Я очень люблю героев этих историй. Я писал их в разное время, и у меня не было никакой идеи собрать их вместе. Я просто писал их, как и остальные рассказы, вспоминая истории из моей жизни, что-то придумывая, что-то оставляя таким, как было. Но сейчас, прочитав их подряд, я понял, что это не просто рассказы о животных, а жизнь замечательных животных, такая же не простая, как и наша человеческая жизнь.
Марат БАСКИН
ЧУЧА, СЕВЕРНЫЙ ВОЛК
Идёт охота на волков,
идёт охота...
Владимир Высоцкий
Чуча был самым настоящим северным волком. Привёз Лейба его с тундры, с Чукотки, где много лет проработал бухгалтером на прииске. И поэтому Чучу краснопольские остряки моментально переименовали в Чукчу, но при Лейбе с Чучей не решались произносить эту кличку. Краснопольские собаки встретили Чучу неприветливо. При виде его они буквально исходились криком, но он не отвечал на их лай, презрительно смотрел на них и они, в конце концов, успокоились, но в свою компанию его не приняли и дом Лейбы оббегали стороной, если им доводилась гулять без ошейника. Лейба работал бухгалтером в местном банке, жил один, бирюком, в старом доме, оставшемся ему от родителей. Хоть родители его были в Краснополье довольно известные люди: отец Меер-Довид работал врачом, а мать Сарра-Лэя акушеркой, о Лейбе никто толком ничего не мог сказать. Вся его жизнь прошла вдалеке от Краснополья, а его родители о сыне почти ничего не говорили. Их дальняя родственница Нехама тоже не распространялась о Лейбе, правда, когда родители Лейбы умерли, кое о чём проговорилась. И тогда поползли по местечку слухи о его жене, о лагере, о том, что он живёт где-то на краю земли. С появлением в Краснополье Лейбы Нехама опять замолчала, как молчала при его родителях. Она всегда держалась от их семьи подальше, то ли из-за того, что Лейба сидел, то ли из-за каких-то неизвестных распрей в мишпохе. Говорили, что Лейба учился в медицинском институте, когда началось дело врачей, его, арестовали, забрали буквально перед окончанием института, отсидел он в лагере года два, потом его реабилитировали, но он не вернулся в институт, а остался жить в тех краях, где сидел, стал работать на прииске бухгалтером. Но все это были только разговоры, а в паспорт к Лейбе никто не заглядывал, а он сам не подтверждал эту историю, но и не отрицал. Вообще, он был молчаливым, как и его волк. Приехав в Краснополье, он зашёл к Нехаме, кто знает, о чём они говорили, но больше он к ней не заходил. В первое время, как он появился в Краснополье, к нему пытались, сватается местные молодицы, но они быстро убедились в бесполезности своих надежд. И бросили это глупое дело. Друзей он тоже не завел, и только с соседом парикмахером Хаимом-Шмулей иногда перебрасывался парой слов, чтобы потом эти слова, приукрашенные Шмулей, расползались по Краснополью. Говорил Лейба с Хаимом в основном о волке, но все его рассказы о нём переплетались с его собственной жизнью и волей-неволей были историями самого Лейбы. О женитьбе Лейбы в Краснополье узнали после того, как он рассказал Шмуле, что волка подарил ему тесть. Подарил маленького волчонка в день свадьбы, куда явился прямо с охоты.
– Удачная была охота, сказал, значит и жизнь будет у вас удачная! – повторил слова тестя Лейба и, добавил ничего не объясняя: – Удачная да короткая.
А потом как-то сказал, что начальник соседнего прииска хотел забрать у него Чучу:
– Золотые горы обещал. В прямом смысле. Три самородка предлагал. Только разве память можно обменять на золото? Чуча-это моя память о ней!
– О ком? – переспросил Шмуля.
Лейба махнул рукой и ничего не сказал.
А потом, как-то Шмуля поинтересовался, кто сильнее волк или медведь.
Лейба пожал плечами и ответил:
– Не знаю, – а потом сказал: – Однажды Чуча загрыз белого медведя. Правда, после этого еле выходил я его... Но может это исключение из правил, – Лейба вздохнул и, ласково потрепав за холку Чучу, пояснил: – Медведь напал на Йиенгу сзади. Как подлец. А Чуча, как и я, не любит подлецов...
Лейба не объяснил, кто такая Йиенга, но Шмуля догадался, что она была женой Лейбы, а когда однажды Лейба показал Шмуле вырезанного из моржового клыка волчонка, прижавшегося к раскосой северной женщине, и сказал, что это маленький Чуча и его хозяйка, Шмуля уверился в своих догадках...
Надо сказать, что и с сослуживцами в банке Лейба если и говорил про жизнь, то только про Чучу, как будто у него не могло быть иных тем и проблем.
И ещё он говорил, что этот волк умный, как человек. И всегда добавлял, что может быть и умнее. Надо сказать, что в Краснополье Лейбу из-за этих слов считали абисэлэ нит ин зих, что по-русски звучало, как немножко не в себе. И именно этим объясняли его рассказы о волке.
Несмотря на смирное поведение Чучи Шмуля смотрел на него всегда с опаской и говорил в парикмахерской, что за миллионы не согласился бы держать дома такого зверя.
– А волф варлирт зайнэ гор, обэр ништ зайн натур, – объяснял Шмуля свою неприязнь к Чуче. – Волк каждый год линяет, а норов не меняет!
Но жизнь иногда устраивает невероятные вещи, и Шмуля неожиданно оказался владельцем Чучи. Милиционеры приехали за Лейбам ночью, предъявили ему постановление анадырского прокурора, о немедленной доставке его в Анадырь по делу о хищениях на прииске. Лейба молча, прочитал постановление, расписался, собрал рюкзак и попросил милиционеров разрешить ему отвести Чучу к соседу. Милиционеры были могилёвские, с областного ОБХСС, и с ними, местный участковый Степан Хруня, Егерь, как его звали в посёлке. Работал он раньше егерем в Беловежской пуще, попал там под раздачу большому начальству, говорили, чуть ли ни сам Хрущёв был, и его уволили. И тогда он переехал со всей семьей к тётке в Краснополье. Тётка работала уборщицей в милиции и пристроила туда милиционером своего племянника. Егерь был согласен разрешить Лейбе отвести собаку Шмуле, но могилёвские, опасливо глядя на Чучу, сказали, что отвязывать собаку нельзя, а соседу участковый передаст утром, чтобы забрал собаку. Лейбу даже не разрешили подойти к Чуче, и они попрощались взглядом. Чуча не метался, не рвался с цепи, а молча, смотрел на Лейбу и, как потом рассказывал Степан, по-волчьи плакал. Молча, без слёз.
Рано утром по дороге на работу Степан зашёл к Шмуле и передал ему просьбу Лейбы.
Шмуля испугано выслушал рассказ Степана о ночном аресте соседа и сразу же начал отказываться от Чучи, предлагая Степану его забрать и делать с ним, что он хочет:
– Мне надо этот волк!? Он ведь, бандит, как его хозяин!
– Да не бандит Лейба, – возразил Степан, – его вызвали по бухгалтерской линии! Растрата там! Могут, конечно, и вышку дать! Сейчас мода такая пошла! Директора Елисеевского в Москве поставили к стенке, под разборку может и Лейба попасть! Только он не бандит! – Степан вздохнул, вспомнив о своём, и объяснил, почему не может забрать Чучу: – У меня кобель и волк самец! Не уживутся! А так бы я сам его взял! По глазам вижу умный зверь!
– Ну, возьми его, – умолял Шмеля, но Степан наотрез отказался:
– Я же тебе объяснил, почему не могу! Если надо что с Чучей помочь – помогу! А взять не могу! – он развёл руками и, махнув рукой, ушёл, оставив Шмулю сам на сам с волком.
Всё утро Шмуля переживал свалившуюся на него заботу, и так и не покормив Чучу, ушёл на работу, и там, едва переступив порог, начал всем жаловаться на жизнь:
– Вос тутмэн? Что делать? Как только Лейба приехал сюда со своей Чукотки, я понял, что это добром для меня не кончится! Оставил бы этого зверя своей тётке, так нет – мне!
Жаловался он так почти полдня, пока зашедший в парикмахерскую санитар с ветлечебницы, не посоветовал ему отвязать Чучу с цепи и пусть идёт на все четыре стороны:
– Побегает, побегает по местечку, да в лес убежит!
И он же взялся отвязать Чучу за бесплатную стрижку в течение месяца. Шмуля готов был его стричь бесплатно хоть целый год и через каких-нибудь полчаса Чуча, освобождённый от цепи, оказался предоставленным самому себе. На удивление освободителям, он никуда не побежал, а остался сидеть возле своей будки, как будто на нём оставалась цепь. Почти целую неделю он не выходил со двора, а потом внезапно исчез из посёлка, покинув двор где-то среди ночи, и все поговаривали, что он пошёл пешком на Чукотку...
Через полгода, когда все уже почти забыли про Чучу и про Лейбу, Чуча неожиданно вечером появился на автобусной остановке, как раз перед приездом последнего автобуса из Кричева. Автобус приходил поздно ночью, вокзал к этому времени был уже закрыт, и на остановке было только несколько человек. В первый день люди на Чучу не обратили внимания, приняв его за бродячую собаку. Чуча дождался автобуса, долго вглядывался в приехавших пассажиров и, проводив последнего взглядом, скрылся в темноте. На следующий день кто-то из пассажиров узнал Чучу и по посёлку пошёл слух о возвращении волка. А на четвёртый день кричевским автобусом приехал какой-то родственник секретаря райкома, и назавтра секретарь вызвал начальника милиции, и приказал застрелить волка.
– Среди бела дня по посёлку бродит волк, и милиция не реагирует, – раскричался секретарь райкома. – Скоро волки будут ходить по райкому!
Начальник милиции хотел уточнить, что волк бродит не среди бела дня, а почти ночью, но промолчал. В тот же день он назначил группу по отстрелу волка, включив в неё Егеря, как специалиста по диким зверям. Всем выдали пистолеты, а Степан пришёл со своим охотничьим ружьем.
– Из пистолета вы волка не убьете, а в случайного прохожего попасть можете, – объяснил Степан свое появление с ружьем, – а я его с первого выстрела уложу!
Водителя автобуса предупредили, чтобы пассажиров выпустил на площади, не доезжая вокзала, и на дверях вокзала поместили об этом объявление для встречающих. Сами милиционеры разместились в грузовой машине напротив вокзала, возле киоска с морожёным. Чуча появился из темноты как всегда неожиданно, и замер буквально на самой остановке, освещённый привокзальными фонарями. Не увидев людей, он удивленно повел головой, но не убежал, а остался ждать автобус.
– Стреляй! – шепотом скомандовал начальник милиции.
Степан кивнул, обернулся на замерших у борта милиционеров, показал им пальцем, чтобы ни стреляли и нажал на курок. И сразу же вслед за выстрелом, буквально вывалился из кузова, подставляя спину под пистолеты милиционеров, и побежал к Чуче. Волк подпрыгнул, сделал пируэт в воздухе, и, вытянув лапы, рухнул на землю, прямо у столба с фонарем. Степан поднял его за передние лапы, встряхнул, любуясь блеском шерсти и бросил в мешок. Потом повернулся к подбежавшим милиционерам и доложил:
– Всё! Операция закончена!
– Премию выпишу, – сказал начальник милиции и добавил: – Шкуру снимешь, подарим первому секретарю! Только обработай хорошо!
Степан кивнул...
Назавтра краснопольская газета сообщила о доблестной победе милиции... А через два дня в Краснополье вернулся Лейба. Приехал он последним кричевским автобусом. Кто-то в автобусе успел ему рассказать о судьбе волка, погубив радость от возвращения домой.
Лейба долго стоял у будки Чучи, прежде чем открыл дверь дома... А, войдя в дом, снял со шкафа большой чемодан, с которым когда-то приехал в Краснополье, поставил его посреди комнаты и принялся заполнять его вещами, не особо утруждаясь раздумьями, нужны ли ему будут эти вещи там или нет. Ибо он ещё не знал, где это будет Там. Но точно знал, что ему надо уезжать из Краснополья и, как можно скорее, ибо он не мог продолжать жить с теми, кто не помог Чучу. Когда чемодан заполнился до краев, он сел за стол, подперев голову руками, и так сидел очень долго, пока усталость не взяла свое, глаза закрылись, и он провалился в сон... Проснулся он под утро от прикосновения к лицу чего-то влажного и шершавого. Лейба встрепенулся: на него смотрели знакомые зелёные волчьи глаза! Став передними лапами ему на колени, Чуча осторожно лизал его лицо, как когда-то в тундре, когда их застала пурга вдалеке от посёлка... Лейба несколько минут ошарашено смотрел на волка, не понимая сон это или явь, потом повернул голову в бок и увидел Степана, переминающего с ноги на ногу у порога...
– Ты? – почему-то спросил Лейба, неизвестно что вкладывая в свой вопрос...
– Я, – хмыкнул Степан и, не дожидаясь нового вопроса, объяснил воскресение Чучи: – Пулю я с сонной ампулой всадил! Зубра она минут за двадцать валит! А волка сразу! Трое суток спал! Главное знать, куда стрелять! Не впервой мне такое дело! – и добавил: – А я чувствовал, что ты вернёшься. Просто так Чуча не прибегал бы на станцию... Зверь поумней за человека будет... Вот такая шутка...
– С работы тебя могут снять за такую шутку, – заметил Лейба.
– Не пропаду, – усмехнулся Степан. – Всё-таки я – Егерь! – и, подмигнув Чуче, добавил: – А премию мне не дали! Сказали, хватит того, что в газете о тебе написали!
Марат БАСКИН
