Среди множества языков есть один, что живёт не в устах, а в сердце – язык памяти и души, язык колыбельной и плача, анекдота и трагедии. Его зовут идиш – мамэ-лошн, «мамин язык». Он не просто средство общения, он – душа народа.

Идиш начал формироваться более тысячи лет назад среди ашкеназских евреев в землях средневековой Германии. Это был удивительный симбиоз: в основе – средневерхненемецкий, но с обильной приправой из иврита, арамейского, славянских языков и даже романской лексики. Идиш был живым, гибким, поэтичным и в то же время бытовым языком: на нём торговали, пели свадьбы, ссорились, мирились, рассказывали детям сказки. Со временем идиш распространился по Восточной Европе – особенно в Польше, Литве, Украине, Беларуси и России. Он обогатился славянизмами, народным фольклором и диалектами.

К XIX веку идиш становится языком не только быта, но и литературы. Шолом-Алейхем, Менделе Мойхер-Сфорим, Ицхок-Лейбуш Перец – столпы еврейской словесности. Смех сквозь слёзы, ирония как защита от боли, мудрость улицы и философия погромов – всё это рождалось на идише.

В 1920-30-х годах в Советском Союзе идиш был признан национальным языком евреев: открывались школы, театры, издавались газеты, в том числе знаменитая «Der Emes» («Правда»). Однако этот ренессанс был недолгим. С укреплением сталинизма идиш снова оказался под подозрением: национальные учреждения закрывались, писателей обвиняли в космополитизме. В 1952 году, в «Ночь казнённых поэтов», были расстреляны выдающиеся литераторы, писавшие на идише: Давид Бергельсон, Ицик Фефер, Лев Квитко и другие. Со смертью этих людей оборвались целые поколения.

Холокост нанёс ещё более страшный удар: носители идиша были уничтожены – с ними ушли голоса, акценты, интонации. В один момент язык, которым говорили десятки миллионов, стал голосом призраков.

И всё же идиш не умер. Он выжил – вопреки всему. Сегодня на нём говорят ортодоксальные хасиды в Нью-Йорке, Лондоне, Антверпене, Иерусалиме. Его изучают в университетах Берлина, Тель-Авива, Москвы и Парижа. В России до сих пор издается газета на идише «Биробиджанер штерн» («Биробиджанская звезда»), уникальное издание, выходящее в Еврейской автономной области и считающееся единственной в стране бумажной газетой с материалами на идиш. Возрождаются театры, появляются новые книги и песни. В последние десятилетия интерес к идишу вырос: молодёжь с еврейскими корнями учит язык своих бабушек, исследует семейные архивы, поёт старинные клезмерские мелодии. А главное – идиш снова звучит, пусть пока негромко, но упрямо: то в виде строчки «Тум-балалайка», то в пронзительной балладе о
детстве в Черновцах, то в ироничном тосте на семейной встрече.

«Аз дер маме-лошн швайгт, шрайт ди нэшоме...» – «Когда мамин язык молчит, кричит душа», – говорили старики. Идиш – это больше, чем язык. Это нить, связывающая поколения, это память о домике с черепичной крышей в еврейских местечках, это запах халы и крик петуха на шабат, это слёзы, смех и свет.

И как это важно, когда популяризацией языка идиш начинают заниматься профессиональные литераторы. Одним из таких хранителей древнего языка является поэт и журналист Фрэдди Бен-Натан. И это неудивительно – любовь к нему произрастает из семьи, где дедушка и бабушка владели этим языком в совершенстве. С малых лет, живя в Баку, он впитал в себя музыкальность, душевность и красоту идиша. К слову: корни семьи Зориных по дедовской линии тянутся из Беларуси. Оттуда, спасаясь от погромов, предки его проделали долгий и тяжёлый путь на Кавказ, обосновавшись сперва в Дагестане, а затем перебравшись в Баку, где Фрэдди и появился на свет. Дедушка и бабушка привили мальчику любовь к языку далёких еврейских местечек. Их светлой памяти он посвятил проникновенные строки:

Жаль, что не известно мне местечко,
То, где род фамильный мой возник!..
Но во мне мерцает, словно свечка,
Дедушкин и бабушкин язык.
Помню, как, склоняясь к колыбели,
Хоть осталось детство вдалеке,
Дедушка и бабушка мне пели
Песенки на этом языке.
Он в меня с напевами впитался,
А когда подрос я, то потом,
Не по-русски с бабкой дед шептался,
Чтобы внук понять не мог, о чём.
Вслушивался я, и очень скоро,
Всё, – подумал, – тайны больше нет!
Начал понимать те разговоры,
Дедушки и бабушки секрет.
Много наскитался я по свету,
Но сумел, не погасив, сберечь
Пламя свечки трепетное это
Предков дорогих родную речь.
Пусть они мне и не подарили,
Идиш мой, всю глубину твою и ширь,
Там молюсь на нём я, где в могиле
Дед Шимон и бабушка Эсфирь.

Эту любовь он сохранил навсегда. Живя в Израиле, работая на Всеизраильском радио «РЭКА», сумел воплотить в жизнь свою давнюю мечту: долгие годы звучала в эфире созданная поэтом программа «Маме-лошн – негасимый свет», посвящённая языку и культуре идиш – его прошлому, настоящему и, во что хочется верить, будущему. Работа на радио подарила Фрэдди множество интересных встреч. Кто из тех, кто любит идишские песни, не знает имён Эмиля Горовца, Нехамы Лифшицайте, Жени Файерман?

В 1999 году Э. Горовец приехал на гастроли в Израиль и был приглашен в студию «РЭКА». «Когда я начал петь на идише, – вспоминал певец, – мой отец сказал мне: «Сынок, зачем ты это делаешь? У этого языка нет будущего». Но вот я прожил в этой культуре, посвятив ей десятилетия, и убеждён, что идиш переживёт не только меня. Пока хоть один еврей будет говорить на идише, читать книги на этом языке и распевать песни, — как сказано в одном из стихотворений Льва Квитко, — идиш будет жить. Такой язык и такая культура не могут исчезнуть. Это как в бою: если знаменосец выпускает древко из рук — знамя обязательно подхватит другой».

И ещё одна незабываемая встреча – с Эстер Маркиш-Лазебниковой, писательницей, переводчицей, вдовой выдающегося идишского поэта Переца Маркиша, погибшего в годы сталинских репрессий. Именно ей принадлежит заслуга воскрешения из забвения имени своего мужа. Беседа в радиоэфире была посвящена тридцатилетию издания в бывшем СССР переведённых на русский язык стихотворений и поэм Переца Маркиша. Книга стала наиболее полным за советское время собранием сочинений поэта, вместив 23 000 стихотворных строк. Вступительную статью о жизни и поэзии Маркиша написал известный в то время литератор Сергей Наровчатов, указывая, что Перец Маркиш «открыл новую страницу в литературе своего народа и внёс значительный вклад в развитие многонациональной отечественной поэзии».

Несколько лет назад Фрэдди Зорин завершил серьёзную работу – перевод с идиша книги стихов поэта М. Лемстера. Повезло тем, кто одинаково хорошо владеет двумя языками и может по достоинству оценить этот действительно уникальный труд. Нам же остаётся довериться вкусу переводчика, который, по мнению специалистов, сумел сохранить музыкальность и самобытность языка оригинала:

Язык, что матерью мне дан,
Прошёл ты много разных стран,
Ты мною с детских лет любим,
Я буду посохом твоим.
Тебя душили, но ты жив,
И пусть негромок твой мотив,
Вовеки не расстанусь с ним,
Я буду посохом твоим.
Оставил ты глубокий след,
Никем он не сотрётся, нет!
Я верю: Богом ты храним!
Я буду посохом твоим.

А в завершении – ещё одно произведение, но уже из творчества Фрэдди Зорина, по теме, которой мы посвящаем эту публикацию – «Молитва о последнем попугае, говорящем на идиш».

О, Господи, всё знаешь ты, всё видишь!
Тому свершиться на земле не дай,
Последний чтоб остался попугай,
Не просто говорящий, а на идиш.
Тот сад, что бурно цвёл, давно заброшен,
Порублен и пожаром опалён,
Но словно сон о детстве, светлый сон,
Нам согревает душу «мамэ-лошн»
Там, позади, остались наши беды,
Но что же впереди, невдалеке? –
На непонятном внукам языке
Ведут беседу бабушки и деды.
Развей. Господь, сомнения и страхи,
Спасая истончившуюся нить,
И помоги для завтра сохранить
Не только выкрик с улиц: «Алте захен!»

...Идиш — это не просто язык. Это память, свет, корни. Это нить, которую не перерезали ни гонения, ни войны. Пока в мире звучит хотя бы одно слово на идише — он жив. А значит, живёт и душа народа.

Михаил СВОЙСКИЙ,
Израиль