Поиск по сайту журнала:

 

Илья Стариков.Историко-психологическая новелла

Сон разогнало удивительное блаженство от счастья полёта. На семьдесят восьмом году жизни неведомая сила подняла доктора биологических наук в небеса так высоко, что Иосиф Абрамович Рапопорт увидел в полузабытом дворике родного украинского Чернигова две знакомые фигурки отца и матери. Детская радость узнавания самых близких людей ещё больше усилила восторг от происходящего. Он даже отчётливо услышал радостный эховый возглас матери: – Юзи…и…к!... Юзи…и…к!... И опять перехватил, запомнившийся ещё с подростковых лет, удивленно-горделивый взгляд отца.

Этот отчётливый женский вскрик и узнанная ласковость отцовских глаз начали разгонять марево сна. Стараясь не шевелиться, учёный состыковывал всплывавшие в быстром сне рваные эпизоды далёкого детства, военных лет, недавних событий, мысли и чувства, которые они за собой вытягивали…
Отец раскрыл для проверки школьный дневник и вместо обычных пятёрок увидел громадную двойку. Да ещё по ботанике, которую сын любил больше других дисциплин. Пришлось пояснить, что во время урока сосед по парте сделал бумажного голубя, и запустил в классе в сторону открытого окна, когда учительница рисовала на доске структуру клетки растений. От толчка голубь набрал скорость, взмыл вверх, развернулся и ткнулся в чёрное поле доски возле пальцев женщины. Ботаничка вскрикнула, упустила мел на пол. Белые осколки разлетелись у плинтуса….
Староста класса – ответственный за всё, происходящее на уроке. И учительница повела Рапопорта к директору школы, чтобы выведать, кто сорвал занятие. Он сказал, что не знает. Директор велел поставить двойку и вызвать в школу родителей.
– Не угадаю, что ты у нас за мальчишка, – вздыхает отец. – То пятёрками радуешь, то двойками… Вечно умудряешься что-то найти на свою и нашу голову….. Ладно, придётся пойти…
После паузы Юзя отчетливо слышит памятное: – Двойку всё-таки можно исправить, а предательство и трусость – никогда…
Отец – профессиональный врач и давным-давно правильно нащупал главную особенность в характере сына: непредсказуемость. Рапопорт сам не раз убеждался в собственной неожиданности. Огорчался и обжигался об неё многократно.
…Переломный 1943 год. Он уже начальник штаба полка. Ему поручили разработать план форсирования Днепра подразделениями своей части. Рапопорт, изучив данные полковой разведки, отказывается от мест, намеченных дивизионным командованием для десанта, и высаживает его в другом районе. Там, где немцы меньше всего их ожидают. Комдив, когда немцы окружили первые переправившиеся роты, покинул их и вернулся в тыл. Они не только трое суток отбивали ожесточённые атаки фашистов, но и расширили захваченный плацдарм, обеспечили успешное форсирование речной преграды другими армиями фронта. Когда в штабе полка появился комдив для разбора итогов десантной операции, Иосиф на заседании штаба назвал его отъезд с передовой трусостью. Понимал ведь, что такое ему не простят, что нельзя командира при всех унижать, но прорвался характер…
Такое случалось и в детстве. По успехам в школе отец видел, что сын отличается от сверстников и ожидал от него многое. Но поступки ребёнка часто удивляли родителей.
А самые горькие разочарования – от больших ожиданий. Видно поэтому даже во сне будоражит прошлое и предстоящее. Ведь эти истины он впервые постиг ещё на фронте.
Позднее офицер, ведавший в части наградными делами, сообщил ему, что свыше поступила команда за успешное проведение форсирования Днепра представить отличившихся офицеров и солдат к присвоению званий Героев Советского Союза. Порадовал: первой в представлении, подписанном командиром полка, значится фамилия Рапопорта.
И действительно, вскоре тридцать два человек из их десанта были удостоены этого звания. А он отмечен только орденом боевого Красного Знамени.
Кто-то из журналистов, уже после Победы, заинтересовавшись этой историей, раскопал в военных архивах и другие факты. Оказывается, в годы войны за разные подвиги его трижды представляли к такой высокой награде. Но всегда где-то в верхах меняли её на низшую. Знакомые намекали, что дело в фамилии и национальности, а он в таких случаях говорил: пуля и осколки в анкеты солдат не заглядывают….
Нет, боевыми наградами он не обделен. Два ордена Красного Знамени и Отечественной войны, полководческий орден Суворова, которым не комбатов, а командующих дивизиями и армиями отмечали. Даже американцы знак Легиона Почёта успели вручить….
Рапопорт в тёплой постели поворачивается на левый бок. Так ему лучше просматриваются живым глазом искрящиеся от уличных фонарей стекла спальни, на которые надышала уже октябрьским холодком московская ночь. Конечно, вспоминается бывшему майору, на фронте не думаешь о наградах. Там заботит другое: как лучше выполнить полученный приказ, чтобы поменьше полегло подчинённых и самому остаться в живых. Но, оказывается, чем дальше в прошлое уплывает война, тем больнее саднят раны несправедливости…
Интересно и такое: с годами из памяти почему-то выветриваются образные картины с деталями боев. Зато, обобщает полусонный мозг учёного, всплывают осевшие чувства не физических болей от ранений, а душевные занозы от минутных переживаний, которые, думалось, прошли навсегда, но, оказывается, зацепились почему-то в подсознании…
Вроде бы мелочь: отказ в рукопожатии, а почему-то опять вспоминается. Первый раз – в далёком праздничном сорок пятом. Подразделение Рапопорта рвётся к американским частями, чтобы встретиться с союзниками первым. Шоссе перегородили несколько новеньких немецких «Тигров». Их водители не ожидали так глубоко в тылу встретить русские тридцать четвёрки и в нерешительности остановились. Иосиф выскакивает из своего танка, вспрыгивает на ближайший «Тигр». На чистом немецком приказывает освободить дорогу. И добавляет придуманное, что германское командование приняло решение о капитуляции. В это время появляется звено краснозвёздных штурмовиков. Заметив «Тигры», они разворачиваются для бомбёжки. Рапопорт выбегает на центр шоссе, у него под ногами крошит бетон пулемётная очередь из самолета, а он начинает руками сигналить летчикам, мол, свои. Понятливо покачав крыльями, штурмовики скрываются за горизонтом. Из немецкого танка вылезает полковник, восхищённый смелым поступком, протягивает руку для пожатия. А Иосиф не смог себя пересилить. Оставил полковника на дороге с торчащей рукой. Сейчас даже в полусне отчётливо горчит досада за тот свой поступок….
Но сразу на смену в памяти вытягивается другая рука. Во время последней встречи на День Победы возле Большого театра, где вместе с постаревшими своими солдатами они всегда собираются. В последний раз к их кружку подошёл комдив, командовавший переправой на Днепре. В нарядном генеральском костюме, с блестящей чешуей медалей на кителе. От протянутой руки Иосиф отвернулся. И сквозь марево сна радуется отсутствию горечи от своего поступка, словно выиграл важную дуэль с самим собой….
Откуда такое сравнение с дуэлью, пытается одолеть преграду лет полусонное сознание Рапопорта. Выплывает безногий военком из районного военкомата, куда Иосиф после ранения и потери глаза пришёл с требованием направить на фронт. У военкома тоже пол ноги ампутировано. Но на нём военная форма, правое колено упирается в деревянный протез, похожий на перевернутую бутылку.
– Понятно, – старается тот убедить Рапопорта, – вы пошли добровольцем в начале войны, хотя кандидатам наук давали бронь, и на фронт не брали. Но теперь, без глаза, зачем рваться туда опять? Что, наша армия без калек не обойдется?
– Так мне без глаза еще удобней стрелять… Раньше, – вспомнилась давняя шутка Иосифу, – нужно было один прикрывать, когда брал на мушку фашистов, а теперь гораздо сподручней. И уже без улыбки добавляет:
– Я же знаю с кем и за что воюю. В таких случаях нормальные люди стреляются до конца, как на дуэлях… Они даже становились у края пропасти, чтобы покончить с обидчиком наверняка.
– Стрелять может быть и удобней. Только нельзя жизнь человека в дуэль превращать, – возражает военком. – Кому как, а мне теперь такое понятно…
Он ходит по комнате, не решаясь принять решение. Рапопорт видит, как при каждом шаге его большое тело наклоняется в правую сторону, словно протез попадает в ямку.
Но всё-таки тогда Иосиф добился задуманного. Уже через неделю появился в своём гвардейском полку. А вот военком оказался не прав, обобщает воспоминания почти пробудившееся сознание доктора наук. Дуэли могут продолжаться всю жизнь… Особенно с самим собой…
Разве он мог подумать, что самые страшные бои ему придётся вести не на фронте, а в мирные дни. И главным полем сражения станет любимая им генетика. В юности он ещё колебался, кем бы хотел себя видеть. Благодаря тонкому слуху на слово, богатое воображение ему легко давались иностранные языки и литература. А математика привлекала глубиной логического мышления, способностью выискивать, проверять и доказывать наличие взаимосвязей в самых разнообразных явлениях.
Есть учёные, для которых занятие наукой – путь к жизненному благополучию. И такие, которых она привлекает возможностью поиска истины. В понимании чуда жизни, таинств её происхождения. Поэтому ещё в институте его увлекла новая зарождающаяся наука – генетика. Он успешно закончил аспирантуру и защитил диссертацию. За короткий срок успел накопить уйму новых данных о химическом и радиационном влиянии на наследственность и уже через три года подготовил докторскую. Тема была неожиданной, вызвала много споров, но на семнадцатое июня, в день, намеченный для защиты, учёный совет института в полном составе не смог собраться. Решили перенести заседание на неделю. А двадцать второго июня мирная жизнь прервалась…
Докторскую диссертацию он всё-таки защитил. Только через два года, когда после очередного ранения недолго лечился в Москве. Узнал, что институт и учёный совет возобновили работу. Зашёл в свою лабораторию. В углу на гвоздике так и висели его плакаты, подготовленные для выступления на защите. Только нарисованные прежде кривые, формулы теперь воспринимались гораздо весомей. Видно и в науке истины, за которые пролита кровь, приобретают особую значимость…
Эти мысли разгоняют сон окончательно. Рапопорт переворачивается на спину. Единственный глаз устремлён в потолок, и в который раз Иосиф Абрамович мучается над вопросом, почему именно любимая им генетика стала после войны полем ожесточенных научных и политических битв. Отчего разногласия во многих сферах наук в других странах воспринимаются естественно, используются для их развития. В советской же генетике они завершались, в лучшем случае, разгоном лабораторий и институтов. А зачастую – уничтожением самых творческих умов. Хотя бы почитаемого им Николая Кольцова или великого Николая Вавилова, труды которого помогли накормить хлебом голодавшую Россию.
Эти мысли вытягивают из прошлого памятную августовскую сессию ВАСХНИЛ, когда лысенковцы решили покончить с генетикой. По инерции со сна Рапопорт даже расшифровывает в уме полностью привычную аббревиатуру – Всесоюзная Академия Сельскохозяйственных Наук Имени Ленина. И улыбается тому, как под утро, свежо, по-новому в памяти приоткрывается значимость знакомого сокращения. Ну, к чему прицепили в название научного заведения имя вождя. Что внёс в сельское хозяйство Владимир Ильич? Зато сколько бездарей и карьеристов пряталось и скрывалось за этим именем в её лабораториях. Попробуй, покритикуй и на тебя сразу уйму антипартийных ярлыков навесят.
В августе сорок восьмого на сессии ВАСХНИЛ он выступил против разгрома генетики. Хотя его предупредили, что с проектом решения сессии ознакомился сам Сталин и одобрил подготовленные материала. Уже по тяжёлой тишине в зале, по испугано-негодующим лицам президиума стало понятно, что его несогласие и возражения не воспримут. И не простят. Действительно, несмотря на фронтовые заслуги, его исключили из партии.
Там, в громадном зале, когда он всё-таки прорвался к трибуне и взял слово, ему приоткрылось, чем различаются смелость на фронте и на гражданке. В бою ты преодолеваешь собственный страх и когда поднимаешь людей в атаку, твой пример окрыляет тех, кто бежит за тобой. В мирное время, если, понимая все неминуемые угрозы, человек всё же отстаивает постигнутую истину с трибуны, то чаще всего он становится врагом молчаливого большинства. И трудно сказать, какой случай страшнее.
За занятую позицию его лишили лаборатории, выгнали из института. К счастью, наука развивается не по партийным уставам. Только после смещения Никиты Хрущева появилась возможность опять заняться любимым делом. А открытые им явления химического и радиационного мутагенеза (1) удостоены Ленинской премией.
Но осело в памяти это событие не удовлетворением от официального признания, а другим. Он принял решение все деньги, полученные от премии, разделить между сотрудниками лаборатории, работавшим с ним в последние годы. И когда пожилой лаборантке, много лет старательно мывшей колбы и пробирки для опытов, вручили солидную сумму, женщина расплакалась:
– Получается, я тоже считаюсь лауреатом, – проговорила она сквозь слёзы….
Ему говорили: многие его поступок с распределением премии считали странным, ещё одним проявлением непредсказуемости и парадоксальностью характера Рапопорта. Но кто знает, в чем разница между чудачеством и порядочностью. Ещё в годы войны, когда его после ранения привезли в полевой госпиталь, там свободной постели не оказалось. И военврач дал команду переложить солдата на землю, чтобы освободить постель для гвардии капитана. Ох же и наслушался тогда матюков тот военврач от рассвирепевшего офицера, пока не догадался уступить раненному солдату свою кровать. И обозвал его чудаком.
Сейчас же это воспоминание вытянуло из памяти другое, случившееся всего года два назад. Нобелевский комитет, учитывая научную значимость открытия химического мутогенеза, посчитал возможным выдвинуть авторов, исследовавших это явление в разных странах, на присуждение премии. Но, напуганный шумихой, поднятой в советской прессе после премирования Бориса Пастернака, прислал кандидатуру Рапопорта для правительственного согласования. Его вызвали в государственный комитет по науке для беседы. Условие ставилось одно: нобелевский лауреат от СССР должен быть членом партии.
– Я же стал коммунистом на фронте, – упрямился он во время встречи. – И не подавал заявления о выходе. Пусть признают исключение партийной ошибкой, я возражать не буду, а писать заявление о повторном вступлении не стану.
Более часа длилась беседа. Председатель комитета умный, известный учёный уламывал его не упрямиться, приводил разные доводы, ссылался на интересы страны и советской науки. Сейчас, вспоминая тот длинный утомительный разговор, думалось о таком. Видно явление мутогенеза относится не только к растительному миру. Не в меньшей мере он проявляется и в социальной среде, если даже творческим людям его поступки кажутся странными. И, если по большому счёту, разве он сам на себе не улавливает признаки подобной мутации. Не случайно же уже не раз просыпается среди ночи, после того как узнал, что включён в список тех учёных, которых в этом году представили к званию Героев Соцтруда.
И теперь ты, гвардии майор, чуть ли не ставший нобелевским лауреатом, издевался над собой Иосиф Абрамович, потерял сон от ожидания публикации указа и просыпаешься спозаранку.
Рапопорт повернулся на правый бок, чтобы занимающийся за окном день не тревожил. Ещё есть время кимарнуть до работы. И скоро марево вернувшегося к нему сна смешалось с удовлетворением от ещё одной успешной дуэли.

1) Мутагенез – изменения ДНК, которые могут происходить под воздействием различных факторов.

Илья Стариков

Об авторе: Стариков Илья Моисеевич – доктор наук, Почётный доктор Национальной Академии педагогических наук Украины, профессор, заведует кафедрой социальной психологии Николаевского национального университета им. В.А. Сухомлинского.
Автор более 20 учебных пособий и монографий по профессиональной педагогике и психологии и более 500 публикаций по актуальной социально-психологической проблематике. Его учебное пособие «Психология в конкретных ситуациях» выдержало пять изданий.
Научно-педагогическую деятельность много лет совмещает с литературным творчеством. Постоянно печатается в журналах и газетах, лауреат нескольких литературных премий.
Автор сборников рассказов «Общение с небом» и «В ожидании клёва», повести «Дом, построенный на песке», книги историко-психологических новелл «Таинства истории».

Илья Стариков.