Родился в Витебске, получил художественное образование, работал в организации «Джойнт», преподавал иврит и еврейские традиции в благотворительном центре, «Сохнуте» и еврейских воскресных школах. В 1996 году переехал на постоянное место жительства в Израиль, учился в Хайфском университете, служил в армии, участник боевых действий.

Автор фантастических романов, монографий, статей по библейским и археологическим исследованиям, публицист, пишущий на политические актуальные темы.

Представляет читателям журнала «Мишпоха» серию рассказов. С присущим ему юмором рассказывает о жизни в Израиле, делится воспоминаниями о родном Витебске.

Железные птицы над Освенцимом

Тощий реб Хаимка сидел на голой промозглой земле и смотрел воспалёнными подслеповатыми глазами в мрачное осеннее польское небо.
– Вос герцих1? – спросил точно такой же доходяга в полосатой робе и деревянных колодках на босу ногу.
– Ганц гут2, – ответил высохший еврей, по виду дошедший до крайней степени истощения.
– Ганц гут, – усмехнулся Моткеле. – Мишугине3. Высмотрел своего Готеню4? Когда Он прилетит нас спасти?
– Он пришлёт своих малохим5. Они прилетят на железных птицах, на крыльях которых звёзды Давида. Я их видел парящими над крышами бараков, над крематорием.
– Мишугине коп6! – рассердился Моткеле. – Почему шапку не снял перед охранником? Ты хоть и безумный, но аид7. Больно было смотреть, как тебя лупцевали плётками. Как ты теперь на своём тохесе8 сидишь?
– Э… Пустое это, Моткеле…
– Не называй меня так! – запротестовал узник Освенцима, быстро и испуганно вертя головой. – Забыл, что у нас теперь нет имён, а только номера?
– Я своё имя не забыл. И Бога своего тоже помню.
– Ну и где Он? Где? Видишь – чёрные столбы дыма? Мы в аду! Неужели ты этого ещё не понял, упрямый еврей? Мы все идём в геенну огненную, – прошептал А-10268.
– Мы – избранные! Жертва благоуханная, приятная Богу, – не согласился Хаимке.
– От тебя керосином пахнет и дерьмом, а не елеем. Тоже мне благоухание, – засмеялся еврей осколками зубов; золотые коронки, которыми он так гордился, вырвали почти сразу по прибытии, а предварительно гордость его выбили десятками ударов дубинок и сапог. – Ответь мне, ребе, за что нас судит твой Бог? Неужели твой Бог злой? А если так, почему ты, дурья башка, молишься Ему, даже постишься в Йом-Кипур. Люди здесь от голода мрут, а он постится. За что Он нас судит?
– Он не нас судит, а мир через нас. Ангел смерти поспорил с Богом, вступятся ли гои за народ Его. Не побоятся ли Сатаны? Готовы ли жизнью рискнуть, чтобы спасти евреев?
– Кранты миру, – развеселился Моткеле.
– Не знаю, может, десяток праведников и наберётся на каждый город, – закрыл глаза Хаимка.
– Десять праведников на миллион злодеев? Нет, ребе, говорю тебе, кранты этому миру. Но ему повезло, что Бога нет. Был бы – не допустил этого форменного свинства.
– Если нет Бога – нет и еврея, упрямый аид! А ты – есть, и народ наш есть. И никто его не уничтожит! – разгневался с виду покорный Хаимка. Откуда только силы у него взялись на гнев.
Звук колокола заставил их вздрогнуть.
– Пошли на построение! Только не вздумай падать! Слышишь, не вздумай падать, гордый еврей! А то вылетишь в трубу!
Через трое суток совсем больного Хаимку повели самой страшной дорогой – тропой ужаса. Он подбадривал евреев словами из псалмов: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днём, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым».
Хаимка смотрел в небо, он искал железных птиц с шестиконечными звёздами на крыльях. Но никого не было. Может, нелётная погода?
«Я видел их, видел! Готеню…»
Хаимка упрямо остановился у порога, но нажали, толкнули…

***

Старый еврей открыл почтовый ящик, достал газету. На первой полосе сообщали о трёх израильских самолётах, пролетевших на низкой высоте над кирпичными воротами Освенцима, над железнодорожными путями, с которых сходили узники, над рампой, местом селекции, над длинными бараками и над крематорием, через трубу которого ушёл его друг Хаимка.
«А ведь он всё верно увидел. Жаль, что ангелы опоздали на каких-то 60 лет», – вздохнул Моткеле и почесал руку с выцветшим номером А-10268.
_________________
1 Вос герцих? (что слышно?)
2 Ганц гут (всё хорошо)
3 Мишугине (безумный)
4 Готеню (Боженька)
5 Малохим (ангелы)
6 Мишугине коп (безумная голова)
7 Аид (еврей)
8 Тохес (задница)

Киви

Сутки до Рош-а-Шана, больница Ихилов, Тель-Авив, 2009 год.
– Я принёс тебе киви, витамин С, – сказал он.
Она улыбнулась, похоже, что-то вспомнила. Положила на тумбочку, лицо её было опухшим, неузнаваемым, волосы коротко острижены.
– Они сказали, что переводят меня в хоспис, я знаю, что это. Туда отравляют умирать, а я хочу жить. Я готова на любые эксперименты.
– Не волнуйся, тебя никто не отправит в хоспис...
– Если что, позаботься о детях.
– Всё будет хорошо...
Мужчина вышел в коридор, он знал, что это конец, только не знал, что видит её в последний раз. За час до праздника её не стало.
Он разбирал холодильник и обнаружил на самом дне пакет с несколькими плодами примятых киви. Уже собрался выбросить их в мусорное ведро, но задумался. Память отбросила его на двадцать лет назад.
Зимний вечер 1995 года.
Молодой человек держал руки в карманах и спешил до наступления темноты в ларёк. Несколько дней назад он приметил табличку с надписью «киви=1$». Попросил полкилограмма, продавец в ответ рассмеялся: «Доллар – штучка! Три доллара – кучка! В кучке три штучки!»
«Доллар штучка?» – переспросил обескураженный потенциальный покупатель.
«Очень полезная вещь! Кладезь витамина С! Необходимый зимой продукт!» – тараторил торговец.
«Ладно, три доллара есть, хватит даже на бананы, сок и сникерс», – решил постоянный клиент.
Плод выглядел странно-овальной формы, чуть приплюснутый с боков, кожура цвета коричневой умбры.
«Удивлю жену, ей сейчас витамины очень даже кстати».
Он возвращался домой, под утеплёнными ботинками поскрипывал снег, запачканный гарью от проезжающих машин. Морозный воздух тонкими иголочками покалывал щёки. Пушинки падали на куртку и мгновенно таяли, превращаясь в еле различимые пятнышки. Казалось, он слышал песню, слов и музыки которой не мог разобрать. На душе было волшебно.
Он даже не заметил трёх парней, заградивших ему дорогу. Разминуться не получится, бежать, как заяц, по сугробам совсем не хотелось, вроде не очень пьяные, надо попробовать договориться.
– В чём дело, ребята? – спросил он, на всякий случай становясь боком.
– Думаешь, высунул руки из карманов, так успеешь отбиться? – наступая, проговорил юноша небольшого роста.
– Не ссы! – ухмыльнулся второй парниша. – Сильно бить не будем. Давай всё, что есть, и вали. Что это у тебя? – и потянулся к пакету, висевшему на запястье.
Мужчина перехватил руку гопника, резко подтянул на себя и локтем ударил в ухо, точный апперкот в челюсть. Отскочил назад, сорвал пакет, отбросил в сторону, приподнял сжатые ладони. Нападавшие опешили – такого не ожидали.
– Ну, понеслась! – крикнул невысокий и ринулся в бой, размахивая крепкими красными кулаками.
Однако тот, кого видишь, не опасен. Опасен тот, кого не видишь.
Низкорослый, получив хук в висок, свалился в сугроб лицом вниз. Но молодой человек упустил из виду третьего нападавшего и получил сильный удар сбоку ботинком по рёбрам. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, но ему повезло – противник не удержался на ногах и присел… Удар ногой разбил ему нос, он застонал, кровь сочилась между пальцев...
«Испортили такой чудный вечер», – подумал молодой человек, подбирая пакет.
– Почему задержался? Я уже начала волноваться, – сказала жена. – Дня три назад избили нашего соседа, он даже в больницу попал.
– Всё в порядке. Посмотри, что я тебе принёс.
– Что это? – она провела пальцем по мелким ворсинкам заморской ягоды.
– Киви. Кладезь витаминов. Извини, чуть помялись, я поскользнулся, упал.
Она разрезала плод.
– Смотри, какой красивый узор. А на вкус, как наш крыжовник. Зимой – фантастика!
– Мне кажется, кожуру есть не надо, – он засмеялся, приложив руку к рёбрам.
– Попробуй, – предложила она.
– Тебе важнее. Кто из нас беременный? Вот только рожать ты будешь уже в Израиле. До мая ещё полгода. Мы успеем…

Море обнимет, закопает в пески

Я люблю море, пахнущее японскими деликатесами, выдыхающее подсоленный воздух.
Море – человек настроения, порой оно злится в своём бессилии достать смело глядящих в его сторону, а иногда ласкает снисходительным бризом.
Если долго смотреть на волны – превратишься в мудреца, познавшего суть мироздания, станешь частицей великой Пустоты, потому что морская стихия очищает голову от всяких мыслей.
Море не терпит неуважения, в его монастырь со своим уставом не лезь, соблюдай правила, и не только останешься в живых, но и получишь огромное удовольствие.
У меня с морем особые отношения, доверительно-подозрительные. И вот почему.
Когда-то я плавал быстро, но недолго. День выдался прекрасно-закатный. В мае вода Средиземного моря ещё не такая горячая, как в августе, но уже не холодная.
В Хайфе, на пляже Бат-Галим, есть волнорезы, создавшие для удобства отдыхающих бассейн, не требующий хлорки.
Какой-то любопытный мальчишка лет двенадцати решил посмотреть на своей лодке, как обстоят дела за волнорезом. Гостеприимное море решило ему показать свои необъятные чертоги. Ещё немного, и на берегу стоял бы вопрос: «А был ли мальчик?». Но, на его счастье, рядом проплывал, простите, я. Взял его одной рукой на прицеп, отбуксировал поближе к волнорезу, ребёнок перестал рыдать и, ловко орудуя веслом, уверенно поплыл к берегу. Я остался, а надо было бы держаться плавсредства. «Ничего, – думаю, – потихоньку доплыву».
Но море решило меня проучить: поднялись волны и стали затягивать в пучину. Вроде плыву к берегу, но не приближаюсь, а скорее наоборот. Люди на пляже уже с трудом различимы. Спокойствие и самообладание оставили меня, страх привёл к панике – злейшему врагу утопающего. Мышцы одеревенели, в голове набат, сердце не готово тонуть и поэтому выпрыгивает из груди. Пару раз я шёл на дно, солёная вода попадала через нос в горло, вызывая рвотный рефлекс. «Как нелепо! Как нелепо! Господи, будь другом – помоги!» Только я подумал о Боге, вдруг ко мне подплывает какой-то старичок, не знаю, Моисей, Илия или апостол Пётр, правда, без бороды и в плавках, говорит на иврите с акцентом времён британского мандата.
– Тебе нужна помощь? – спрашивает ангел.
Киваю несколько раз.
– Дыши спокойно, до берега недалеко.
Он придерживал меня, и мы плыли, отдыхали и снова плыли. Паника прошла, руки перестали дрожать. У волнореза старик сказал:
Теперь ты сам.
Из последних сил я сделал рывок и выполз на песок. Оглядевшись, не обнаружил своего спасителя. Наверное, он продолжил плавать, а может… Не знаю…
…Как только закрывал глаза, казалось, что меня накрывает волной и я иду ко дну. Две недели продолжалось наваждение. «Пора разобраться с этим!» Я снова пошёл на море... Но стоило ногам оторваться ото дна, накатывала паника. Меня это жутко злило, и я решил покончить или со своим страхом, или с собой, потому что вместе мы никак не уживались. И я поплыл, всё дальше и дальше, страх исчез, наоборот, появился кураж. Научился плавать в волнах, набирал побольше воздуха; чувствуя приближение волны, буквально за секунду до толчка уходил поглубже, и стихия сама тащила к берегу. Это было очень забавно, но я бы обязательно доигрался, если бы не один случай.
Дело было на семинаре по еврейской истории и традиции в незабвенном и прекрасном Гуш-Катифе. Утром я смог поплавать, правда, недолго, потому что сильная волна чуть не переломала мне ноги.
На берегу я разговорился с симпатичной девушкой в мини-бикини, естественно, о смысле бытия.
Видим, какой-то безумный смельчак плавает в очень больших волнах, но как-то подозрительно машет рукой и вроде что-то кричит.
– Беги за помощью, – сказал я спутнице и вошёл в воду.
– Сами вытащим! – крикнула она и ринулась вперёд.
Слава Богу, её просто вышвырнуло волной на берег. Я ушёл под воду, выплыл и протянул человеку руку, но сильная волна отбросила нас в разные стороны. Силы иссякали, я отчётливо понял, что не смогу вытащить несчастного. И я совершил поступок, который гложет меня уже почти двадцать лет: ушёл на глубину и, проплыв под водой до берега, побежал в гостиницу с криком: «Человек тонет!»
Официанты Гуш-Катифа, на бегу срывая с себя белые рубашки, чёрные брюки и кипы, ринулись в море.
Мне стало страшно и горько, их всех разметало в разные стороны, и на мою совесть несмываемым пятном ляжет гибель этих отважных молодых парней. На наше счастье приплыла лодка и всех подобрала. Вытащили несчастного утопленника. Вызвали амбуланс, сами пытались откачать, тщетно…
Этот человек оказался одним из узников Сиона, звали его Борис Чернобыльский.
– Мой отец многим помог, а ему никто, – с горечью сказала его дочь в одном из интервью.
Эх… Мы пытались. Как трудно победить море, человеку это не под силу, разве что Богу.

Спасение рядового Кота

Лет ...цать назад мы жили в «русско-марокканском» гетто на Адаре в портовом городе Хайфа. И вот одной тёмной-тёмной ночью, когда приличные люди, даже такие, как я, спят, раздаётся жалобный, но громкий писк. Думаю: «Наверное, ребёнок соседский плачет. Мамка дрыхнет, папка хоть и проснулся, но максимум, что он может сделать, так это толкнуть жену в бок. Странно, неужели они оставили младенца одного?». Плач тем временем усиливался.
– Ты можешь что-нибудь сделать? – просит меня жена.
– Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?
Через полчаса всё-таки решил если не взломать соседскую дверь, то хотя бы постучать.
Однако на лестничной площадке уловил, что звук исходит с улицы. Люди так не плачут, даже сосущие грудь и писающие в подгузники. Ну конечно, это котёнок, живущий по рекомендации: «Пищите, и отворят».
Выбор стоял простой: ликвидировать источник раздражения или накормить. Набрав всякой снеди, вышел на улицу. В то время с котами я не очень умел общаться, однако заговорил с ним на библейском языке, он всё-таки сабра:
– Манишма, ахи хатальтуль? Бо, целээхоль, аль хешбони. (Как дела, братишка котёнок? Давай выходи покушать, угощаю).
Зверёныш перешёл на крик. Из окон высунулись соседи, наверное, проснулись от слов «аль хешбони» (угощаю).
На улице Гилель машины стоят в два ряда, видимо, бедолага застрял в одной из них, и так как уличный кошкоблох ни на секунду не замолкал, я без труда вычислил несчастного.
Пошарил под автомобилем – тщетно. А он уже рыдает взахлёб. От волнения я перешёл на русский, стал его успокаивать:
– Слышь, держись там, сейчас что-нибудь придумаем.
А что придумать? Мне только не хватало статьи за взлом. Кто поверит, что я котёнка хотел вытащить, а не магнитолу.
– Надо ментов вызывать, – предложил прохожий.
– Думаешь, они арестуют котёнка за нарушение общественного покоя?
Он задумался:
– Ну и пусть, но ведь сначала его спасут.
Сильно сомневаясь, я позвонил в полицию:
– Диспетчер полицейской службы на связи. Что случилось? – ответил женский приятный голос.
– Котёнок застрял под машиной, сильно плачет, страдает, а с ним весь дом не спит, а людям утром на работу. Вы можете помочь?
– Адрес! – потребовал приятный голос.
Я ответил.
– Помощь придёт. Ждите.
В телефонной трубке раздались гудки.
– Что сказали? – спросила супруга.
– Чип и Дейл спешат на помощь.
Минут через десять появился с мигалкой наряд полиции, выскочили несколько крепких парней. «Сейчас мне достанется за ложный вызов».
– Давно плачет? – поинтересовался офицер.
– Не меньше часа, – сохраняя невозмутимый вид, ответил я.
Просветили дно машины фонариками. Тщетно. Звук есть, изображения нет.
– Надо владельца тачки найти, – всё-таки в полиции служат умные ребята. – Вы знаете, кому принадлежит автомобиль?
– Понятия не имею. Можно опросить всех жильцов ближайших домов. В Израиле, чтобы вломиться в дом, ордер не нужен, – у меня порой бывают гениальные идеи.
Полицейский не согласился:
– Это не 37-й год. Сейчас найдём.
Связывается по рации с диспетчером, чтобы пробить адрес по номеру машины. Ждём. Котёнок стал плакать тише, лишь иногда всхлипывал. Нервничаем.
Спасительным треском просигналила рация.
– Записываю! Понял… – голос полицейского задрожал. – Машину взяли напрокат. Телефон узнаем только утром.
– До утра подопечный может не дотянуть, – вздохнул я.
– Ладно, – махнул офицер. – Давайте раскачаем машину. Но аккуратно, чтобы не задавить котёнка.
Только мы собрались калечить чужую машину, как видим, посередине дороги стоит чёрный котик, выгибает спину, жалобно и, как ни странно, удивительно знакомо мяукает.
Мы все улыбаемся.
– Ах ты гадёныш, – говорю ему. – Болээхоль аль хешбони…

Один народ

В Иерусалиме я остановился в одной довольно удобной по своему месторасположению гостинице. За стойкой администратора меня встретил добродушный верзила с золотым католическим крестом вместо галстука. Нагрудная табличка (бейджик) гласила: Антон. Приятно встретить земляка.
Однако Антон заговорил на чистом иврите. Мой мозг принялся анализировать информацию.
– Ты случайно не Марк? – уточнил я.
– Нет, – удивился Антон. – Почему Марк?
– Потому что Антоний, – я решил проверить парня на эрудицию.
– Потому что Чехов, – улыбнулся тёзка великого писателя. – Завтрак с 6 до 9. Приятного отдыха.
«Чудо какое-то, арабский христианин. Чехова знает. Впрочем, чудеса в Иерусалиме – старая традиция».
Утро в гостиничной столовой выдалось довольно скучным.
Интуристы вели себя вежливо, со всеми здоровались, улыбались, говорили вполголоса, трапезничали, пользуясь ножом и вилкой, и даже пережёвывали пищу с закрытым ртом. Европейские зануды, не о чем писать.
Однако Провидение к праздничному ужину в честь Суккот послало наших, и не каких-нибудь ашкеназов-диабетиков, а потомков сефардов, выходцев из стран Магриба, в жилах которых течёт перехватывающий дыхание схуг. В гостиничный ресторан пришли дышащие огненным перцем драконы.
Восточные люди явились во всей красе: мужчины в белых рубашках с пятнами от дикой необузданности в пище, в модно порванных джинсах, плотно облегающих не знающие покоя ноги, в красных кроссовках «ориджинал» и с шикарным ногтем на мизинце, отшлифованным в честь праздника.
Ах, какие женщины, какие женщины: в обтягивающих платьях, не выдерживающих напора округлых сочных прелестей, выпирающих со всех сторон! А что они творят, вы бы знали, на что способны смуглые женщины!
Одна, не побоюсь этого слова, дама, наложив всякой снеди в свою тарелку, увидев горячий сочный шашлык, не утерпела, попробовала его и, не ожидая, пока тот остынет, широко открыв ярко накрашенные уста, полностью засунула шампур с мясом в свой глубокий резервуар. Через мгновение вытащила чистую деревянную палочку, успев при этом игриво посмотреть на свидетеля циркового номера с эротическим подтекстом. Только вот не знаю, прожевала ли моя героиня все шесть кусков мяса, такая могла и проглотить.
Я человек бывалый, полевой закалки, если надо, могу опроститься – без ножа и даже без вилки разделаться с мясом, но европейцам такие манеры были в диковинку. Похоже, они никогда не видели, как едят овощи руками, макают хлеб в общую тарелку с тхиной и хумусом, смачно чавкают, громко разговаривают с набитым ртом, а потом сосредоточенно публично выковыривают из зубов остатки пищи.
Если честно, я тоже не в восторге от этих диких манер и уже собрался уходить, как вдруг они запели псалом времён царя Давида. Кто-то приобнял меня за плечи, и я тоже запел вместе с ними: «Инема-тов, у-ма-наим, шэветахим гам яхад» («Как хорошо и как приятно сидеть братьям вместе»).
И в этот момент меня пробило: я осознал, что не вежливо-чопорные европейцы мои братья, хотя мы одинаково держим нож в правой руке, а вилку в левой. Не они прикрывали меня в Марон-Аразе, Хевроне, Калькилии, не они сидели со мной в многочасовых засадах, ломали лепешку и делились последней сигаретой, а вот эти «варвары», над которыми я потешался. Именно они рисковали собой, чтобы спасти меня, малознакомого человека. И не потому, что я им брат и со мной приятно сидеть. Они понимали, что все мы – евреи из России, Беларуси, Украины, Кавказа, Средней Азии, Германии, Франции, Марокко, Йемена, Ирана, Ирака, Эфиопии, Индии, а также славяне, черкесы, друзы и арабские христиане – израильтяне.
И, к сожалению, спасибо врагам, которые способствуют превращению совершенно разных людей в один народ – народ Израиля.