История памятника, или вернее памятников, установленных на месте расстрела еврейского населения Сиротино в годы войны, – это правдивый рассказ о времени, в котором мы жили, рассказ о судьбе целого народа.

Витеблянка Клара Миндлина стала одной из первых исследовательниц этой темы. Клара Ароновна теснейшим образом связана с местечком Сиротино, знала семьи, до войны жившие здесь. Мама Клары Миндлиной – Гита Иосифовна Рудельсон была дочерью раввина местечка Сиротино. Правда, в 1920 году она уехала из дома в Витебск, работала в типографии, затем корректором в газетах, но часто бывала в родном местечке. И отец Клары Миндлиной связан с Сиротино. Арон Яковлевич Миндлин родился в 1900 году в Старом Селе Сиротинского уезда Витебской губернии. Работал на железной дороге, воевал в Красной Армии в Гражданскую, был ранен, стал инвалидом, затем работал секретарем Старосельского сельсовета. Перед войной был председателем Витебского обкома Международной организации помощи революционерам. У Миндлиных было двое детей и, как правило, на лето их отправляли в Сиротино к бабушке.

Статья Клары Миндлиной об истории памятника в Сиротино была опубликована в сборнике «Евреи Беларуси. История и культура» за 1997 год.

Мы процитируем значительную часть этой статьи.

«Уже 28 июня 1941 года Сиротино бомбили. Именно тогда была ранена заведующая шерстечесальной артели Малка Ароновна Аксельрод. Вывезенная из районной больницы в Рязань, она осталась жива, потеряв руку и зрение почти полностью.

Во время войны в Сиротино стояла немецкая воинская часть. Евреев­мужчин вначале гоняли на работу. Бригадиром назначили мастера­каменщика Аббу Массарского, жившего до войны в Сиротино на Мишневической улице. Евреи укрепляли насыпь у Трочинского моста через овраг на дороге к Шумилино, возили песок, мостили дорогу и подходы к домам неевреев.

До сих пор у некоторых домов лежат памятники с могил еврейского кладбища. Кладбище полностью уничтожено. После войны на его месте построили свиноферму, но после жалоб приезжавших родственников погибших построили на этом месте элеватор и зернохранилище, которые стоят до сих пор.

В 1977 году на месте бывшего кладбища автор этих строк еще находила остатки надгробных камней под слоем земли и мусора. В 90­х годах уже не было ничего, все ушло в землю.

Бригадир Абба Массарский понял, что грозит его бригаде, когда к ним для охраны поставили немецкого солдата. Он уговаривал уходить в лес, но ему не верили, да и в местечке у всех были семьи. Однажды он, в ответ на оскорбление, ударил немецкого солдата. Абба был человеком недюжинной силы, и удар оказался смертельным. Абба Массарский закопал немца под мостом, взял его автомат и ушел в партизанский отряд командира Сипко. Остальные рабочие с ним не пошли, но так как труп немца не нашли, все осталось без последствий. Абба Массарский воевал в отряде Сипко до освобождения Витебщины.

Рувим Лейзерович Массарский жил в местечко Сиротино, когда пришли немцы. Его спрятала учительница в деревне Дворище, а затем он ушел в деревню Козьяны и нашел партизанский отряд Сипко.

Партизанский отряд организовали председатель Шумилинского райисполкома Сипко и секретарь райкома Эрдман.

Рувим Массарский отличался особой храбростью, о его подвигах после войны ходили легенды. Я видела его в 50­е годы. Высокий, могучего сложения человек с черной бородой – он многих пытался спасти, приводил в отряд. После войны работал директором артели «Коопшвейник». Именно он поставил памятник расстрелянным родным с надписью на иврите и на русском языках и, главное, с указанием даты их гибели. Памятник установили на том месте, где их расстреляли, на расстоянии около двух километров от местечка, в овраге.

Долгие годы к этому месту приезжали родственники погибших. До сих пор неясно, как удалось Рувиму Массарскому установить такой памятник. Какая внутренняя или высшая сила помогала этому необычному человеку?!

В начале 60­х годов вернувшийся в родные места Роман Абрамович Массарский установил деревянную ограду у памятника, которую впоследствии заменили на металлическую родственники погибших, жившие в Ленинграде после войны. Среди них был Пейсах Хацкелевич Смоткин, арестованный в 1937 году в Ленинграде, где он учился, и реабилитированный после 1954 года.

Роман Абрамович Массарский и Хоня Сойхер в 1941 году окончили педучилище в Витебске. Вернулись в Сиротино. 4 июля 1941 года пришли в витебский военкомат, но там уже никого не было. Брат Романа, Григорий Массарский, работал в милиции в Витебске и он отправил их в эвакуацию с тремя вагонами расконвоированных заключенных из витебской тюрьмы. После долгих мытарств оказались в Казани, работали в детском доме, откуда были призваны в армию.

Брат Романа, Владимир – кадровый офицер, служил в Шауляе. Когда началась война, отправил свою жену Аню с четырьмя детьми, отцом и мачехой к своим родителям в Сиротино. Воевал под Москвой, дошел до Берлина. Брат Григорий Массарский погиб под Смоленском.

В деревне Мосорово, примерно в трех километрах от Сиротино, живет Рая Щербаковская. Во время войны вначале пряталась в доме, потом соученик Иван Жуков вывел ее в партизанский отряд в деревню Козьяны, где они вместе были всю войну.

Сейчас в Сиротино нет ни одной еврейской семьи. Одиннадцать семей после войны поселились в Шумилино. Почему? Есть много версий, но ответа нет. Может быть, Рая Щербаковская не могла забыть, что ее сестру, чудом выбравшуюся из ямы после расстрела и пытавшуюся ночью уйти, лопатой добил местный житель.

Когда было образовано гетто и евреев согнали всех вместе, дом Сони Рудельсон, жены последнего раввина, оказался на территории гетто. Она «положила голову на камень и не принимала ни малейшую пищу», пока не умерла. Она похоронена в саду своего дома. Ее дочь Гита в 1946 году слушала рассказ об этом, сидя на кровати своей матери в доме ее бывшей соседки. Больше она никогда не ездила в Сиротино.

Из гетто людей расстреляли не сразу – «сначала были страшные издевательства, угрозы и насмешки, финалом была дорога, трудно проходимая и песчаная, к Яме».

Когда в начале 90­х годов я расспрашивала об этой трагедии мужчин, которые в 1941 году были подростками и видели этот путь с чердаков своих домов, они все время говорили: «Я не виноват!» Но ведь их никто не обвинял.

Но есть имена тех, кто не мог быть не виновным. Это Бородулин – бургомистр Сиротинского района (до войны – техник). Корошков – бургомистр местечка Сиротино (до войны – бухгалтер Сиротинского сельпо). И еще те, кто вел евреев к Яме, кто их убивал. Я не знаю, свершилось ли правосудие, людское или высшее...

На памятнике нет фамилий жертв. Видимо, одно слово «Родные» – определило все. Или места на камне недостаточно, чтобы всех перечислить?

Нет уже в живых Р.Л. Массарского, и дело его благородной души – памятник родным – тоже погиб. На первом памятнике была надпись на русском языке и иврите: «Вечная память родным, погибшим от рук фашистских палачей 18.11.1941 г. От Массарского Рувима Лейзеровича».

Вначале исчезла часть надписи с текстом на иврите, а при ремонте дороги памятник разрушили окончательно. Овраг засыпан, на месте Ямы – дорога.

Недалеко, в стороне, стоит стандартный обелиск, поставленный сельсоветом. На нем обычная для тех лет безликая надпись о погибших советских гражданах».

В конце девяностых годов появился новый, третий по счету, памятник сиротинским евреям – узникам гетто. Его поставил Михаил Наумович Руткин.

Среди тех, кто лежит в братской могиле, два брата и сестра Михаила. Старшему Фридику – не было еще и десяти лет, среднему – Мееру только­только исполнилось семь, маленькой Рахели шел пятый годик. Отец и мать детей были в действующей армии и одними из первых приняли на себя удар фашистов.

Фридика, Меера и Рахель отправили к бабушке в местечко Сиротино. Думали: так далеко немцев не пустят, да и не станут они трогать мирных жителей в маленьких местечках.

Сразу же после войны Рувим Массарский, храбрый партизан, и Наум Руткин, закончивший войну в звании полковника, решили поставить памятник на месте братской могилы. Как и положено, на каменной стеле планировали выбить шестиконечную звезду, внутри нее буквы – означающие «Здесь покоится...», и дальше текст на двух языках: русском и еврейском.

Уже начинались черные времена поисков «космополитов», «отравителей в белых халатах».

Массарскому и Руткину говорили: «Не ищите, земля не отдаст, а себе хуже сделаете». Они были уверены в своей правоте, но так и не суждено было им поставить памятник на братской могиле...

Наума Руткина арестовали в Ленинграде. Офицер, прошедший три войны, Гражданскую, финскую и Отечественную, награжденный за мужество орденами, медалями, был объявлен врагом народа. Кстати, в Гражданскую Буденный наградил Наума Руткина именным портсигаром, а зэки из 44­го отряда вручили ему именную махорочницу.

Со временем памятник, установленный Рувимом Массарским, стал разрушаться, а потом из­за людского беспамятства и вовсе исчез. Сельским советом был поставлен небольшой обелиск, но в надписи на нем отсутствовали слова о том, кто здесь погребен, отсутствовала дата гибели людей.

В середине шестидесятых годов трагически погиб Наум Руткин. Этот религиозный человек был одним из тех, кто не дал угаснуть еврейской жизни в Витебске.

Разбирая отцовские бумаги, Михаил Руткин нашел эскиз старого памятника. И решил сделать дело, которое сорок лет назад хотел осуществить его отец. Это была сыновья память и об отце, и обо всех родных, близких, земляках. Эскиз старого памятника рисовался от всего скорбящего сердца, но делали это непрофессиональные люди.

Михаил много раз приезжал в Сиротино, встречался с очевидцами трагедии, разыгравшейся в ноябре 1941 года. Несколько раз я бывал вместе с ним в Сиротино. Однажды, в середине 90­х годов, пожилая женщина, в годы войны сама маленький ребенок, рассказала Михаилу Наумовичу о тех страшных днях: «Мы услышали выстрелы и побежали в ту сторону. Спрятались в кустах и все видели. На краю вырытой ямы стояли женщины, старики, дети. Полицаи расстреливали их. Немцы собаками подгоняли очередную группу беззащитных людей. Неподалеку стояли три немецких офицера в белых перчатках».

Проект нового памятника Михаил Руткин предложил сделать художнику Борису Хесину. Это сводчатая арка, высотой в три метра, внутри ее магиндовид. На арке прикреплены доски с памятным текстом на русском языке и иврите, фамилии жертв гитлеровского геноцида. Вся конструкция выполнена из бетона и металла. Сам Михаил Руткин финансировал этот проект, утрясал организационные, прочие вопросы.

Через 57 лет на месте гибели 316 сиротинских евреев встал памятник, который построили люди, родившиеся после войны.

Аркадий Шульман,
Витебск, Беларусь