Юлиан Фрумкин-Рыбаков по образованию инженер-металлург. Ветеран войск особого риска (участие в ядерных испытаниях на полигоне Новая Земля и испытаний в октябре 1961 года Царь-бомбы.)
Член Союза писателей 21 века (Москва).
Автор шести книг стихов.
Печатается в журналах: «Звезда», «Нева», «ДиН», «Зинзивер», «Слово-Ворд», «Зарубежные Записки», «7 искусств», «Мастерская», «Чайка», «Времена» и т.д.
Основатель Питерского клуба поэтов «Невостребованная Россия» (1997 год).
Лауреат премии журналов: «Зарубежные записки», «Зинзивер», «Дети Ра».

Витебск
Праздник осени – праздник ухода.
В созерцанье впадает природа
На притихшей земле. В небесах
Машет кронами красное лето.
Его песенка, в августе, спета.
Витебск мёдом гречишным пропах.
Всё шоссе от макушки до пят
В красных яблоках горнего света.
На жердях вдоль дороги висят
Золотого и синего цвета
Вязки лука. Томаты, грибы,
Кучки белых и стайки лисичек…
Не раскатывай, ангел, губы
На цепной перестук электричек…
Осень круто вступает в права.
В небе клин вышибается клином.
Осень ходит, спустя рукава,
По местечкам, с заезжим раввином…

***

Я б хотел как Марк Шагал,
чтобы я перемешал
грусть еврейскую с весельем,
похороны с новосельем,
и на скрипочке, на крыше,
так сыграть, чтоб Мойше вышел,
в небо голову задрав,
чистя щёткою рукав
сюртука ли, лапсердака
от прилипших крошек мрака…
Я б хотел, как Марк Шагал
чтобы я… шагал, шагал…
Старый портной
«Перелицовка мыслей и страстей».
Я б, перелицевал глухонемую бездну,
Где к жизни воли нету, хоть убей.
Где весь я не умру, но весь и не воскресну…
– Так что же там, с изнанки вещества?
– Известно, что – подкладка Духа,
Вся Твердь, зашитая в слова,
Вся музыка для внутреннего слуха…
Марату Баскину
В Краснополье, в Кулебаках
Ходит дождь на мягких лапах
По траве, по мостовой.
Ходит, спину выгибая,
От крыльца и до сарая,
То прохладный, то грибной.
Гром вдали ворчит, простужен,
А по мелким тёплым лужам
Жёлтая плывёт пыльца
От сарая до крыльца.
Голенастые, худые
Дети страшных лет России,
Мы гоняем взапуски.
Нам никто сейчас не нужен,
Потому что в лужах, в лужах
Неба синего куски…
Памяти мамы
Не шуршит в домах копирка,
Перестали вышивать
Замки, девушек из цирка…
Крест болгарский? – Не видать.
Ах, как прежде вышивали,
Вышивали-выживали!
После страхов той войны
Каждый вечер пяльцы брали,
Мулине и отдыхали
С абажуром тишины.
Сколько вышито подушек,
Занавесок, покрывал
После слёз, беды, теплушек –
Разве кто-нибудь считал?
А как нитки подбирали?
– Этот тон, не этот тон…
Глубоко переживали,
Чтобы тёплым был бутон.
Там, в послевоенном мире,
Так хотелось красоты,
Хоть в бараке, хоть в квартире,
Чтоб везде – цветы, цветы…
Чтоб друг дружку все любили,
Чтоб никто не был убит –
Мелким крестиком крестили
Свой послевоенный быт…

***

…Я вписался в медное теченье
осени, в геометрию гусей и перелесков…
– Вы приблизились к порогу отключенья, –
сообщил мне ангел smsкой.
На ветру полощется рубаха,
та, что ближе к телу, к ягодицам.
И сорока, сплетница и сваха,
на штакетник у окна садится.
По воде дождями пишут вилы,
жизнь не всё своё про смерть сказала.
Мне довесок выдали как милость,
чтобы жизнь мне мёдом показалась.
Наша жизнь с тобой была что слалом,
до сих пор от этого шизею,
но до финиша, где, собственно, начало,
мне мерещилось, что я сказать успею
о твоих коленках на морозе
в тоненьких нейлоновых колготках,
о стихах и о презренной прозе,
на шести отмеренных нам сотках…

Портрет Юлиана Фрумкина-Рыбакова, художник Арон Зинштейн;
рисунок Арона Зинштейна.