Стихи, собранные в первой поэтической книге журналиста Сергея Ваганова, создавались на протяжении жизни, печатались в разных изданиях, в том числе в журнале «Мишпоха». Читатель найдёт в этой книге и любовную лирику, и философскую, и гражданскую – на белорусском и русском языках. Стихи сознательно не обозначены автором конкретными датами, ибо, как он считает, очень важно воспринимать их с ощущением неразрывности Времени.
Тут чудо такое: автор этой книги в чудо верит на самом деле. Не обращая внимания на жизненный опыт. Потому и пишет стихи.
Начал писать в начале 60-х минувшего столетия. Тогда все писали. Все шестидесятники – поэты. И по мировоззрению, миропониманию Сергей Ваганов из их когорты:
Пытаннем скончыцца жыццё
Цi ў рэшце рэшт паставiць клiчнiк,
А застанецца ўсё ж адно:
Вакно,
Чырвонае лiсцё,
i гэты сонечны кастрычнiк!
Такое мироощущение возникло у поэтов того времени через так называемую оттепель, и они не потеряли его, несмотря на то, что на оттепель довольно быстро легли морозы:
Над Рыгай подых снежнае зімы.
Гудзе пажар сярэднявечнай сцюжы…
Гараць саборы, ліхтары, дамы…
А цемра па завулках вочы мружыць.
Они, поэты того времени, соскребали с оттепели, как дворник в другом стихотворении Ваганова, снег и наледь.
Со временем человека покидает так необходимая для поэзии энергетика, но Ваганову удалось и этого избежать. Стихи последних лет (раздел «ХХ ВЕК: СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ») – едва ли не лучшие в книге. Это дневник семьи, написанный сыном и за маму, которая в первые дни войны на шестом месяце беременности спасала его, пешком уходя из пылающего Минска, и за отца-фронтовика, который почти год не знал, живы ли его жена и сын. За сестру, партизанскую связную, которую «распяли на стене сарая в глухих задворках узденской тюрьмы». За расстрелянного в 1937-м дядю и его сосланную жену, за их детей Аллу и Марата, за брата, который повесился после войны минувшей, ибо ему, наверное, показалось, что он перед войной будущей…
За драмой семьи встаёт трагедия народа, которую ощущаешь остро, с болью, ибо это жизнь и смерть, судьбы родных, кровных людей… В стихах человеческое отчаяние: как так получилось? В них потаённо бьётся, пульсирует живая боль. Они такие пронзительные, как будто написаны не теперь, а тогда, когда все были ещё живые – и всем болело:
Живёт во мне подарком Бога,
Под плач оборванной струны,
Во чреве матери дорога
Во чрево вздыбленной страны…
Чтобы так сказать, мало уметь писать стихи. Надо иметь биографию, судьбу, переплетённую с биографией «вздыбленной страны». У автора книги – такая судьба, поэтому она и есть у нас – эта книга.
Владимир НЕКЛЯЕВ