До 30 июля 1964 года деревня Нарочь (с 2005 года – агрогородок) называлась Кобыльник. Находится в Мядельском районе, центр Нарочского сельсовета, в живописном окружении озёр, в 20 км северо-западнее Мяделя, в 29 км от железнодорожной станции Поставы.

Кому-то из руководства Белорусской ССР в середине 60-х годов древнее название Кобыльник не понравилось, решили, что оно неблагозвучно, и местечко (или уже деревню) переименовали. Но местные жители по-прежнему от старого названия не отказываются и по привычке называют деревню Кобыльник.
Есть разные версии происхождения названия. Согласно первой, когда-то здесь была знаменитая ярмарка, где торговали лошадьми, и в первую очередь кобылами – для приплода. Вторая версия гласит, что раньше сюда со всех соседних деревень приводили провинившихся. Здесь стояла лавка для наказания, которая называлась «кобыла». Провинившегося клали на эту лавку и секли розгами. Таким образом, и появились Кобыльники. Третья версия более литературная. В энциклопедии написано, что молчаливого, терпеливого и трудолюбивого человека раньше иронично называли «кобылка» (пока тащит – запрягай, когда умрёт – ничего не поделаешь). Отсюда и Кобыльник – место, где жили молчаливые, трудолюбивые и терпеливые люди.
В XV веке Кобыльник упоминается в летописях не как деревня, а как городок. Он принадлежал князьям Свирским.
Скорее всего, первые евреи поселились в местечке в XVII веке. Говорят, что на старинном еврейском кладбище, а в Кобыльнике и Свире самые старые еврейские кладбища в Нарочанском крае, встречались мацевы 250-летней давности.
Меир Свирский (однофамилец княжеского рода), довоенный житель местечка Кобыльник, чудом спасшийся во время расстрелов еврейского населения в годы Холокоста, в послевоенные годы – активный участник землячества, члены которого живут по всему миру, собиравший по крупицам историю родных мест, переписывался со своим земляком Чеславом Касперовским, жившим в Санкт-Петербурге. В письме, полученном в 2007 году, есть такие строки: «В 1948 году, находясь у колхозного управления с машиной ГАЗ (полуторка) и получив задание на выполнение определённой шофёрской работы по перевозке какого-то груза, ко мне подошёл интеллигентного вида мужчина средних лет, представившись кандидатом исторических наук из БГУ, и попросил, чтобы я указал месторасположение еврейского кладбища. Подвёз его на машине к концу Поставской улицы, непосредственно к дому моего дяди – к Осипу Касперовскому, и попросил, чтобы дядя ознакомил его с кладбищем. После выполнения моего шофёрского задания я снова вернулся на кладбище. Молодой человек попросил у меня какие-нибудь скребущие железки. Кое-что подходящее я нашёл, и уже вместе мы начали соскребать с памятника замшелую поросль. А он всё повторял, что этот памятник очень древний, так как письмена “не такие” и их нельзя прочесть!
Я отскрёб памятники без надписи вообще, только на них виднелись какие-то линии или ветка кустика. Сегодня могу предположить, что я видел ханукальный светильник! А простые необтесанные камни были пустые. Правда, на одном была выбита горизонтальная линия! Историк обнаруженные выбитые на камне “черты” обводил мелом, а потом фотографировал».
Исследовательская работа историка из Белорусского государственного университета по древнему еврейскому кладбищу в Кобыльнике пока не найдена. Да и неизвестно, была ли она завершена, учитывая, что приближались зловещие годы сталинского антисемитизма, когда любое упоминание о евреях каралось как преступление. Но сам факт, что подобные работы велись на кладбище, свидетельствует о его ценности для науки.
Еврейское население местечка в XIX веке росло и благодаря большим семьям, десятью – двенадцатью детьми никого не удивишь, и за счёт того, что сюда съезжались евреи из окрестных деревень, которым царское правительство периодически запрещало жить в сельской местности. Так в Кобыльнике появились евреи из деревень Вереньки, Мельники, Молчаны, Слуки, Пасынки, Черевки, Яневичи, Балаши, Купа.
В Кобыльнике жили евреи-ремесленники: портные, сапожники, столяры, кузнецы, жестянщики; евреи работали в хозяйствах местных помещиков, арендовали леса, озёра, мельницы; держали лавки, торговали рыбой, пушниной, сельхозпродуктами.
В конце XIX – начале XX века в Кобыльнике были и церковь, и костёл, и синагога, работали богадельня, четыре магазина, почтовая станция, водяная мельница, винокурня, народное училище, и пять(!) раз в год проводились ярмарки.
В начале XX века Кобыльник был центром Нарочанского края.
После революции 1917 года соседние страны начали делить между собой эту территорию. Легионеры Пилсудского заняли Кобыльник, и он более чем на двадцать лет стал польской окраиной.
«…От Вильно через Кобыльник проходила каменная дорога в Поставы. На дорогу в Вильно и обратно с остановкой в Катловке уходило пять дней на телеге или санях, – вспоминает Меир Свирский. – В 1930-е годы курсировал автобус раз в день. Был и поезд – узкоколейка тянулась от Кобыльника до Лынтуп. А уже там пассажиры пересаживались до Вильно.
Население местечка в довоенные годы достигало тысячи жителей. Кобыльник являлся центром рыбной торговли. Евреи обеспечивали рыбаков снастями, закупали у них рыбу и пересылали в Вильно, Варшаву и Лодзь. Торговцы и рыбаки очень дружили между собой, жили, можно сказать, одной семьёй», – пишет в статье «В поисках утраченного» Алесь Карлюкевич (19.11.2005, «СБ»).
По вторникам рынок работал в Кобыльнике, по понедельникам – в Поставах, по четвергам – в Мяделе. На рядах можно было увидеть пушнину, скот, яйца, птицу, грибы и ягоды. Крестьяне покупали кожу, дёготь для телег, галантерею, обувь, ткани и многие другие товары. Ремесленники находили сбыт для своих изделий. На базаре на открытых прилавках мясо не продавали, им торговали только в магазинах и лавках.
В 1930-е годы в Кобыльнике размещались гминная управа (что-то вроде нынешнего сельсовета), полицейский участок, почтовое отделение. Из крупных производств – кирпичный завод.
Евреи Явновичи держали ветряную мельницу, Голи – аптеку, фермой серебряных лисиц владели Гильманы.
С Кобыльником связано имя известного еврейского писателя, писавшего на идиш, Моше Кульбака. Дедушка Моше Кульбака работал плотогоном у помещика Хаминского, гонял плоты из Ольшева в Крулевец. Его сын Соломон служил в Сморгони, а внук Моше стал известным поэтом, прозаиком, драматургом. В одном из стихотворений он описывает местечко Кобыльник, в котором гостил у деда.
Вспоминает Софья Александровна Бергет (интервью 2012 г.):
– Я отсюда, местная, 1927 года рождения. Довоенное время хорошо помню. У меня отец был фотограф. И дома сохранились фотографии довоенных лет. Люблю смотреть их. Такое чувство, что ушло что-то родное. Даже слёзы текут. Я из польской образованной семьи. Нас считали до войны интеллигентами. На улице, где я сейчас живу, только пару домов было христианских, остальные – еврейские. Со стороны, где сейчас маслозавод, всё сгорело в годы войны, партизаны сожгли, так что сейчас уже старые еврейские дома не увидите.
Улица 3-го Мая (день Польской конституции) была центральной. Недалеко находилась двухэтажная деревянная синагога (сейчас на этом месте огород), рядом деревянный дом – четырёхклассная еврейская школа. Фамилии позабыла, но внешне помню и раввина, и учителя в еврейской школе. После 4 классов еврейские дети шли в польскую школу, большую деревянную имени Пилсудского. Там было 7 классов.
На площади стояли костёл и православная церковь. В Кобыльнике жило больше католиков, поэтому костёл был большой, а церковь – маленькая.
Я не помню до войны конфликтов между людьми разных национальностей. Мы мирно жили: белорусы, поляки, евреи, татары. У татар пятница – особый праздничный день, у евреев – суббота, у христиан – воскресенье. И каждый своё отмечал. Гуляли, красиво одетые, по местечку, на озеро ходили.
Напротив нашего дома находился ресторан. Этот держали поляки, евреи держали хлебопекарню. Магазины были частные, работала небольшая гостиница.
В сентябре 1939 года, когда Красная армия вошла в Кобыльник, её многие встречали цветами и устроили митинг на площади. Раздавали советские газеты, где было написано, как хорошо жить в колхозах. Один красноармеец смотрел, как люди эту газету читают, потом взял её, перевернул вверх ногами и говорит: «Понимайте здесь всё наоборот» – и быстро исчез.
Новые власти сразу открыли белорусскую школу, бедным дали землю. И в то же время людей, которые занимали должности в польское время, интеллигенцию, тех, кто был побогаче, кто высказывал свою точку зрения, начали забирать целыми семьями. Почти каждую ночь приезжал «чёрный воронок», людей увозили в НКВД…
А на пороге была самая страшная война.
22 июня немцы напали на Советский Союз. Они практически без боя, в первые же дни войны захватили Кобыльник. Приехали в местечко на мотоциклах. Было их немного. Остановились около ресторана. Побыли недолго и уехали. Как потом оказалось, это была разведка, а вслед за ними в местечко вступили части вермахта. Советские учреждения успели эвакуироваться.
С первых же дней был введён жестокий оккупационный режим, а в отношении евреев – в его чудовищной форме. Евреям было запрещено ходить по тротуарам, посещать рынок, выходить вечером из дома. Заставили нашить на одежду жёлтые звёзды. Каждый был обязан работать там, где приказали оккупационные власти.
Вспоминает Софья Александровна Бергет:
– Евреи жили пока в своих домах. Но немцы и полицаи заставляли их сдавать драгоценности, за любую провинность расстреливали рядом с католическим кладбищем. Уводили туда группами или поодиночке. Мы, дети, видели это. Обратно никто не приходил. Потом евреи стали убегать в лес к партизанам.
В Кобыльнике стояла немецкая часть связистов. Часто появлялся карательный отряд. Полиция была из местных.
«Мне было 14 лет, и я уже работал ежедневно на разных работах. Мы пилили дрова, прокладывали дорогу у местечка Шеметово, ремонтировали дорогу у деревни Глубокий ручей, сортировали картофель, выполняли разные указания немцев. Особенно запомнились мне работы по очистке дороги от снега у деревни Вереньки. Зима выдалась тяжёлой и холодной. Работали не менее четырнадцати часов в день, фактически без
тёплой одежды, еды и отдыха, под насмешки и издевательства смотрителей. Возвращались домой ночью, пройдя 8 км пешком под пронизывающим насквозь холодным ветром. За работу не платили и никакого продовольствия не давали», – это строки из книги Меира Свирского «Кобыльник».
Первые убийства в местечке произошли, когда немцы ещё не оккупировали его. Вот что пишет Чеслав Касперовский в письме Меиру Свирскому (2007 год, С.-Петербург): «Ходневская дорожка, которая выходит на Поставский гостинец, в недавнем прошлом в конце своего пути раздваивалась с ответвлением на еврейское кладбище. Здесь же, на этой ответвлённой дорожке, заросшей подорожником-травой, были расстреляны 20 жителей м. Кобыльник. Это произошло в то время, когда в м. Кобыльник ещё не нагрянули немцы-разведчики. Убийцами были организовавшиеся полицаи из бывших народовцев (фалангистов), носившие ещё при Польше на руках красные тряпки со свастикой. Я был очевидцем этой ужасной трагедии, точнее его результата! Утром, отводя корову на выпас в поле на свою “колению”, оглянулся вправо – и о, ужас! Ноги мои подкосились – онемели: перед моими глазами лежали в невероятных позах, окровавленные, с выпученными глазами, расстрелянные люди! Невероятный страх и ужас».
Евреи боялись без крайней необходимости появляться на улице, чтобы не привлекать внимание, не зажигали свет по вечерам, и только по ночам поддерживали связь между собой и с теми местными жителями, которые отваживались помогать им.
День 12 июля 1941 года стал чёрным днём. Полицаи заставили группу евреев вынести из синагоги все святые книги и Торы, чтобы сжечь их в центре рынка. Книги облили горючим и велели евреям поджечь их. Никто не согласился, хотя их избивали, особенно молодого раввина Лейбу Маковского. Тогда кто-то из присутствующих зажёг свечу и бросил в кучу книг. Огонь мгновенно вознёсся вверх, и от святыни осталась лишь горстка пепла. Ночью украдкой евреи собрали и захоронили святой пепел.
В августе 1941 года в Кобыльнике было создано гетто, в которое согнали 120 евреев.
«Вскоре произошли массовые убийства. 5 октября 1941 года в Кобыльник прибыла особая часть немцев. Был задержан 51 еврей. 12 из них были посланы рыть яму в лесу возле кладбища. Один из них, впоследствии житель Израиля Иосиф Блиндер, вспоминает: “Это случилось в три часа дня. Обречённых провели по Виленской улице к месту казни, заставили снять обувь и верхнюю одежду. Хайка Ботвинник, находящаяся там с грудным ребёнком, умоляла пощадить младенца. В ответ немец схватил кроху и сильным ударом о дерево размозжил ему голову. Трепетавшее тельце было сброшено в яму, и тут же была расстреляна Хайка. Началась стрельба. Люди падали в яму, раненых достреливали, а некоторых закопали живыми”», – пишет М. Свирский в книге «Кобыльник».
Очевидцы потом рассказывали, что земля шевелилась ещё и на следующий день: было в ней закопано немало раненых. Всего в этот день погибло 44 человека, среди них 19 детей.
Смерть детей была самым страшным проявлением геноцида. Это нельзя забыть. Об одном из эпизодов вспоминает Меир Свирский: «Давида Глета убили по обманному доносу за связь с партизанами. Когда пришли за его женой и детьми, матери не оказалось дома, и немец приказал вывести двух детей. Гиршелю было 3 года, а Енту, которой не было ещё года и которая не умела ходить, нёс на руках на расстрел её дядя Авраам Киевский, которого заставили это сделать.
По мостовой Поставской улицы стучат сапоги немца и топают ножки маленького Гиршеля. Мальчик ничего не понимал и был рад, что вышел на улицу, потому что долгое время был заперт в доме, чтобы не попасть на глаза немцам и полицаям. Его тёмные кудряшки развевались на ветру. Он радостно подпрыгивал.
Через некоторое время со стороны леса послышались выстрелы. Убитых нужно было похоронить. Мы с братом ночью крадёмся к кладбищу. Луна освещает страшную картину: ребёнок лежит на боку с протянутыми вперёд ручками, словно о чём-то умоляет, на личике застыла улыбка, глазки остались открытыми. Кажется, что он просто отдыхает после приятной прогулки. Его маленькая сестрёнка лежит рядом – так она могла б лежать в колыбельке, но по крови на её пелёнке видно, где прошла пуля. Наши сердца разрываются от стона: “Палачи! Убийцы детей!” Детей мы похоронили рядом с их отцом на древнем еврейском кладбище. Любившие друг друга в жизни, они не расстались и после смерти».
Галён Анастасия, студентка юридического колледжа БГУ, под руководством научного руководителя, учителя русского языка и литературы Рызгунской Г.П. написала научную работу «Жертвы геноцида – жители деревни Нарочь (Кобыльник) Мядельского района». Цитата из этой работы: «В августе 1942 года Меир Свирский покинул Кобыльник. Вместо отца он был отправлен на принудительные работы в Мядель, где узнал о том, что туда прибывает карательный отряд для окончательного уничтожения евреев Мяделя и Кобыльника, но не было времени и возможности сообщить об этом родным».
21 сентября 1942 года состоялось последнее массовое убийство евреев Кобыльника. Погибло 120 евреев, среди них 51 ребёнок. С этим расстрелом закончилась история евреев в местечке. Всех их согнали в Народный дом возле костёла как бы для переселения в гетто Мяделя. Окна и двери здания были заколочены досками. Так в тесноте, голоде и страхе их продержали более двух суток, а после все сто двадцать человек – старики, женщины и дети – прошли страшный путь по дороге смерти от Народного дома к братской могиле, где были расстреляны.
Мать Меира Свирского была портниха. Жена войта (местная власть) стала просить немцев, чтобы её отпустили. Говорила, что она хорошо шьёт, а без неё и пошить будет некому. Немцы согласились её отпустить, но мать Свирского говорит: «Одна не уйду. Отпустите семью». Их отпустили. Семья Свирских выжила. Только один её сын в Вильнюсе в гетто погиб…
В гетто Кобыльника также были свезены и убиты большинство евреев местечка Свирь и все евреи деревни Камаи.
Примерно 375 евреев проживало в Кобыльнике до 1941 года. 320 из них погибло за годы немецкой оккупации.
В книге «Память. Мядельский район» имеется список жертв геноцида на его территории, составленный М. Свирским.
Спаслись и остались в живых 52 человека, которым удалось уйти в начале войны на восток и пережить её в советском тылу.
Несмотря на смертельную опасность, среди жителей Кобыльника нашлись люди, спасавшие евреев. Национальный мемориал Катастрофы и героизма «Яд Вашем» в Иерусалиме признал белорусов крестьянина Иосифа Тункевича, который жил недалеко от озера Нарочь и прятал 14 евреев, Яна Валая и Адольфа Желубовского «Праведниками народов мира».
Священника Петра Бацяна, служившего настоятелем в Кобыльниках, арестовала СД за помощь евреям. Над ним жестоко издевались в минской тюрьме: запрягали в плуг и пахали тюремный огород, травили собаками до тех пор, пока священник не умер.
…После войны Софья Александровна Бергет жила в местечке, работала на маслозаводе. Грамотных людей было немного. Она, как могла, обучала рабочих русскому языку.
Семья Свирских тоже вернулась в Кобыльник, правда, вскоре уехала из местечка.
В период с 1945 по 1960 год в Израиль переехало 30 человек, родившихся в Кобыльнике, остальные переселились в США, Канаду, Германию, Швецию, Польшу. Некоторые из них поддерживают связь с нарочанскими земляками.
В 1950 году в Израиле было создано товарищество выходцев из Кобыльника, оно насчитывало более 40 человек, и возглавил его Исаак Гордон. Раз в год члены товарищества встречались.
Меир Свирский с родными в 1990 году приехал впервые после войны в Кобыльник (Нарочь). Началась работа по восстановлению древнего еврейского кладбища и благоустройству братской могилы. И в 1992 году во время второго визита в страну своего детства Меир Свирский в присутствии множества нарочанцев и гостей открыл мемориал на месте братской могилы.
За памятными местами, связанными с историей евреев, сейчас присматривают сельский совет, местные жители и ученики школы.