Он модный, легко узнаваемый, никому не подражающий. Псой Короленко! И этим всё сказано.

Наша встреча состоялась в Витебске. Днём перед концертом мы гуляли по городу и разговаривали. Касались самых разных тем.
Предметом исследований и темой кандидатской диссертации Павла Эдуардовича Лиона было творчество русского писателя Владимира Галактионовича Короленко.
Другое имя певца – Псой Короленко – было подсказано шуткой писателя из его письма к брату Иллариону, где он иронизирует над семейным обычаем называть детей по святцам: «Ты – Илларион, отец – Галактион. Родись я в День святого Псоя – быть мне бы Псоем Короленко».

Павел Лион, которого мы, чтобы не запутаться в фамилиях-псевдонимах, будем именовать Псой Короленко, не только не боится смеяться над самим собой, но, по-моему, даже любит это делать. И когда пишет песни и выступает с ними на сцене (чаще в клубах), и когда дает интервью, и когда фотографируется. Наверное, это привилегия сильных людей не бояться выглядеть смешным.
Родился и живёт Псой Короленко в Москве, где в 1992 году окончил русское отделение филологического факультета МГУ и аспирантуру. В альма-матер в 1997 году защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата филологических наук по теме «Литературная позиция В.Г. Короленко». В том же году начал выступать как исполнитель собственных песен и песен других авторов.
Работал и выступал в России, США, Израиле. Даже засветился в некогда знаменитом журнале «Огонёк», был редактором музыкального отдела, правда, недолго.
– Я занимался творчеством Владимира Галактионовича Короленко, – рассказывает мой собеседник. – Учился в МГУ у Николая Ивановича Либана. Он влюбил меня в Короленко, по его инициативе я поступил в аспирантуру и написал про Короленко диссертацию. Не исключаю возможности, переработав, опубликовать её, как книгу.
Легкий разговорный стиль моего собеседника мгновенно меняется, когда он начинает рассказывать о своих научных работах. Я не случайно обратил на это внимание, у меня, по многим эпизодам нашей встречи, сложилось мнение, что в нём живут одновременно два человека – Павел Лион и Псой Короленко.
– Меня интересует идеология, мировоззрение Владимира Галактионовича Короленко в его литературе, мемуаристике, дневниках, в контексте духовных поисков рубежа 19 – начала 20 века, в том числе в различных модных теориях, политических, богословских крайностей того времени, которых Короленко всегда избегал, будучи гуманистом, верящим в человека.
– Вы так влюбились в Короленко, что во второй своей жизни сами стали Короленко, – сказал я.
– Не во второй, а в первой, – поправил меня собеседник. – Я считаю на первом месте у меня то, что обозначаю фамилией Короленко. Это моё творчество, моё общение с людьми. Когда мне говорят, что это псевдоним, даже обидно, скорее это творческое имя. Это главное во мне. Косвенно я всё же стараюсь сохранить в своём творчестве, своих проектах диалог с эпохой Владимира Галактионовича Короленко. Не исключаю, что напишу ещё и монографию о Владимире Галактионовиче Короленко с учётом современной эпохи.
Учёным себя не чувствую. Слово это по отношению к себе рассматриваю как шутку. Да, я кандидат наук, и, возможно, когда-нибудь это ружьё ещё выстрелит. Когда-нибудь… – повторил мой собеседник, и мы перешли на другую тему.
– Про Короленко мне более-менее понятно, – сказал я. – Теперь, если не возражаете, поговорим про паспортную фамилию Лион.
– Фамилия Лион идёт от дедушки по матери, по его просьбе, – ответил мой собеседник, – для него было важно сохранение фамилии, он был единственный ребёнок в семье, и моя мама была единственным ребёнком у него. Мама – Александра по паспорту, но дома её всегда звали Алла, и многие думали, что её на самом деле зовут Алла, и те, кто познакомился с ней в её взрослом возрасте, звали её Алла Марковна. Александра осталась в паспорте, официальным и тайным, может быть, именем.
Марк Михайлович Лион – это мой дедушка. Он родился в Одессе, ещё в раннем возрасте был отправлен дядьями учиться в Женеву (Швейцария) в колледж, а потом в Париже учился в университете. Это было до революции 1917 года. По возрасту дедушка годился мне в прадедушки. Как и мама, так и я очень поздние дети и моё общение с дедушкой отличалось важной чертой – это было общение с человеком, который на 80 лет старше тебя и несёт в себе вибрации прошлого или теперь уже позапрошлого века.
Фамилия Лион и его жизнь в Швейцарии, Франции – это символическое совпадение, но во французском городе Лион он не жил. Сама же фамилия довольно известная еврейская фамилия, её происхождение действительно связано с городом Лионом, а в России она довольно редкая. В Москве живёт ещё одна семья Лион, к ней принадлежит художник Дмитрий Лион, но мы не родственники. Дед учился в Швейцарии, а потом в знаменитой парижской Сорбонне на врача, но никогда не работал медиком. Вернувшись в Россию после 1917 года, стал переводчиком на французский язык. Переводил для франкоязычного читателя труды Владимира Ленина, а во время Великой Отечественной войны – статьи Ильи Эренбурга, работал переводчиком в Совинформбюро – это информационно-пропагандистское ведомство в СССР, появившееся в годы войны. Был довольно важным идеологическим работником, хотя всю жизнь оставался беспартийным.
И вот здесь мой собеседник, вероятно, вспомнив научную составляющую свой непростой биографии, снова перешёл на другой стиль речи.
– Дед оказал на меня серьёзное влияние. В нём прослеживались контуры радикально-центристского мировоззрения, отражающегося на гуманизм, некое нравственное целомудрие и отказ от крайностей, от разных видов партийностей, включая, кстати, и религию. Он к ней был активно равнодушен. Она была для него частью декадентского ухода от мира. Он был в литературе за реализм. Модернизм тоже его раздражал. Вряд ли картины Шагала, как и Пикассо, были его живописью, хотя мы с ним об этом не говорили. Он был человеком 19 века. И когда я работаю с именем Короленко, с наследием Владимира Галактионовича Короленко, для меня Короленко и мой дедушка во многом сливаются в некую единую фигуру. Короленко, конечно, не был совсем уж современником моего дедушки, это было более раннее поколение, с благородным идеализмом, просвещённым и демократическим взглядом на мир.
Родным языком дедушки был, пожалуй, французский. Писал он на нём свои дневники, которые попадались мне на глаза. Дедушка ассоциировал себя с европейской культурой. Он был просвещённый космополит.
Идиш не знал, не интересовался еврейской историей, культурой, для него это было что-то местечковое.
Мой собеседник упомянул имя Марка Шагала в тот момент, когда мы входили в Дом-музей художника. Псой Короленко внимательно разглядывал стенды, фотографии, что-то у меня спрашивал, уточнял, особенно заинтересовала его кухонная утварь и русская печка с лежаком, которая была первым рабочим местом художника. Во-первых, интересный факт из жизни художника, можно будет где-то упомянуть во время выступлений, и для коренного москвича русская печка – это экзотика. Потом Псой остановился перед зеркалом в большой комнате и после продолжительного разглядывания себя, спросил:
– Мог бы я вписаться в то время?
– Вряд ли, – ответил я.
С нами гулял по городу и витебский поэт, музыкант, автор и исполнитель песен Михаил Рубин, по чьему приглашению Псой Короленко и оказался в Витебске.
Миша уверено сказал:
– Может вписаться, он всё может.
Когда вышли из музея мой собеседник продолжил рассказ:
– Увлечение языком идиш могло бы пойти из второй моей линии. Меня никто не учил языку, но бабушка и дедушка по отцу его хорошо знали. Бабушкина фамилия Рупштейн, дедушкина – Энштейн. У папы жив и здравствует брат – мой дядя, у него есть дети, и есть, кому продолжать род. (Это, вероятно, было сказано в оправдании того, что он по паспорту Лион – А.Ш.)
Папа – инженер, шахматист-любитель, принимал участие в турнирах.
…Скорее всего, я отношусь к той части интеллигентных современных  евреев, у которых идиш идёт, как это ни парадоксально, от отсутствия его в семье. Кому-то идиша хватало в семье. А у меня его не было совсем, вот и пошло. Мне всегда казалось, что этот язык невероятно привлекательный и глубинным образом ко мне относящийся. При этом я был лишён всего этого в детстве. Так происходит у многих клезмеров, работающих в современной светской еврейской культуре.
Начиная с возраста 25-30 лет я стал любительски изучать идиш по учебникам и песням. Познакомился в общих чертах с идишкайтом (вековой уклад жизни, язык идиш, культура восточноевропейского еврейства). А потом узнал, что есть клезмерское движение в современной музыке, и идиш популярен среди современных интеллектуалов, как язык европейских поэтов и писателей. Помимо Шолом-Алейхема всем хорошо известного, и даже помимо Айзека Башевиса-Зингера, я узнал, что это обширнейшая культура. Это ещё и язык рабочего движения. Параллельно – это язык религиозного фундаментализма. Богатый спектр возможностей, стилей, мыслей. И язык несёт с собой интересный дух. Идиш оказался очень ёмким языком.
Андрей Бритштейн привёл меня впервые на питерский фестиваль еврейской музыки «Клезфест». Помогал мне в первых опытах написания песен на идиш. Плохие знания языка не делают тебя хорошим поэтом, но при определённом настроении может что-то получиться.
Ещё одним моим учителем языка идиш и идишкайта, как и для многих моих коллег клезмеров, является Майкл Алперт. Фольклорист, музыковед, скрипач, преподаватель дисциплин, связанных с идишистской музыкальной культурой. Он был и остается учителем для многих клезмеров.

В 1999–2000 годах Псой Короленко изучал идиш в Канзасском университете в рамках Программы стажировки для преподавателей вузов, – это я взял из Википедии, готовясь к нашей встрече.

– Для меня было важно общение с Михаилом Крутиковым, профессором Мичиганского университета, я там провёл семестр, – Псой продолжил свой рассказ. – В качестве вольнослушателя посещал семинар. Рассказывали про еврейское местечко в мемуаристике, историографии, литературе, проводились классы по идишу с чтением на языке. А ещё я занимался культурной программой, организовывал концерты, в числе и свои.
Это снова цитата из Википедии: «С 2009 года – приглашённый артист (artist-in-residence) в Мичиганском университете в Анн-Арборе с проектом «SPELL-ART: Foreign Elements in Song and Performance».

– Помню, Крутиков задал мне вопрос: «Не боюсь ли я лучше узнать идиш, не испортит ли это специфическое обаяние моих песен?»
– Спросил он это серьёзно? – уточнил я. – Или всё же была в этом доля иронии…
– Спросил, как мне показалось, серьёзно. А я серьёзно ответил: «Не боюсь, буду и дальше идти в этом направлении».
Переводы на идиш и с идиша, песни с переводами, на нескольких языках – это значительная часть моего репертуара. Чаще это песни первой половины 20 века. Есть и новые песни на неуклюжем идише, идущие от своеобразного флирта с языком, влюблённости в него. Это настроение передается залу.
Многое для меня значит работа с другими людьми, которые знают язык лучше меня.
Даниель Кан – современный американско-немецкий (берлинский) шансонье, очень активно оперирующий идишем, сочиняющий песни на идиш, и переводящий на идиш слова многих современных песен. Он мне интересен как коллега и соавтор проектов. У нас вышел совместный альбом «The First Unternational». Мы хотим понять, что находится под национальным, на каком фундаменте строится национальная культура.
В моём репертуаре много советской классики, звучащей в переводах на идиш. Это ещё один пример еврейского интернационализма. Если сформулировать одним предложением, это будет звучать: идишкайт как советишкайт. Я записал с замечательными клезмерскими музыкантами Марком Ковнатским, Юрием Хаинсоном, Надей Фомин, Евгением Хазданом и Алексеем Розовым – они были и аранжировщиками – целый цикл советских песен 30-х годов, времён Великой Отечественной войны и более поздних, песен хорошо известных композиторов Шаинского, Тухманова, Блантера, Френкеля. Тексты песен переводил известный поэт Арон Вергелис. Программа была сделана при активном участии Санкт-Петербургского еврейского общинного центра и его руководителя Алика Френкеля, а также Московского продюсерского центра «Бэт-Тэйт».
Моё внимание к этой теме, к этому материалу привлёк Тимур Фишель из Эстонии. Эти песни и раньше исполнялись на идише, но никогда не исполнялись в стиле «клезмер». Мы перевели их на музыкальный еврейский язык. Так вышел диск на идиш «С чего начинается Родина».
Есть у меня и другой репертуар. Много авторских песен, часто они многоязычны, в них может присутствовать сразу несколько языков – идиш, русский, какой-то европейский язык. В этом для меня мистика встречи культур, поколений, наций.

Снова цитата из Википедии: «Выступления Псоя Короленко запоминаются особым стилем исполнения, смесью языков, неожиданными культурологическими аллюзиями. В репертуар, кроме собственных песен, входят многочисленные переводы, кавер-версии (включая перепевки песен начала XX века), а также песни Шиша Брянского. Поёт, аккомпанируя себе на клавишных инструментах, чаще всего это так называемая «гармоха» – синтезатор Casio с включённым тембром аккордеона. Экспериментирует с разными песенными традициями, поёт на 6-7 языках, в основном на русском, идише, английском и французском, зачастую на смешении нескольких из них одновременно, иногда со вставками и на других языках, например, на украинском.
В 2014 году Псой Короленко придал своему эстрадному творчеству несколько неожиданный поворот. Написав новые тексты к «бесконечным» куплетам «короля эксцентрики» 1910-х годов Михаила Савоярова, он создал на этой основе новую концертную программу «Благодарю покорно!»

Такой Псой Короленко – то ли действительно фигура, в которой живёт сразу несколько очень не похожих друг на друга людей, то ли актёр, прекрасно исполняющий выбранную для себя роль.
А встреча в Витебске Псоя Короленко со своими поклонниками прошла «на ура!».

Аркадий Шульман
Фото автора