Все мои книги в детстве хранились на этажерке, которая была буквально втиснута между кроватями. Этажерка представляла собой три полки, которые держались на резных стойках: три из них были фабричные, а четвёртую стойку папа выстругал сам. Вся мебель у нас в доме была или самодельная, или отремонтированная папой. Прямо со своей самодельной кровати, я мог, даже среди ночи, дотянутся до полки, и взять любимую книгу. Потом накрыться с головой одеялом и, включив карманный фонарик, читать книгу. Фонарик лежал тоже на этажерке. И там же стояли пластмассовые игрушки: лев и слон. Я не помню, откуда они у меня появились, но помню, что я как-то помыл их одеколоном, и они стали одинакового не понятного цвета. Это были мои любимые игрушки. И, они часто тоже перебирались с этажерки ко мне в кровать, охраняя моё чтение и сон.

ШЕРЛОК ХОЛМС

С детства люблю Шерлока Холмса. Сначала мне о нём рассказывал дедушка, который читал о его приключениях в копеечных книжечках, что привозили в местечко на ярмарки книгоноши. Не все в этих историях было от Конан-Дойла. Я пересказывал эти истории друзьям, и мечтал прочитать сам книгу о Шерлоке Холмсе. И однажды дочка директора книжного магазина, с которой я учился в одном классе, принесла в школу томик «Библиотеки приключений» с «Записками о Шерлоке Холмсе». Она разрешила мне прочитать на перемене один рассказик. Это была «Пёстрая лента». После школы я побежал не домой, а к дедушке, который всегда покупал мне книжки. И мы с ним пошли в магазин и купили эту книжку. Я читал её всю ночь. И хорошо, что прочитал, ибо рано утром к нам прибежал сам директор магазина и сказал, что книгу о Шерлоке Холмсе требует первый секретарь райкома. Его секретарша звонила ему домой и велела принести книгу в райком к девяти утра. А больше таких книг в магазине не было. Про свою книгу он промолчал. И дедушка, несмотря на то, что он работал главным бухгалтером поселкового торга, отдал книгу. Слова «первый секретарь райкома» в то время магически действовали на всех. А рассказы из этой книжки я запомнил почти на память. После этого я прочитал множество различных детективов. Очень хороших детективов. Но лучшим по-человечески героем-детективом для меня остался Шерлок Холмс. И сейчас я могу объяснить почему. Потому что он добрый. Как Санта-Клаус! Он чаще всего не разгадывает преступление, а предотвращает его! Как добрый ангел!

ТЕВЬЕ-МОЛОЧНИК

Папа прочитал в своей жизни не так много книг, но каждую прочитанную помнил почти дословно. Он мог выдать на память когда-то в детстве прочитанное стихотворение, или пересказать прочитанный когда-то рассказ – правда, иногда вставляя в него свои обороты. Часто вспоминал он реб Тевье, приводя по разным случаям его слова:

– Как говорил реб Тевье, если суждено счастье, то оно само в дом приходит, а если нет, так тут уж говори не говори, хоть разорвись, – поможет, как прошлогодний снег, – успокаивал он маму после очередных неурядиц с начальством на работе, – придёт и на нашу улицу праздник! Подождём.
– Как говорил реб Тевье, главное, чтоб товар был хорош, – говорил он, прицениваясь на базаре, – ну, и, конечно, лишние деньги я из кармана вынимать не буду!
– Как говорил реб Тевье, каждая ворона – к своему роду, то есть каждый берись за свое дело! – говорил он, проверяя школьные тетрадки. – Ну, что я хочу от Лильки?! Не её это дело – математика! И обижаться за это грех! Зато она поёт, как соловей! Каждый за своё дело, всяк за свою работу, как говорил реб Тевье!
– Как говорил реб Тевье, и серебро мое, и злато моё, – деньги – чепуха! Главное – человек, то есть, чтобы человек оставался человеком! – часто повторял он мне эту истину. – Богатым быть хорошо, ничего не скажешь! Только хорошим человеком быть лучше! Только если бы богатые это понимали, а бедные желали!
Я в детстве всегда считал, что реб Тевье – это папин родственник, и он мне почему-то представлялся похожим на фэтэра (дядю) Шлёму, брата папиного отца. С бородой, в картузе, и в кожухе, подпоясанным ремнем, он на праздники заходил к нам. Садился на завалинке, никогда не заходя в дом, ибо ему тяжело было подняться на крыльцо, и на все разговоры отвечал всегда одинаково:
– Аз мир лэбн, вэлн мир дерзэн! Будем жить – увидим!
Я как-то спросил у папы про реб Тевье, кем он нам приходится, какой родней. Папа улыбнулся и сказал:
– Зуналэ, реб Тэвье всем родня! Подрастёшь немного, и я тебя с ним познакомлю.
– Он к нам приедет? – спросил я.
– Придёт, – поправил меня папа.
И я ждал. И на моё шестнадцатилетние он пришёл ко мне. Папа подарил мне маленькую книжку Шолом–Алейхема «Тевье-молочник» и два одинаковых томика Менделе Мойхер-Сфорима и Ицхока-Лейбуша Переца.
– Как говорил реб Тевье, вдруг – не знаешь, отчего и почему, – удача прёт со всех сторон! Как говорится, мир вам и детям вашим! Захожу в книжный магазин и встречаю реб Тевье! И не одного, а вместе с Фишкой Хромым! Это же надо, чтобы на твой день рождения привезли именно эти книги! – сказал папа, радуясь подарку не меньше, чем я.

ВАСИЛИЙ ТЕРКИН

Папа, читая книги о войне, всегда почему-то плакал. И, прочитав их, никогда ничего не говорил про них, и не возвращался к ним. Пытался я у него расспрашивать про них, он всегда отмахивался, и говорил, что не хочет про книгу говорить. То же самое было и с военными фильмами. Как только по телевизору начинали показывать такой фильм, он смотрел его минут пять, потом вставал и шёл на кухню, оставляю маму одну смотреть фильм. И единственная книга, к которой он часто возвращался и перечитывал её, хотя знал почти всю наизусть, была поэма про Василия Теркина. И даже, когда я был маленький, рассказывал её мне вместо сказки.
Сразу после школы, я уехал из дома, и возвращался только в гости. Но у меня было правило, каждую субботу я шёл на почту, на переговорный пункт, чтобы позвонить домой. Сначала у нас не было в доме телефона и папа с мамой шли на почту в договорённое нами время, и там ждали моего звонка. И где бы я не был, и как бы себя не чувствовал, я тоже к этому времени шёл на почту, чтобы позвонить родителям. Потом папе, как ветерану войны, удалось добиться, чтобы установили в квартире телефон, и они в девять вечера, всегда по субботам ждали моего звонка.
Помню, как-то маму положили в Могилёв в больницу, а папа вернулся в Краснополье: Марат будет в субботу звонить, а нас никого не будет, он будет волноваться. Когда я в ту субботу позвонил, папа рассказал о маме и неожиданно пожаловался, что хотел перечитать Тёркина, все книги переложил, а найти не смог.
– Может, ты помнишь, где книга лежит? – с какой-то обречённостью спросил он.
– Ты же её на память помнишь, – попытался я успокоить папу.
– Помню, – сказал он. – Но, когда мне плохо на душе, мне надо её глазами перечитать. Так и на войне было, так и сейчас. Я её перечитываю, когда мне плохо. Она надежду на лучшее помогает обрести. Мне сейчас плохо, а книгу не могу найти.
Я стал прикидывать, куда папа мог её положить, но на все мои предложения, папа безнадежно говорил, что там уже смотрел. Я буквально чувствовал папину боль и не знал, как ему помочь.
– Я все книги с полки снял. И передний ряд, и второй! И нигде нет! – сказал папа.
И тут меня буквально подбросило на месте, и я закричал в трубку, пугая всех ждущих переговоры:
– Не ищи отдельную книжку. Потом найдём. На верхней полке стоит собрание сочинений Твардовского. Тёмно-бардовое. Во втором томе там Василий Тёркин! Читай!
– Ой! – радостно воскликнул папа. – А я и забыл про собрание сочинений! Ох, старая голова!
Не дожидаясь конца разговора, он побежал за книжкой и уже через минуту читал мне:
– С первых дней годины горькой, в тяжкий час земли родной, не шутя, Василий Тёркин, подружились мы с тобой, – и добавил: – И одну политбеседу повторял: Не унывай! Победим болячки! Прочтёшь такое – и силы прибавляются!

КОЗЕТТА

Мне было лет восемь, когда я прочитал эту книжку. В нашей библиотеке мы сами не выбирали книжки, а их предлагала нам библиотекарша. И, когда она мне предложила книжку с девчонкой на обложке, я стал отказываться, говоря, что это девчоночья книжка. И название у нее девчоночье – «Козетта».
По вечерам у нас в детской библиотеке дежурили учителя. Такая была заведёнка. Дежурили учителя разных предметов, не имеющих никакого отношения к литературе. Просто в порядке очереди. В этот день, как раз дежурил мой папа, учитель математики. Увидев, что я отказываюсь от этой книжки, он сказал:
– Сынок, это же написал Гюго! Почитай!
Я знал папино безмерное уважение к классикам, и хотя у меня тогда такого почитания к классикам не было, но я решил взять и почитать. Помню, что вместе с этой книжкой я взял и «Морской волчонок» Майн-Рида, от одного названия которой я был в восторге. Придя домой, я, конечно, сразу начал читать морские приключения, но почему-то застрял на второй странице, и, отложив эти приключения в сторону, начал читать книгу про Козетту. И не оторвался от неё, пока не дошёл до последней страницы. Счастливее меня не было в тот вечер человека, когда я прочитал, что Козетта ушла от Тенардье с Жаном Вальжаном. Я буквально сразу начал читать книжку по второму разу, уже не гоняясь за сюжетом, а вдумываясь в каждое слово: я любовался куклой в витрине магазина, я шёл за водой вместе с Козеттой лесной тропинкой, и чувствовал за спиной холодок тёмного леса, и слышал уханье совы и шуршание листьев под ногами. Я всю ночь не спал и думал про эту книгу.
Я к этому времени прочитал много приключенческих книг, которые тоже имели счастливый финал. Но почему-то такой радости не чувствовал, как с последними страницами этой книги. Да и приключений в этой книжке никаких не было. Я долго думал, пересказывать эту книжку друзьям или нет: я боялся, что меня обзовут девчонкой. Но история Козетты не давала мне покоя, и поделился с друзьями. И, как ни удивительно, она понравилась всем. А Ленька сказал:
– А что дальше? Куда они пошли?
– Не знаю, – честно сказал я. – Книжка на этом заканчивается.
Тогда я ещё не знал, что это отрывок из большого романа.
И сейчас, когда я уже сам пишу рассказы, я мечтаю, чтобы хотя бы один мой читатель, был так же счастлив, как я, прочитавший Козетту!

ЛЁГКИЙ ХЛЕБ

Первой книжкой, которую папа мне прочитал на белорусском языке, была белорусская сказка «Лёгкий хлеб». Я, как сейчас вижу перед собой эту книжку с яркими цветными картинками. Папа очень любил читать мне сказки, но эту сказку любил больше всего. Рассказ был про голодного волка, которого крестьянин угостил свежим хлебом. Волку очень понравился хлеб, и он спросил крестьянина, как его добыть. И крестьянин стал объяснять волку, что надо сначала вспахать поле, засеять рожь, дождаться, когда она поспеет, потом рожь сжать, в снопы связать, снопы в копны поставить, чтобы ветер их провеял, солнышко посушило, потом на ток их свести, обмолотить, затем зерно в мешки сложить, на мельницу отвести, муку намолотить, потом растопить печь, замешать тесто, поставить тесто в печь…. Волк всё время, прерывал рассказ крестьянина, спрашивая:
– И хлеб уже готов?
И так продолжалось, пока крестьянин, наконец, добрался до спеченного каравая.
– Ох, – вздохнул волк, – долго ждать! А ты скажи, как легко хлеб добыть.
Пожал плечами крестьянин, подумал и говорит:
– Не хочешь тяжёлый хлеб есть, поешь лёгкий. Вон на горке баран пасётся!
Прибежал волк к барану и говорит:
– Эй, баран, – говорит, – я тебя съем! Тебя съесть легче, чем хлеб приготовить!
Баран посмотрел на волка, подумал, и говорит:
– Верные ты слова говоришь, ничего не скажу. Да только жевать меня нелёгкая работа. Старый я, мясо у меня жёсткое. А чтобы тебе легче было это дело делать, стань под горой, раскрой рот, а я разбегусь и прямо тебе в рот запрыгну. Вот тебе и будет лёгкий хлеб!
Обрадовался волк, встал под горой, раскрыл рот и ждёт. А баран разогнался с горы, да рогами ударил волка, так что у того искры из глаз пошли. Через полчаса волк очнулся, сидит, головой вертит, и думает:
– Съел я барана или нет?
Услышал это крестьянин, усмехнулся и говорит:
– Съесть то ты его не съел, а вот лёгкий хлеб попробовал!
Читая эту сказку, папа всегда мне говорил, что в жизни ничего нет лёгкого.
– Сказка эта не про хлеб, а про жизнь. Жизнь – штука не простая. И ничего лёгкого в ней нет. Счастье не в лёгком хлебе, а в хлебе, выращенном тобой!
Читал я эту сказку и сыну. И, сейчас он, когда я спрашиваю его о каких-то делах, отвечает, что лёгкого хлеба не бывает. И оптимистически добавляет:
– Зато тяжёлый хлеб самый вкусный!

АЙВЕНГО

Айвенго был первым романом о рыцарях, который я прочитал. Я сидел на лавочке возле дома и гордо читал толстую книжку, на зелёной обложке которой был нарисован рыцарь, и в которой были цветные картинки. Всем друзьям я показывал картинки, и все ждали, когда я прочту книгу до конца и буду её вечером рассказывать. А мой друг Славик, даже сел возле меня и отгонял от меня любопытных, чтобы не мешали мне дочитать быстрее книжку. Но, когда я добрался до середины, и прочитал про еврейку Ревекку, я, восьмилетний мальчик, очень разволновался: я просто не знал, как мне сказать, пересказывая книгу, что Ревекка – еврейка. Конечно, все мои друзья знали, что я – еврей, но рассказывать историю про еврейку я почему-то не то, чтобы боялся, а стеснялся. Герои книжек могли быть кто угодно, но не евреи. И стал читать медленнее, задумавшись над проблемой. И поэтому, в отличие от других толстых книжек, не закончил её за день. И, как ни просили меня друзья в тот вечер рассказать, хотя бы начало, я отказался. Весь вечер я был молчаливый и задумчивый, и бабушка даже потрогала мне лоб, есть ли температура. И, когда папа пришёл с вечерней школы, где преподавал математику, бабушка сказала ему, что с Маратом что-то не то. И тогда папа позвал меня для разговора во двор. Мы сели на завалинку, и папа спросил:
– Может тебя кто-нибудь обидел?
– Нет, – помотал я головой.
– Значит, у тебя проблема, которую ты не можешь решить? – догадался папа.
– Да, – кивнул я.
– Большая проблема?
– Да, – сказал я и рассказал про Айвенго и про еврейку Ревекку и про её отца Исаака.
Я рассказал папе всю книжку от начала до конца. Ему очень понравилось книжка.
– Конечно, такую книжку нельзя не рассказать друзьям, – сказал папа.
– А что делать с еврейкой Ревеккой? – спросил я. – И с её отцом? Ведь про них написано в книжке много? И, как объяснить, почему Айвенго выходит на поединок с рыцарем Буагильбером? Как?
Папа вздохнул, а потом сказал:
– Ну, Ревекку же считают колдуньей? И поэтому за её честь сражается Айвенго! Ты так всё и рассказывай, а про то, что Исаак и Ревекка евреи промолчи.
– Все же поймут, – сказал я. – С такими именами только евреи бывают…
– И пусть поймут, – сказал папа. И добавил: – И даже хорошо, если поймут! Значит, настоящие твои друзья!
Мы долго разговаривали с папой, и не только про книгу, и может быть, разговаривали бы до самого утра, если бы бабушка не позвала нас в дом, сказав, что пора уже спать.
Назавтра я пересказал книгу друзьям. Всем она очень понравился. Все радовались счастливому окончанию. Закончил я рассказывать поздно, и все быстро начали расходиться по домам. И только Шурка, который жил от меня дальше всех, задержался.
– Домой пора, – сказал я.
– Пора, – согласился он.
А потом неожиданно спросил:
– А Ревекка – еврейка?
Я на секунду задумался, а потом сказал:
– Да!
– Понятно, – сказал Шурка.
И пошёл. Что ему понятно, я не переспросил.

«ОСТРОВ СОКРОВИЩ»

Мама всегда читала все книги, которые я читал. И потом, мы вечерами вели с ней разговоры о прочитанной книжке. «Остров сокровищ» понравился и ей, и мне. Я его даже два раза прочитал. А карту острова перерисовал из книжки и носил с собой. Ведь в книжке написано было, что не весь клад капитана Флинта нашли. Как-то так получилось, что у мамы долго не было времени поговорить об этой книжке. И, когда, наконец, мы завели разговор, я, как бы, между прочим, сказал, что неплохо бы найти сокровища. Мама вздохнула и сказала, что найденные сокровища никому не приносят счастье. И, настоящие, и придуманные.
– Что за придуманные? – не понял я.
– Придумают, что у кого- то есть сокровища! А у человека и медной копейки нет, – сказала мама.
И рассказала мне историю.
– Жила в местечке нашем бедная семья. Отец кожевником был: кожи выделывал, мать по дому работала. Было у них пятеро детей: три сестры и два брата. А по соседству с ними жила чуть-чуть богаче семья: держали они маленький книжный магазин. И у них двое было сыновей. Может, до революции они бы и не породнились, а после, когда всё с головы на ноги встало, и все стали бедными – и богатые и бедные, два сына с книжной семьи женились на двух дочках с бедной семьи. Правда, после революции и погромов от книжного магазина осталась пять подгорелых книг и сломанные швейцарские часы. Старшая дочка взяла старшего сына – бухгалтера, а средняя дочка взяла младшего сына – землемера. К этому времени сам хозяин лавки умом пошёл, с утра до вечера двор подметает и всё, а у хозяйки ноги отнялись.
И кому-то из невесток надо было жить с родителями мужа, чтобы за ними смотреть.
Та, сестра, что вышла за землемера, сказала, что за родителями должен смотреть старший сын. Мол, так испокон у евреев ведется. И старшая не возразила. Долго ли, коротко ли время шло, только когда свекор и свекровь ушли в иной мир, жена землемера, явилась к сестре и сказала, что надо наследство делить. А наследство пять погорелых книг, таз медный для варенья и ломанные швейцарские часы.
– Бери, что хочешь, – старшая сестра говорит.
– Ты всё спрятала, – не поверила ей средняя.
И, что ты думаешь, она придумала? Написала донос в НКВД, что сестра с мужем прячут золото.
А к этому времени, младшая сестра вышла за белорусского парня, который работал в этом самом НКВД. Был он до этого учителем географии, но революция призвала. И письмо средней сестры попало ему в руки. Принёс он это письмо домой, показал его жене, и спалили они его в печке. А младшая сестра пришла к старшей и сказала:
– Видишь, какая у нас сестра?
– Ладно, – сказала старшая, – забудем. Не будем ничего ей говорить.
И живут они дальше. А в это время муж средней сестры, землемер, кому-то не так заземлемерил, и тот написал на него донос и прямо в Могилёв отвёз, мимо местного уполномоченного НКВД.
Написал, что, мол, такой-сякой, раньше был в белой армии. И золото у него спрятано. И его арестовали. Конечно, пошёл крик, прибежала его жена сначала к старшей сестре, потом обе побежали к младшей и стали просить, чтобы её муж помог.
– Што суджана, то не адгуджана! (Что суждено, то не обойдено! – бел.) – вздохнул он, но взялся помогать: очень он любил жену.
До Минска дошёл. И добился. Освободили землемера. Только, его самого сразу с Краснополья перевели в Пензу, а потом, через пару месяцев, врагом народа объявили. И расстреляли.
Мама вздохнула и добавила;
– Вот тебе и история про придуманные сокровища! От них одно горе.
И больше мама ничего не сказала. Я долго думал над её словами, а потом спросил:
– А старшей сестрой была бабушка?
Мама ничего не ответила. И я не переспросил.
Я в ту ночь долго не мог заснуть, а когда заснул, то мне приснился попугай одноного Сильвера. Он сначала кричал хриплым голосом:
– Пиастры! Пиастры! Пиастры!
А потом:
– Сёстры! Сёстры! Сестры!
А утром я выбросил перерисованную карту острова сокровищ.

КНИГА БЕЗ НАЗВАНИЯ

В нашей школе было заведено, на выпускном вечере дарить классному руководителю книги. Папа почти каждый год был классным руководителем выпускного класса, потому что преподавал математику только в старших классах, и где-то с девятого класса руководство классом передавали ему. С выпускного вечера он приносил три-четыре книги. В день выпускного вечера я всегда не спал, дожидаясь папу. Приходил он домой в этот день поздно, где-то за полночь. Я буквально перехватывал его на пороге и сразу хватался за книги. Дарили книги всегда большие и толстые. Наверное, по этому принципу их выбирали. Все это были книги, из категории «прочитал и забыл». Но в те годы я проглатывал любые книги, которые мне попадались: и взрослые, и детские. Правда, в памяти оставались только хорошие книжки. Из подаренных папе книжек в памяти не осталась ни одна, хотя я их все прочитал, как говорится, от корки до корки. Я, с детства читая, не пропускаю в книжке ни одной страницы, и даже не понятные и не интересные мне страницы с различными рассуждениями от автора, я не пропускал ни тогда, ни теперь. Раз писатель это написал, значит это надо, говорил мне дедушка, который, как и я, поглощал неимоверное количество книг.
Написав, что я прочитал все папины книжки, я сразу хочу сказать, что всё да не все. Одну книжку я не прочитал. Подержал в руках, но не прочитал. И, не потому, что она мне не понравилось, а потому, что не успел. И жалею об этом до сих пор.
В тот вечер я особенно ждал папиных книжек, потому что в книжном магазине, который был буквально в двух шагах от нашего дома и в который я каждый день заходил, чтобы просто посмотреть на книжки, я увидал «Графа Монте-Кристо», и мне очень хотелось, что бы папе подарили эту книжку.
Дедушка работал главным бухгалтером в горпо, и в этот день тоже задержался на работе. Это происходило всегда, когда бухгалтерия готовила месячный отчёт или дедушка участвовал в очередной ревизии, которую делали всегда по ночам, после закрытия магазина. Так как дома не было ни папы, ни дедушки, то не спали все. Первым пришёл с выпускного вечера папа. Я, услышав звук открываемой калитки, выскочил из-под одеяла и вмиг оказался перед дверью. Прямо на пороге, папа отдал мне книги, и я тут же начал их рассматривать. Конечно, «Графа Монте-Кристо» не было. Была толстая зелёная книга, с революционным названием «Искры», красная книга с не менее, патриотическим названием «В огне» и белая книжка-альбом про театр. Я сразу взял художественные книжки и пошёл с ними в кровать, чтобы начать их читать, а альбом оставил на потом, на столе. Бабушка, не умевшая читать по-русски, надела очки, и стала рассматривать фотографии в альбоме, дожидаясь дедушки.
Дедушка пришёл через полчаса после папы. И, увидев бабушку, листающую книжку, удивлённо сказал:
– Ду кенст лэйнен? (Ты можешь читать? – идиш).
– Их кук а билд, (Я смотрю картинку), – ответила бабушка.
– Восер бихл ду кукст? (Какая книгу ты смотришь?) – спросил дедушка.
И бабушка показала ему книжку. Дедушка побледнел, схватил книжку и сразу начал её рвать, нервно поинтересовавшись, откуда у нас эта книжка.
– Папе подарили сегодня, – ответил я, удивлённый не меньше бабушки, поведением дедушки. Так с книжкой дедушка никогда не обращался.
– А мишугенер, вос ду тутст? ( Сумасшедший, что ты делаешь?) – возмутилась бабушка.
– Хорошенькую книгу подарили!? – сказал дедушка, продолжая рвать книжку. – Сегодня пришёл нам список книжек, подлежащих изъятию из продажи, и там была эта книжка! Приказано было сегодня ночью её уничтожить! Дошло до вас?
– И что там такое в этой книжке? – спросил папа. – Это же про театры Москвы?
– Там портрет Михоэлса, – сказал дедушка и добавил: – Хорошенькое будет дельце, если у нас увидят эту книжку! И ещё с подписью.
– Подписал же не Михоэлс, а ученики, – резонно заметила бабушка.
– Потом будете доказывать, что корова, это не бык, – буркнул дедушка и добавил: – Книгу надо немедленно спалить!
Услышав, что книгу сожгут, я закричал:
– Я хочу посмотреть Михоэлса! – и выпрыгнул с кровати.
– Тебе это так надо? – испугавшись, сказала бабушка.
– Пусть посмотрит, – сказал дедушка, тут же добавив, – но об этом никому! Фарштейшт? (Понимаешь? – идиш) – почему-то задав этот вопрос по-еврейски.
И я ему ответил по-еврейски:
– Гут! (Хорошо!)
Портрет был уже немножко надорван. Михоэлс на снимке был в роли короля Лира: в короне, с немного наклоненной вперед головой, с длинными вьющимися до плеч волосами и с выпуклыми светящимися глазами то ли безумного мудреца, то ли мудрого безумца.
Таким мне запомнился на всю жизнь и Михоэлс, и король Лир.
Книгу дедушка сжёг на припечке в печке, а золу от неё бабушка кочергой задвинула вглубь печки, чтобы она перемешалась с золой от дров. Как она сказала:
– Оф йэдэр фал! (На всякий случай).

Марат БАСКИН