Годы летят, и чем старше ты становишься, тем стремительнее их бег. И хочется, чтобы сохранилась память о родителях, о семье. Тем более, когда ты остаешься хранителем этой семейной памяти.
Хранитель памяти
Рива Пейсаховна Бляхман родилась в 1932 году в Полоцке. Прошло не просто 87 лет, а в наше стремительное время – целая вечность.
Отец, Пейсах Бляхман, полоцкий еврей, возил дрова на лошадях, грузил, разгружал, числился при каком-то складе. Работа у него была тяжёлая, – рассказывает Рива Пейсаховна. – Мама, Бася Мовшевна Гильман, тоже полоцкая. Родила троих детей. У меня было два брата: старший и младший. Работы маме хватало по дому. Жили мы по улице Войтова. У деда, отца моего отца, был частный дом. В этом доме жила вся его большая мишпоха. Перед войной отцу дали квартиру. Мы переехали в неё, но прожили там всего один год.
Детская память странная. Выхватывает какие-то события, и они всегда живут в нас. Почему именно это, а не другое запомнилось, объяснить невозможно.
– Помню, как в детский садик ходила, мамина сестра меня часто на руках носила, – продолжает рассказ Рива Пейсаховна. – Однажды она купила мне валеночки, поставила меня на стол, и я ходила по столу в этих валеночках. Мне тогда было 2 или 3 года. Первый класс я окончила до войны в Полоцке. А дальше эвакуация.
...Стала гудеть сирена – это первое моё воспоминание о войне. Мама схватила на руки младшего брата Сёму, ему было тогда два года, он в это время болел, я со старшим братом обступили маму с двух сторон, и пошли вслед за ней в дом на противоположной стороне улицы. Там находился ДОСАФ и было бомбоубежище. Потом отец вывез нас в деревню, на неделю или чуть больше. Я в деревне всё время сидела и в окошко смотрела. Однажды вижу, летит самолёт, и с него падают парашютисты. Чей это был десант и куда он делся потом – не знаю.
…Немцы быстро продвигались на восток и вскоре подошли к Полоцку. Отцу дали лошадь с телегой, чтобы он нас вывез. На телегу погрузились три семьи: мама с младшим братом, мамина сестра (она была беременной) с дочкой семи лет, и ещё какой-то незнакомый мужчина. Но фамилию его помню – Канонович. Поехали в Торопец (ныне Тверская область). До него почти 300 километров. Обоз был большой. Заезжали в деревни. Были такие, которые принимали всех, кормили, с собой давали, лошадей поили, а были и такие, что народ выстраивался в шеренгу и нас не пускали даже заехать. Мы просили хотя бы лошадей напоить – не давали.
Ехали через леса. Земляники было много, кругом красно. Я со старшим братом Борисом, ему было 14 лет, за земляникой пошли и отстали от обоза. Но Борис хорошо ориентировался, и нашёл ту деревню, куда приехал обоз. Мы пришли, мама лежит еле живая. Она думала – детей потеряла. Я её взяла за руку: «Мама, мама, мы здесь». Мама пришла в себя, и мы поехали дальше. Приехали в Торопец. Нам сказали, что последний эшелон на восток отходит. Погрузились в него. Кананович остался, у него умерла мама, и он должен был её похоронить.
Мы поехали. Немцы бомбили эшелон, он останавливался среди леса и люди бежали прятаться, а потом все привыкли к этим налётам и никто уже не убегал. Однажды мама мне показала в обшивке вагона, возле того места где мы сидели, дырочки от пуль, но нас пули не задели.
Воды не было… Лето, жарко. Меня с Борисом отправили за водой к колонке. Мы с ним не успели дойти, как загудел наш эшелон и стал двигаться. Мы всё равно пошли к колонке, набрали воды, а потом бежали, догоняли, и какие-то чужие люди с других вагонов нас подхватили. На следующей станции мы перешли к себе.
Приехали в Горьковскую область. Нас встречали колхозники с телегами. И каждый забирал семью в свой колхоз. Нас привезли в глухую деревню. Слышим, как мальчишки говорят между собой: «Мы думали, что они будут с рогами. А где у них рога?» Это они про нас так говорили.
Отец был уже в возрасте, на фронт его не взяли. В колхозе возил что-то на волах. Но волы его не слушались. Он их оставлял, приходил домой за Борисом. А его волы слушались. Он подходил к ним, погладит, что-то пошепчет и они за ним идут. Борис работал в эвакуации на тракторе, на комбайне. После войны вернулся в Витебске.
Отца не стало в 1979 году, мамы – в 1991 году.
Я закончила Ленинградский финансово-экономический институт, сорок лет проработала на Витебской обувной фабрике «Красный Октябрь» на машинно-счётной станции, потом начальников расчётного отдела.
Породнённые войной
Семьи были большие, и родственников было много. Порой можно было запутаться, кто кому и кем приходится.
– В Кубличах, это рядом с Ушачами, жили наши родственники по маме – Гильманы, – рассказывает Рива Пейсаховна. – Мама, дети Вера (Двейра), Коля (Фоля) и Ольга (Иохевет). – Они не успели, или не захотели уйти на восток, и остались в 1941 году на оккупированной территории. А может, не решились сдвинуться с места, потому что с ними не было отца, который в апреле 1937 года был арестован, как «враг народа», сослан и умер в заключении. Старшей Ольге было 19 лет, Коле – 15, а Вере – 14 лет.
Кубличских евреев загнали в гетто, а вскоре перевели в Ушачское гетто, опустевшее после расстрела местных евреев. Зимой 1942 года кубличских евреев повели на расстрел. Мама поняла, куда их ведут, и сказала детям: «Бегите. Будут стрелять, всё равно бегите. Только убегайте в разные стороны».
Дети побежали. Немцы и полицаи стреляли, но ни в кого не попали. Старшая Ольга пришла в деревню, её спрятали на чердаке, кормили, поили, но через какое-то время кто-то предал. Пришли полицаи, вывели во двор и расстреляли. Что стало с хозяевами, которые прятали еврейскую девушку – неизвестно.
Коля прятался по лесам, пока не попал в партизаны. Стал разведчиком и до освобождения воевал в отряде. Он и ещё один его ровесник, ходили по деревням, меняли вещи на еду, собирали сведения. Однажды немцы их задержали. Колин друг сумел убежать сразу, а его привели в комендатуру и начали допрашивать. В этот момент кто-то позвал немецкого офицера, и он вышел из комнаты. Коля открыл окно и убежал в лес. По нему стреляли, не попали, а в лес немцы не пошли.
Младшая сестра Вера Гильман попала в деревню. Прятать её боялись, и передавали из деревни в деревню. Побудет немного и дальше. На еврейку она была не похожа. Однажды попала в семью, связанную с партизанами. Договорились, что Веру заберут в партизанский отряд. До места встречи Вера не дошла. Её увидел какой-то мужик, сообщил немцам. Ему за это дали пачку махорки. А Веру посадили в подвал. Там были такие же девчонки, как и она. Наутро пришла крытая машина, всех погрузили и куда-то увезли. Охраняли их два полицая. Где-то они задремали. Вера выпрыгнула из машины и приземлилась в сугробе. Машина не остановилась и Вера осталась посреди заснеженной дороги, легко одетая. Дошла до какой-то деревни. Там её накормили, обогрели. И она пошла дальше. Дошла до Полоцка, в городе увидела детский дом и туда зашла. Её приняли. Она сказала, что её фамилия Харашкевич, а отчество – Леонтьевна. В детском доме Вера познакомилась с девочкой. Так началась её дружба с Манечкой Синцовой. Мария Петровна Синцова и сегодня живёт в Витебске. Хотя, конечно, года берут своё, и одолевают болезни. Но о дружбе с Верой Гильман, которая началась в страшные годы войны, она хорошо помнит и это согревает её душу.
В книге «Породнённые войной» (М. Рывкин, А. Шульман, Витебск, 1997) истории спасения Веры Гильман посвящён очерк (стр. 40-47). Процитируем некоторые абзацы из этой книги.
«В детдоме работала кастеляншей Галина Ивановна Померанцева, человек добрейшей души и порядочности. Померанцева знала, что Вера – еврейка. Она видела дружбу двух девочек и относилась к ним по-матерински. Именно она сыграла особую роль в судьбе Веры и Марии. Однажды Померанцевой стало известно, что ночью в детдом придут немцы с обыском. До них дошли слухи, что среди воспитанников есть еврейские дети. Померанцева предупредила об этом девочек. И они договорились, что в случае обыска, Вера спрячется под матрацем у Мани…
В конце 1943 года к Витебску подошли советские войска. Начались бомбежки и артобстрелы города. В один из дней Галина Ивановна Померанцева сказала Мане, что нужно уходить, потому что немцы готовятся вывести детдом. Маня рассказала об этом подруге. Вера стала просить, чтобы Маня уговорила Померанцеву забрать её тоже. Маня подошла к Галине Ивановне и сказала, что она не может уйти без Веры. Померанцева ответила: «Хорошо. Пойдёмте со мной вместе».
Так Вера и Маня оказались в доме у Померанцевой. Семья была большой. Померанцева с мужем Владимиром Иосифовичем Загорским приписали Веру и Маню, как своих детей. С ними ещё жила тётя Поля и Галина Андреевна Овсянникова – подруга Померанцевой.
…Вера и Маня ходили на заработки: подметали улицы, торговали на базаре мётлами, граблями, ложками. Вещи эти девочки находили в разбитых домах и складах.
На базаре часто были облавы, в которые попадали и подруги. Однажды завыла сирена, началась паника. Маня сказала Вере: «Беги, а то поймают и узнают, кто ты».
Вера поначалу отказывалась, не хотела оставлять подругу одну. Предлагала уйти вместе. Но унести вещи они сразу не могли. И Маня настояла на том, чтобы Вера убежала от облавы... Маню немцы забрали в фельдкомендатуру. Её нашла там Померанцева и упросила отпустить…
После войны Вера часто вспоминала этот эпизод и всегда подчеркивала, что тогда Маня спасла ей жизнь…»
– Мы вернулись из Свердловской области в 1945 году, – продолжает рассказ Рива Пейсаховна. – В Полоцке наши дома сгорели. Мы остановились в Витебске. И все наши родственники, которые возвращались в родные места, поначалу останавливались у нас. Мы соединяли семьи. Приняли Колю, а потом и Веру.
Николай уехал в Ленинград. Там работал на заводе. В начале 90-х уехал с семьей в Израиль. Там он и умер.
Вера после войны жила в Западной Беларуси. Там вышла замуж. Работала в школе. Она с мужем уехала в Израиль ещё в 50-е годы, через Польшу.
В 1989 году Вера Гильман и Маня Синцова встретились в Витебске. Обнялись и плакали, сколько могли…
Дядя Гриша
Дядя Гриша – это мамин брат Григорий Михайлович Гильман, – рассказывает Рива Пейсаховна. – Легендарный был человек. У нас в семье говорили, что в годы войны его дважды представляли к званию Герой Советского Союза.
Григорий Гильман все восемь месяцев участвовал в обороне Севастополя. В мае 42-го до последнего поддерживал связь командования с кораблями Черноморского флота. Уходил из города на одном из последних катеров. Катер разбомбили, Григорий оказался в воде. На его счастье, Гильмана успели подобрать моряки с других катеров.
В 1944 году Григорий одним из первых морских десантников высадился на румынский берег. Командовал разведгруппами. Отважнейший был человек. Но по документам не проходил на звание Героя Советского Союза.
Кроме советских орденов, был награжден именной шашкой, от правительства одного из европейских государств. К сожалению, сегодня уже нельзя установить какое именно государство удостоило Григория этой награды. Через несколько лет после смерти Григория Гильмана в его ленинградскую квартиру пришла, якобы делегация из Севастополя, с просьбой передать все награды для Военно-морского музея. Честные и наивные родственники Григория Михайловича поверили в это. Оказалось, что к ним наведались аферисты, для которых не было ничего святого.
В 1948 году, когда образовывалось Государство Израиль, Григория Гильмана вызвали в компетентные органы и сказали, что ему надо туда уезжать и всеми силами пробиваться в руководство военно-морским флотом молодого государства. Советскому Союза нужны были «свои» люди в верхних эшелонах власти Израиля. Григорий Михайлович нашёл какой-то убедительный повод, чтобы отказаться от этого.
В 1956 году Григорий Гильман принимал участие в охране крейсера «Орджоникидзе» во время визита руководителя Советского Союза Никиты Хрущева в Англию. О том визите до сих пор ходят разные слухи, в том числе о гибели диверсанта-подрывника под винтами крейсера. За образцовое выполнение задания Григория Гильмана наградили от имени Н.С. Хрущева именными часами.
А закончил Григорий Михайлович службу – комендантом острова Русский на Дальнем Востоке. В отставку вышел капитаном второго ранга.
– Он любил приезжать в Витебск, – рассказывает Рива Пейсаховна. – Обязательно бывал у нас. Его много помотало по свету, и он очень дорожил семейными отношениями.
Вот такой геройский дядя Гриша был в семье у Гильманов.
Оборванные связи
Одна из маминых сестёр где-то в 1919 или в начале 1920-х годов уехала в Америку. Там вышла замуж, у неё родился сын Яша. Сестры переписывались, интересовались семейными новостями. Но в середине 50-х годов одну из маминых сестер, – рассказывает Рива Пейсаховна, – вызвали в Комитет государственной безопасности, продержали там весь день и напоследок сказали: «Чтобы не было неприятностей, прекратите переписку».
Сестра пришла к маме, и они написали письмо в Америку. «Мы переезжаем в другой город и письма нам больше писать не надо». Так оборвалась семейная связь.
Может быть, кто-то прочтёт эту статью и поможет родственникам найти друг друга?!
Аркадий ШУЛЬМАН
