитель арестован, поскольку оказался «врагом народа». И было совершенно непонятно, как такой доброжелательный интеллигентный человек, и вдруг мог стать «врагом народа». Но, к сожалению, вскоре такие события начали происходить всё чаще и чаще.

Однажды ребята во дворе костёла играли в футбол, Сашка стоял на воротах. Неожиданно прибежал знакомый пацан и шепнул ему на ухо: «Беги домой, там возле вашего дома эмка стоит с энкавэдэшниками». Саша попросил пацана стать вместо него и уже через минуту был дома. Действительно на улице стояла чёрная машина, за рулём сидел человек в военной форме, из их второго дома два энкавэдэшники вели Эмму Гард. Одета она была странно – в середине лета на ней были валенки, зимнее пальто и пуховый платок. Заметив Сашу, она тихо прошептала: «Сашенька расти хорошим человеком». И опять же было непонятно, чем могла навредить советской власти старшая сестра-хозяйка инфекционной больницы. А спустя несколько месяцев у них в школе арестовали учительницу истории, цыганку по национальности.

То, что происходило с людьми в эти годы, дети естественно, понять не могли, а спросить было не у кого. Взрослые знали или, по крайней мере, догадывались, но все молчали – боялись говорить. Такое было время.

А потом пришла война. Саше уже было семнадцать. Ему запомнился гул самолётов, от которого он проснулся. Этот гул непонятным образом висел в воздухе и никуда не уходил. Это, скорее всего, волна за волной шли на восток армады немецких бомбардировщиков.

Война быстро приближалась к Витебску. Через две недели отзвуки боёв уже были слышны в городе. Пятого июля к ним прибежал мамин брат Беня: «Собирайте вещи, всё, что сможете унести и бегите на станцию. Есть возможность эвакуироваться».

Коё-какие вещи и документы собрали быстро и через полчаса уже были на станции. Из дома ушли впятером – отец с матерью и трое их детей. Дед умер ещё в тридцатых, а бабушка Хая-Сора как раз в это время пошла к дочке Любе, которой, кстати, в тот момент уже в городе не было.

На стации стоял вагон, загружённый ящиками самых разных габаритов. Это их родственница Анна Ефимовна Соломоник, работавшая заместителем директора Витебского областного краеведческого музея, вывозила музейные экспонаты. В этом вагоне они и покинули город.

Когда добрались до Городка, Симон хотел было вернуться, отыскать мать, но Бениамин с другими мужчинами скрутили его – вернуться в город, вне всякого сомнения, означало погибнуть. Подобные случаи, когда, в той неразберихе кто-то терялся, происходили сплошь и рядом.

Состав двигался очень медленно, пропускал по пути воинские эшелоны. В Великих Луках попали под бомбёжку. Стация и вокзал были полностью разбиты, на вокзальной площади валялись лошади с вздувшимися животами. От вражеских бомб дети прятались под вагонами – другого укрытия для них практически не было.

А дальше, вплоть до самой Казани уже добрались без особых приключений. В Казани музейные экспонаты принять отказались. Ящики вынуждены были перегрузить на пароход и спустить вниз по Волге до Саратова. И уже там Анна Ефимовна, в конце концов, сдала их в местный музей. А после, судьба разбросала всех, как говорится, по разным городам и весям. Шванштейны оказались в городе Аткарске Саратовской области.

Вначале семью определили на квартиру в частный дом. Увидев их, хозяйка выразила удивление: «Мне сказали, что приведут каких-то евреев, а вы оказывается обычные люди, такие, как и мы». Позже им выделили отдельную квартиру по улице Аткарской в доме номер одиннадцать. Поразительно, что Александр Симанович помнит этот адрес по сегодняшний день.

Жизнь на новом месте потихоньку налаживалась. Родителей направили на работу в колхоз, младшие дети пошли в школу, Саша устроился мотористом в баню. Там, перед отправкой на фронт, мылись маршевые роты, и ему в это время нужно было закачивать в баню воду. А спустя несколько месяцев совершенно незнакомый человек, собиравший по городу для переплавки металлолом, устроил его на военный завод.

На заводе, после недолгого обучения, Саша начал точить на токарном станке мины, диаметр которых пятьдесят миллиметров, согласно калибра миномётного ствола, надо было выдерживать строго. Их обработка осуществлялась в три этапа – точился корпус, обрезался торец, и уже на другом станке нарезалась резьба для взрывателя. Саша быстро отыскал способ, позволивший делать это гораздо быстрей и на одном станке. За это ему выделили в заводской столовой бесплатные обеды. А как-то раз к его станку подвели военпреда. Генерал похвалил парнишку, поднял его и поцеловал в лоб.

В армию Сашу забрали в сорок втором, он попал в войска химзащиты. После учебки, по пути на фронт их эшелон остановился в Аткарске и его отпустили попрощаться с родными.

Дома он застал только сестрёнку, отец был на лесозаготовках, мать на рытье окопов. Сталинград всё-таки был рядом. Борис в это время работал на маслозаводе. Когда охранник привёл его к Саше на проходную, на вопрос кем он работает, Борис отмахнулся, какое, мол, это имеет значение. Однако, стоявший неподалеку охранник, уточнил, что Борис у них не просто механик, а главный механик завода. А ведь мальчишке тогда ещё не было и шестнадцати.

В сорок третьем фронт продвигался по Украине. За всю войну, войска химзащиты не разу не были задействованы по назначению – немцы газы применить не рискнули. И по всем фронтам войсками химзащиты замещали иные части: стрелковые, строительные, саперные. Сашин батальон, отчасти выполнял работу войск НКВД. Следуя во втором эшелоне за первой линией, он прикрывал тылы и зачищал, попавшие после наступления за линию фронта, недобитые остатки немецких частей, банды бандеровцев и бывших полицаев. Нередко приходилось отбивать воздушные атаки. Стреляя по самолётам без перерыва из винтовок, они не давали немецким штурмовикам снизиться для точной бомбёжки или обстрела.

В одном из боёв Сашу контузило. Очнулся он в госпитале в полной темноте совершенно слепым. К счастью, вскоре зрение вернулось. Однажды, проснувшись, Саша почувствовал, что через закрытые веки пробивается свет, но непонятно откуда возникший страх мешал открыть глаза. Когда же, в конце концов, он всё же решился, в него словно ударило молнией. Произошло это ровно через месяц и тринадцать дней после контузии.

В сорок пятом война закончилась. Начались сокращения в армии. Сашу командировали в Москву, в главное управление, доставить документы о расформировании их части. Для надёжности ему выдали пистолет, и как оказалось, лучше бы этого не делали, потому что пистолет у него по дороге «сперли». От трибунала Сашу спас его командир, подполковник Давшан, причём стоило это ему немалых усилий.

После войны Саша ещё два года прослужил в Москве на аэродроме ГВФ. В то время в гражданской авиации тоже служили военные. Он был старшиной светомаячного взвода, который обслуживал световые приборы, определявшие направление самолётам при посадке в ночное время.

Демобилизовался он в сорок седьмом году.

Мирная жизнь началась с возвращения в Аткарск. А оттуда уже вместе со всеми в разрушенный войной Витебск. Жить было негде, там, где когда-то стояли их дома зияли две воронки от снарядов. На улице Революционной, неподалеку от пивзавода они купили маленький уцелевший домик, в котором и поселились всей семьей. День ушёл на обустройство, а уже на следующий Саша отправился становиться на комсомольский учёт. Работы в разрушенном городе не было, но секретарь райкома комсомола пообещала ему в этом помочь. Сначала она предложила устроить его в продовольственный ларек, от чего парень отказался сразу. Тогда девушка предложила ему занять место инструктора ДОСААФ в Первомайском районе. И это Сашу вполне устроило. Он, как всегда, с энтузиазмом включился в это новое для него дело – собрал молодых ребят и начал готовить их к службе в армии.

Вот только начальство его стараний почему-то не оценило, и вскоре на его голову посыпались выговоры и нахлобучки. А он никак не мог понять почему, пока это не прояснил его коллега из Октябрьского района. Узнав, чем Саша занимается, он долго смеялся, а после сказал, что его ещё мало ругают – самому заниматься людьми не нужно. Его дело собирать отчёты о работе на местах, с предприятий, учебных заведений, и этим отчитываться перед начальством. Так неожиданно выяснилось, что эта, на первый взгляд живая работа, в действительности оказалась канцелярской. Поэтому в ДОСААФе Саша надолго не задержался – писать и разбирать бумажки было не в его характере.

Всю свою дальнейшую трудовую деятельность Александр Симонович связал со швейной промышленностью. Сначала он ушёл в швейную артель «Победа». Располагалась она тогда на берегу Двины где-то в районе бывшего Дома культуры Витебского района. Устроиться туда ему помог Иофик, в ансамбле которого он танцевал и играл на музыкальных инструментах. В артеле «Победа» после трёхмесячного обучения он начал работать механиком по обслуживанию и ремонту швейных машин, а спустя какое-то время стал главным механиком.

Вскоре, будучи уже в этой области специалистом, Александр Симонович какое-то время работал главным механиком на второй швейной фабрике, сегодня это объединение «Витебчанка». В конце сороковых она ненадолго влилась в состав фабрики «ЗИ», но вскоре это сочли нецелесообразным и фабрики вновь разделили. Но Александр Симанович, в результате, оказался не у дел. Его оставили на «ЗИ» подменным мастером, замещать ушедших в отпуск мастеров из различных цехов. По счастью это не длилось долго. Ему случайно встретился и пригласил к себе главным механиком, директор швейного ФЗУ Александр Григорьевич Рыжик. Это ФЗУ впоследствии преобразовали в ПТУ №29, и здесь он уже проработал, вплоть до выхода на пенсию.

Как это не раз случалось прежде, на новом месте, Александр Симанович не ограничился только прямыми обязанностями. Всю жизнь он уделял большое внимание художественной самодеятельности и сам в ней всегда активно участвовал. И в ПТУ, он вскоре тоже организовал танцевальный коллектив, который впоследствии выступал на самых разных сценах и постоянно занимал первые места в республиканских конкурсах.

Непосредственно по его рекомендации на Оршанском заводе швейных машин выпустили знаменитую 1022М, собрав в ней всё лучшее из двух предшествующих ей моделей.

Примерно в пятидесятом, а может в пятьдесят первом году. Александр Симанович познакомился с Диной Лившиц – бухгалтером из Октябрьского РАЙОНО. Через год они поженились и прожили, как говорят, дружно и счастливо долгих шестьдесят семь лет. У них родились две девочки: Люда и Майя. Майей её назвали в честь дня, в который она родилась – первого мая. 

На пенсию Александр Симанович вышел в 2003 году, ему было тогда, без одного года, восемьдесят. Но, даже, несмотря на это, отпускать его не хотели и всячески уговаривали остаться.

Оказавшись, в конце концов, на заслуженном отдыхе, он всё равно никогда не оставался без дела. Ремонтировал всё, чтобы ему не принесли соседи или знакомые, обшивал сайдингом вновь купленную дачу, и ещё до девяноста двух лет продолжал водить машину.

20 апреля 2024 года ему исполниться ровно сто лет. Не забудьте поздравить Александра Симоновича с юбилеем.

Семён Шойхет