На старом кладбище Генуи есть могила Исраэля (Авиэля) Эпштейна. Редактора подпольной газеты «Херут» («Свобода»). Но праха Эпштейна в ней нет. Только памятник. Так и стоит он по сей день над пустой могилой.
«Мой брат Исраэль» (Из интервью с Иешаягу Эпштейном)
– Мой брат Исраэль (близкие ласково называли его Сроликом) родился в Вильнюсе в 1914 году. У меня даже есть снимки роддома, где он появился на свет. В этом здании сейчас располагается украинское посольство. Накануне Первой мировой войны мои родители выехали в Конотоп, на Украину. Но мама моя сама из Ковно, Литвы. После свадьбы они жили там, ибо отец мой был видным поставщиком военных товаров для русской армии. Он, еврей, имел право жить даже в Москве.
Помню, нашей семье подали целый вагон, и мы выехали в Конотоп, в который перебралась и вся мамина родня. Но в Ковно, куда лежал путь, нас не впустили. Мы остались в Вильно, которое поляки вернули себе. Там мы и жили, как все беженцы – без работы и средств к существованию.
Мой отец был религиозным евреем. Он отдал нас в еврейскую школу. Как сейчас помню, она называлась «Явне». Была такая сеть национальных еврейских школ.
Сролик окончил семь классов. Потом поступил в гимназию. Причём, сразу же в шестой класс. Это было что-то невероятное, ибо все, кто оканчивал семилетку, зачислялись только в четвёртый класс гимназии. А он, с блеском сдав экзамены, был зачислен на два класса выше. Это была польско-еврейская гимназия, которую он окончил накануне Второй мировой войны.
Надо сказать, что евреи Польши догадывались о приближающейся трагедии. Но спастись им было очень трудно. Сертификаты (разрешения на выезд в Палестину) не выдавались. Тяжело было получить визу и в другие страны. Быть может, потому и жила в людях надежда, что всё обойдётся. Друзья Сролика, как ни в чём не бывало, подали документы в Вильнюсский университет, звали и его с собой. Но Сролик отвечал: «Я не хочу тратить время» – и занялся сионистcкой деятельностью.
Кузница еврейских кадров
Сролик Эпштейн был на виду. Сионистские лидеры Польши, оценив его успехи на этом поприще, предложили ему трудиться в Варшаве. Там он работал бок о бок с Жаботинским, Бегином и другими известными людьми.
В то время в Варшаве готовились кадры для еврейского подполья Палестины. Именно тогда в Варшаву приезжал Авраам Штерн, командир ЛЕХИ, он занимался там переправкой еврейской молодёжи и оружия в Палестину. В Польше в это же время находился и Зеэв Жаботинский, который возлагал на эту страну большие надежды. Почему именно на Польшу? Дело в том, что в этой стране перед войной насчитывалось три миллиона евреев. Большинство из них разделяли идеи сионизма.
Сохранилась фотография: Жаботинский и Сролик Эпштейн в Польше. Быть может, они сфотографировались в тот момент, когда Жаботинский собирался отправиться на приём к Беку, польскому министру иностранных дел.
«Забирай всех евреев!» (Из интервью с Иешаягу Эпштейном)
– Польский министр иностранных дел господин Бек был большой антисемит. Жаботинский же мечтал создать еврейский легион и пошёл к министру, чтобы тот дал разрешение польским евреям на выезд в Палестину. Министр Бек резко ответил Жаботинскому; «Забирай всех евреев!», добавив к этому всю грязь, которую мог сказать о еврейском народе. Жаботинский не смолчал: «Послушайте, господин министр, подобное я уже слышу две тысячи лет. Если мы начнём обсуждать еврейскую историю с самого начала, то никогда не закончим беседу. Поэтому давайте начнём с конца. Так мы быстрее завершим наш разговор». Жаботинскому удалось уговорить министра. Но для того, чтобы евреи могли выехать, нужно было выдать им загранпаспорта с польской визой.
«Щекотливое дело» Сролика Эпштейна
Эпштейну поручили это столь щекотливое дело. Щекотливым оно же было потому, что поляки не хотели принимать в нём участие, и Сролик, не являясь сотрудником польского министерства иностранных дел, выдавал евреям польские загранпаспорта, ставил в них туристические визы на выезд в Палестину. В тот момент власти подмандатной Палестины и понятия не имели, что многие польские евреи готовятся к нелегальной репатриации. Они и не представляли, что группы евреев уже двинулись из Польши в Румынию. Многих таких «туристов» война застала на борту румынского парохода, который отплыл из Констанцы в Палестину.
Вскоре в Эрец-Исраэль репатриировался и сам Сролик. Правда, он прибыл без своего друга Менахема Бегина, который был арестован красноармейцами прямо в доме Эпштейнов (в присутствии родителей Сролика), а затем отконвоирован в Советский Союз в сталинские лагеря.
После прибытия в Эрец-Исраэль Сролик Эпштейн устроился учителем в одну из школ Петах-Тиквы. Его нашёл Авраам Штерн, командир ЛЕХИ: «Сролик, как ты?» – и предложил пойти с ним. Сролик ответил: «Пока Бегин не приедет, я никуда не иду». (Бегин в своих воспоминаниях описывает, какой крепкой дружбой они были спаяны с Эпштейном).
«Этот вонючий мапайник»
Сролик дождался того часа, когда Бегин вернулся из России. В еврейском подполье в те годы был раскол. Но Сролик пошёл за Бегином в ряды ЭЦЕЛя. Ему поручили заниматься вопросами еврейской культуры. Он и Менахем Бегин принялись издавать подпольную газету «Херут». (Однажды, когда Сролика уже не было в живых, Бегин, просматривая старую подшивку «Херута» и указывая на безымянные статьи, объяснял; «Это писал Сролик! А это писал я! А это опять Сролик!»)
Англичане пытались отыскать и арестовать некоего Эпштейна, редактора подпольной газеты. Однажды подпольщики наклеили газету на стены школы, в которой преподавал редактор нелегального издания. Исраэль Эпштейн публично сорвал газету со стены и предупредил учащихся, чтобы они не смели читать такие статьи. Узнав о случившемся, руководство еврейского подполья дало указание своим людям не расклеивать газету на стенах школ, ибо под подозрение англичан могли попасть учителя. Англичане знали, что фамилия редактора – Эпштейн. Польские евреи, встречаясь с Бегином и идеологом Эцеля доктором Баделем, интересовались: «Что со Сроликом, где он?» Бадель, чтобы отвести подозрение от Сролика, отвечал; «А, этот вонючий мапайник…»
Сролика скрывали и берегли. Единственным человеком, с кем он каждый день встречался, был Менахем Бегин. Англичанам так и не удалось арестовать Сролика в Эрец-Исраэль. Его арестовали в Риме. Причём, арестовали итальянцы. Но это произошло уже после Второй мировой войны.
Просьба Бегина: «Найдите мою сестру» (Из интервью с Иешаягу Эпштейном)
– В те годы я находился в России. Жил на поселении. Вместе со мной были руководители Бунда, которых Красная армия захватила и вывезла из Польши в СССР. Через некоторое время поляков освободили из лагерей, но сослали… вот так мы и жили…
На поселении я узнал, что мой отец погиб в Виленском гетто, а мать отправлена в фашистский концлагерь. Не знаю, как это могло быть, но в течение всего времени моего пребывания в России я получал от брата письма и даже посылки – весточки из Эрец-Исраэль. Мои сопоселенцы-бундовцы хорошо знали Сролика. Когда приходило от него письмо, мы прочитывали все странички сверху вниз, а потом снизу-вверх. Помню, в одном из писем содержалась просьба найти сестру Бегина. Я нашёл её. Потом наладил цепочку, по которой передавалась информация: сестра Бегина – я – Сролик – Бегин – и обратно. Через некоторое время сестре Бегина удалось выехать. Бегин прилагал старания, чтобы и меня вывезли в Эрец-Исраэль. Этой женщины, его сестры, сегодня нет в живых. Но вы, может быть, обратили внимание на Гальперина, человека, который частенько выступает по израильскому телевидению. Это её сын. Племянник Бегина.
Дороги, которые ведут к матери
У каждого сына своя дорога к матери. Младшему Эпштейну удалось покинуть поселение и отправиться в Вильнюс на поиски родителей. Там он узнал, что его мать жива, но находится в одном из немецких лагерей. (Поиск подсказали письма – весточки старшего брата. Эти листочки сохранялись всю жизнь – ещё долгое время после Победы). Они-то и привели Иешаягу сначала в Вильнюс, затем в Варшаву, а потом – дальше, дальше, дальше…
А вот у старшего сына – Сролика была иная дорога к матери: от людей ЭЦЕЛя поступила информация о том, что его младший брат жив, а мать и сестра – в лагере Бекендорф, на территории уже побеждённой Германии. И Сролик обратился к Бегину с просьбой, чтобы ему разрешили повидаться с матерью, находившейся при смерти.
Затем люди ЭЦЕЛя сообщили старшему Эпштейну, что его брат прибыл к матери в лагерь Бекендорф. Вначале врачи не пускали Иешаягу к матери – боялись, что она может не выдержать встречи, ибо думала, что он, Иешаягу, погиб в России. Она лежала на нарах и не двигалась. Даже есть самостоятельно не могла – её кормили.
Когда Сролику доложили, что его брат Иешаягу добрался до лагеря и отыскал мать и сестру, он заметил: «Теперь я им уже не нужен». В то же время Сролик продолжал уговаривать Бегина разрешить ему отправиться в Европу, дабы свидеться с матерью. Но Бегин боялся за друга, шестое чувство подсказывало ему, что в этой просьбе следует отказать: англичане искали Сролика Эпштейна, редактора подпольной газеты «Херут», всюду, на земле и даже в воздухе.
Предательский шрифт
Официально Исраэль Эпштейн направлялся в Европу на первый послевоенный сионистский конгресс. На самом же деле он хотел добраться до лагеря и встретиться с матерью, сестрой и младшим братом. Он вёз с собой чемодан и пишущую машинку, которую ему выдали в ЭЦЕЛе, чтобы, если понадобится, он не писал от руки – почерк может выдать. Эта машинка принадлежала подпольщику Давиду Разиэлю, которого тоже искала английская полиция.
Путь Эпштейна на сионистский конгресс лежал через Италию. Там он остановился в гостинице и дожидался визы на въезд в Чехословакию. Но в это время в Италии произошли драматические события. Было взорвано английское посольство в Риме. В главное управление итальянской полиции пришло письмо, в котором сообщалось, что ответственность за взрыв берёт на себя еврейское подполье Эрец-Исраэль и что взрыв направлен не против итальянского народа (ему приносят извинения), а против английской политики в Палестине. Надо отметить, что подобные письма (на той же машинке Разиэля) появлялись всякий раз после очередных акций еврейского подполья, а потому шрифт машинки был хорошо известен англичанам.
Итальянская полиция немедленно задержала всех иностранцев, прибывших из Эрец-Исраэль. Во время обыска у Исраэля Эпштейна в гостиничном номере была обнаружена пишущая машинка, на которой, по данным экспертизы, и было напечатано письмо-извинение итальянскому народу.
Сролик Эпштейн был немедленно арестован. Вместе с ним арестовали ещё одного человека из этой гостиницы, который, как потом выяснилось, был послан Бегином охранять Эпштейна. Сролик даже не знал, что его охраняют. Телохранителю было отдано строжайшее указание всё делать так, чтобы охраняемый даже не догадывался о негласной защите. Охранника вскоре отпустили (по его возвращении в ЭЦЕЛе было проведено специальное расследование, ибо некоторые думали, что этот человек предал Сролика. Но расследование не подтвердило это предположение.) Что касается Сролика (а он и являлся автором этого письма), то его содержали не в тюрьме, а в кабинете – канцелярии полицейского управления. Охрана ела и отдыхала в этом же помещении. Сролик даже сдружился с ними. Более того, его привлекли к расследованию, просили быть переводчиком. Но глаз с него не спускали.
«Отсюда есть возможность бежать!» (Из интервью с Иешаягу Эпштейном)
– В тот послевоенный год в Италии сильны были позиции американцев и англичан. Англичане требовали передать им Сролика. Итальянцы, как побеждённые в войне, колебались. Сролик опасался, что итальянцы уступят давлению и передадут его англичанам. А те вывезут его в Эритрею. Он сообщал друзьям в ЭЦЕЛ: «Лучше здесь… Отсюда есть возможность бежать».
Однажды Сролику Эпштейну передали коробку конфет. Он так сдружился с полицейскими, которые его охраняли, что не преминул угостить сладостями и их. Но в конфетах было снотворное. Более того, уже была готова верёвка, чтобы с её помощью спуститься из окна второго этажа на улицу, где Эпштейна должны были поджидать местные люди, нанятые ЭЦЕЛем.
Охранники охотно ели конфеты – все, за исключением одного, только отведавшего угощение и решившего отнести его домой, детям. Потому он и не получил ударной дозы снотворного.
Когда же охрану сморил сон, Сролик вытащил верёвку и стал спускаться на улицу. Он был уже между вторым и первым этажом, когда чадолюбивый охранник проснулся и увидел распахнутое окно и спускавшегося по веревке беглеца. Полицейский выстрелил сверху. Попал Исраэлю в спину. Услышав выстрелы, удрали те, кто должен был беглеца подобрать. Они могли бы это сделать, но убоялись карабинера с винтовкой. Потом итальянцы подняли получившего ранение Эпштейна, втащили его в управление и бросили на пол в уборной. Он лежал на полу и просил: «Ако! Ако!» («Воды!») – но ему не дали ни капли. Потом догадались вызвать врача. Но было воскресенье. А в выходной – народное развлечение на ипподроме: «Вот закончатся скачки, тогда доктор и придет!».
Сролик потерял очень много крови. Его перевезли в больницу. Ещё три дня он был жив. Всё время – в полном сознании. Его могли спасти, но не спасли. Из Америки, где прошли демонстрации в защиту Сролика, в Италию отправился знаменитый врач. Но было уже поздно.
Памятник – в Генуе, могила – в Израиле
Исраэль Эпштейн скончался 28 декабря 1946 года. На похороны Исраэля Эпштейна собрались евреи, которые освободились из фашистских лагерей в Италии. В Генуе, на старом кладбище, отвели место для могилы редактора подпольной газеты «Херут». Итальянское правительство и итальянские евреи поставили Исраэлю Эпштейну памятник.
Иешаягу Эпштейн, младший брат Сролика, всё спрашивал Менахема Бегина: «Когда его привезут в Эрец-Исраэль? Когда? Когда?»
Итальянские власти долго не соглашались. Потом, когда образовалось Государство Израиль, последовала просьба от израильского правительства. И итальянцы решили: извлечь прах, но памятник не сносить. Сролика хоронили – так уж получилось – через десять дней после похорон первого президента Государства Израиль Хаима Вейцмана. На погребении известного на весь мир Вейцмана была вся страна. На похоронах неизвестного Исраэля Эпштейна – словно весь мир.
После смерти Сролика обнаружились письма, которые он посылал матери в лагерь. Бог знает, каким образом их удавалось пересылать! Его мама сохранила их, как и младший сын – Иешаягу Эпштейн хранил коробочку из-под лекарств, которые старший сын попросил привезти из Америки для нуждавшейся в лечении матери.
P.S. Недалеко от Хайфы, вблизи Зихрон Яакова и Биньямина-Гиват-Ада расположен мошав «Авиэль». Он был основан партией «Херут» в 1949 году и назван в честь Израиля «Авиэля» Эпштейна, посланника «Иргун» в Риме, который был убит в Италии в декабре 1946 года.
Ян Топоровский