К 90-летию женщины, сыгравшей большую роль для города Майнц.

«Нужно только верить – и тогда это сбудется», – это были слова не пастора, как можно подумать, а слова Валентины Шагал, обращённые к пастору. Этими словами Вава пыталась утешить меня, когда неизвестность, долгое ожидание ответа Шагала на просьбу расписать окна церкви Святого Стефана (хотя бы одно), так давили на меня. Кто была эта женщина, которую так любил Марк Шагал, и которая лучше всех могла походатайствовать за меня у Шагала?

Вава родилась 16 апреля 1905 года в Киеве, в респектабельной либеральной еврейской семье Бродских, владельцев сахарных заводов. Отец был родом из Санкт-Петербурга, мать – уроженка одной из балтийских стран. Она немного говорила по-немецки. Семья принадлежала к буржуазии в царской России, и это стало причиной бегства из Киева в Баку.

Октябрьская революция 1917 года вместе с царём смела и всё состояние, все владения. Кто хотел спасти своё дело, должен был бежать. Однажды Вава, не вдаваясь в подробности этих переживаний, упомянула, что 13-летней она пережила страшную бойню. Семья бежала из Баку, в Грузию[1]. В то время ещё самостоятельные регионы, ленинизм проникал не такими быстрыми темпами. Здесь родился брат Вавы Мишель. Когда большевики пришли в Баку, семья уехала в Тифлис. Но и здесь они недолго могли находиться в безопасности. Семья больше не могла оставаться в Советском Союзе. И они уехали из Тифлиса, сначала в Рим, затем в Берлин.

Шёл 1921 год, 16-летняя девушка оказывается в Берлине. Одарённая ученица посещала Высшую школу, сдала экзамены на аттестат, изучала историю искусства.

Вава была красивой женщиной. Знаменитый художник Вальтер Gramatte (1897-1929), который в то время жил в Берлине, просит у 23-х летней Вавы разрешения написать её портрет. В 1927 г. появляются наброски, картина, написанная маслом, и в 1928 – офорт (гравюра). И картина, и офорт названы художником «Вава».

В Берлине Вава пережила мировой экономический кризис и захват власти нацистами. Уже в 1933 г. разворачивается компания против евреев, начинаются их гонения. Вава не обращает внимания на появившиеся запреты, так же, как и раньше, ходит в кафе, даже если на двери уже есть надпись: «Евреев здесь не нужно!». Когда преследование стало, разворачивается дальше, в 1938 году семья снова бежит, на этот раз в Лондон. Вторую мировую войну Вава прожила в Англии, держала там магазин одежды. В 1952 г. её путь (на этот раз уже не бегство) лежит из Лондона во Францию. Весной она знакомится с Марком Шагалом. И 12 июля они уже поженились в Clairfontaine в Forêt de Rambouillet.

Ваве было в то время 47лет, Марку – 65. После ранней смерти Беллы, первой жены художника, 2 сентября 1944 г. в Америке, с появлением Вавы в его жизнь снова приходит весна. Второй раз в его жизни ему дарована женщина, созданная для него. Они живут в Сен Поль де Вансе, какое-то время – в Париже, проводят много времени за границей. В 1962 г. по заказу Вавы в St. Paul de Vence строиться дом для Марка, в котором оба жили до своей смерти (в 1985 и 1993 гг.).

Новая весна

Вава, как может, облегчает жизнь Марка. Она ведёт обширную переписку, координирует встречи, визиты, организовывает выставки, готовит публикации, занимается архивом художника, следит за домом, создаёт благотворную атмосферу, оберегает его уединённость, которая ему так необходима для плодотворной творческой деятельности. Он может полностью посвятить себя искусству. Вава всегда рядом. Она должна, и она может быть очень решительной, ведь со всего мира поступает так много предложений. И всё же она остаётся очень скромной. На открытиях выставок она держится в стороне, уступая другим место рядом с ним. Вот она, только что приветствовала гостей, но приходит Марк и она отступает в сторону. Чтобы дать всем возможность разговаривать только с ним.

Она высказывает свое мнение, когда он в нём нуждается, даже настаивает на том, чтобы он принял решение, т. к. ему это нелегко даётся. Но то, каким будет это решение, определяет он сам.

Ваве легко давались языки. Не нуждаясь в переводе, она и в почтенном возрасте бегло говорила на русском, немецком, английском и французском. Спокойно могла перейти с одного языка на другой.

Когда мы с Марком оставались вдвоём, он с восхищением говорил о Ваве, этой «неземной женщине». На вопрос журналистки Ирины Пабст, как ему удалось остаться таким молодым, он ответил: «Благодаря моей жене. Только благодаря ей. Иначе я бы уже умер. Она – великолепна». От самой Вавы я знаю, что не было вечера, когда бы он ни благодарил её за любовь. Мы знаем его картины и литографии, где он изобразил Ваву, его стихотворение «С тобой я молод… Мои заботы уходят, когда со мной Вава». В музее «Библейское послание Марка Шагала» в Ницце, в зале Hohenlied есть мраморная доска с посвящением «Ваве, моей жене, моей радости, моему блаженству». И на окне в церкви Святого Стефана, вверху на картине «Сара молится о ребёнке» изображён букет цветов со словами «Для Вавы».

Марк был очень благодарен. Вава отдавала ему всю любовь, которую она могла ему подарить. В последние годы его жизни Вава очень редко уходила из дома, чтобы он в любой момент мог позвать её.

Какой для меня была Вава?

Какой для меня была Вава? Очень естественной, простой, как мама. Когда впервые после года переписки я смог приехать к Марку и Ваве и неловко пытался сказать приветствие по-французски, Вава сразу же у двери сказала: «Вы можете говорить по-немецки». У меня спал камень с души. За этой встречей в 1974 году последовали многие другие на протяжении 19 лет. Они были мной довольны. Поэтому я мог и дальше приезжать к ним. И они были мне рады.

Слова Вавы имели большое значение, т. к. были всегда обдуманны, по-женски и по-матерински мудры. Т.к. её мнение больше всего ценилось Марком Шагалом, в особых случаях Вава могла лучше всех походатайствовать. Это сыграло большую роль в создании витражей Шагала в церкви Святого Стефана.

Проблема еврейского художника

Расписать окна для христианской церкви – не это было проблемой для еврейского художника. Он уже делал подобное. Единственным вопросом для него был, мог ли он, памятуя и зная о жертвах Холокоста, шести миллионах замученных и уничтоженных евреев в Европе, за которые несёт ответственность нацистское государство, создать такое произведение в Германии.

Вава, сама еврейка, преследуемая, вынужденная эмигрировать, поддержала просьбу пастора из Германии расписать окна в церкви Святого Стефана в Майнце в знак взаимопонимания иудеев и христиан. Вава была для меня незаменимой помощницей. Если бы Вава отговорила Шагала, то все мои просьбы остались бы без ответа. Поэтому, как мы благодарны Марку Шагалу, так мы должны быть благодарны его жене.

Это была история любви, которая возникла между Вавой, Марком и мной. Сначала это были краски на его картинах, выражающие любовь, которые давали мне ощущение нечто большего, чем человеческая любовь – любовь Бога. Затем была любовь Марка и Вавы, которую мне было позволено ощущать, и на которую я отвечал взаимностью. Мы нашли друг друга, мы понимали друг друга. И между нами возникла настоящая дружба.

«Сделай же это!»

25 июня 1976 года Вава снова обнадежила меня. «Я ему сказала: «Сделай же это!», я уверена, что он это сделает, мы просто должны еще немного набраться терпения и подождать».

Через полгода дело стронулось с места. В письме от 22 декабря 1976 года Вава написала о том, что Марк работает над эскизом витража для нашей церкви. В это время я уже настолько хорошо знал Марка, что понимал, если Вава написала, значит, эскиз почти готов. Так это и было.

Вава лично присутствовала на всех четырех службах, приуроченных к установке 9 витражей Марка Шагала в нашей церкви с 1978 по 1985 год. 24 сентября 1978 года бургомистр Йокель Фукс попросил ее вписать свое имя в Золотую книгу города Майнца. 12 мая 1985 года Вава получила от епископа Карла Леманна медаль Святого Мартина, высшую награду, которую епископ Майнца мог присудить светскому лицу. 28 ноября 1986 г. премьер-министр Бернард Фогель наградил ее медалью за заслуги перед землей Рейнланд-Пфальц. Т.к Вава лично не могла присутствовать на вручении, я был уполномочен вручить ее 8 апреля 1989 года. Я был очень рад этому, т.к. после смерти Марка Шагала 28 марта 1985 года Вава не должна была почувствовать, что стала менее нужной.

Последние годы жизни

За неустанной заботой о Марке в последние годы его жизни Ваве некогда было подумать о своем здоровье. Затем последовало хлопотное, затянувшееся на годы регулирование наследства, которое отняло много сил. Ее здоровье пошатнулось. Она все больше избегала общества. Но даже тогда, когда я не мог навещать ее, мы поддерживали отношения по телефону и по почте. У меня всегда была возможность дать о себе знать, передать привет, букет цветов, вспомнить ее в молитве. К Рождеству, как это часто бывало, я послал ей букет 23 декабря 1993 года. Но накануне Господь призвал ее к себе. Так букет к Рождеству стал первым букетом на могилу. Ее смерть после болезни, которая не прогрессировала, оказалась слишком неожиданным ударом. 23 декабря в 15.15 мне позвонил брат Вавы Мишель Бродский и сообщил о смерти сестры. Похороны должны состояться 24 декабря в 15.15. В тот момент я мог только подтвердить свое присутствие. Хотя было неизвестно, могу ли я быть на похоронах, которые состояться через 24 часа в Вансе. Начался бег наперегонки со временем. По телефону я выяснил, что есть еще билеты на самолет. Были забронированы 2 места: для меня и госпожи Зелиг, которую Вава знала много лет. Я подтвердил Мишелю свое намерение приехать. Он был рад и попросил меня сказать несколько слов на кладбище. Я согласился. По телефону я известил знакомых, получил поручение передать соболезнование от епископа, премьер-министра и бургомистра. Мы должны были забронировать номера в гостинице, т. к. не успевали на обратный рейс из Ниццы. Мы попросили одного водителя такси, нашего знакомого, ждать нас 24 декабря в 11 часов в аэропорту и сопровождать нас целый день.

Вечером я занялся поиском подходящих текстов из Библии на французском языке, чтобы быть готовым ко всему. Как оказалось, не напрасно. В 11 часов самолет приземлился в Ницце. У нас оставалось время заехать за цветами и заказать номера в гостинице.

У могилы Вавы

В 13.45 мы поехали в Ванс. Мы узнали из газеты, что похороны состояться в узком кругу людей. Мы были единственными иностранцами, которые могли к этому времени приехать. Несколько человек уже собрались в гостиной, и Мишель сообщил мне, что по желанию Вавы я должен вести погребальную службу. Какое доверие и какая честь! Католический священник на еврейских похоронах. Я согласился без сомнения. Ведь это было для Вавы. Я положился на Бога и свое любящее Ваву сердце.

Вава лежала наверху, одета скромно, какой она всегда и была, черты лица расслаблены. Немного позже гроб с Вавой снесли вниз для короткой молитвы. Гроб закрыли, и небольшая автоколонна направилась в сторону кладбища. Гроб поставили рядом с могилой Марка Шагала, и я получил знак начинать. Было нетрудно найти слова из Библии, общие для иудеев и христиан. Я читал псалмы в переводе на французский, который Вава подарила мне в 1979. Проповедь была из Книги Исайи. Затем – слова благодарности Ваве, в том числе и от прихожан церкви Св.Стефана. Может быть, мой французский не был великолепным, но слова шли от сердца. И все это чувствовали. После этого гроб поставили в склеп и закрыли вход.

Сочельник – скорбь и радость

Ледяной ветер заставил всех присутствующих поторопиться с кладбища домой. Наступал Сочельник. И наш водитель вовремя должен был вернуться к семье. Мы сразу же уехали в Ниццу и смогли присутствовать на праздничном богослужении в Notre Dame. Совсем по-другому, чем планировалось, но при всей своей грусти я был рад, что смог сам проводить Ваву в последний путь.

Кто в Майнце говорит о Марке Шагале, не должен забывать Ваву. Как я написал в некрологе: «Ее дружба и поддержка оказались неоценимыми в создании Марком Шагалом витражей для церкви Св.Стефана в Майнце».

Перевод статьи пастора Клауса Майера,
опубликованной на немецком языке
в журнале «Mainz» (1995. №2. С.59-64).

Журнал подарен доктором
Генрихом Манделем (Иррель, Германия)

[1] Так в тексте.