Марию Алексеевну или Миру Ароновну Ковалеву я знаю уже лет двадцать. К 60-летию освобождения Беларуси брал у неё интервью, как у малолетней узницы фашистского концлагеря, чудом избежавшей расстрела.

Многое изменилось с той поры, но она по-прежнему энергичная, гостеприимная и новая встреча с ней, как и прежде, оставила хорошие воспоминания.

Мы беседуем в шумилинской квартире Миры Ароновны Ковалёвой.

– 65 лет вы были Марией Алексеевной, потом решили вернуть себе имя и отчество, которые у вас были от рождения – стали Мира Ароновна Ковалёва. Что Вас подвигло к этому?

– Чтобы ответить на Ваш вопрос, надо рассказать обо всей своей жизни. Мне 85 лет, так что готовьтесь слушать.

Я родилась в городе Ленинграде. У меня мать была не от рождения, но глухонемая. Бабушка отправила её из деревни в Дубровенском районе Витебской области к брату в Ленинград. Она стала учиться в школе для глухонемых детей. Маму звали Капелько Татьяна Алексеевна, – рассказывает Ковалёва. – Папа родился под Смоленском. Его звали Арон Рувимович Злотников. Он родился в двойне. Девочка была и мальчик. Он был глухонемой от рождения. И его родители тоже отправили в Ленинград учиться и получать профессию в школу для глухонемых детей. Он получил профессию сапожника, мама – профессию швеи.

Накануне Великой Отечественной войны моя мама Татьяна Капелько с братом, он был старше меня, и со мной приезжает к родителям в Дубровенский район. Кто же тогда знал, что с одной стороны этот приезд спасёт нам жизнь, мы не остались в блокадном Ленинграде, а с другой – заставит молодую женщину и нас, её детей, мало понимавших, что происходит вокруг, пройти по таким кругам ада, что никому не пожелаешь.

Мама приезжает 12 июня 1941 года. Встречает её в Витебске брат – Пётр Алексеевич. Так мы попали в Дубровенский район в деревню Лобаны к родителям мамы. Они белорусы. Я по отцу – еврейка, а по маме – белоруска. От рождения меня назвали Мира, а по отцу я – Ароновна.

– Дед воевал на фронте? – спросил я.

– У нас все мужчины семьи Капелько воевали, никто не прятался, – отвечает Ковалёва. – Четверо были на фронтах. Дядя Пётр был подпольщиком, дядя Миша воевал в партизанах. Про Капелько Петра в книге «Память. Дубровенский район» написано, что он расстрелян гитлеровцами. Из-за них нас арестовали: меня, брата, маму, бабушку Зину.

Моя родная тётя всего на два года старше меня, дядя старше меня на четыре года. В доме жила моя мама, бабушка и я с братом. Нас преследовали как семью фронтовиков, подпольщиков, партизан и плюс ещё мои и брата еврейские половинки.

– Откуда об этом знали? – спросил я.

– Мира – моё имя. Это ж деревня. А в деревне всё знают. И вот бабушка в 43-м году сменила моё имя. Назвали меня Марией.

Это не помогло. Нас арестовали и поместили в Дубровно в концлагерь. Это было начало 44-го года. От Лобанов до Дубровно примерно километров двадцать.

Детская память выхватывает какие-то наиболее яркие события и потом вокруг них наслаиваются различные, иногда случайно услышанные разговоры, эпизоды из книг и фильмов. Ребёнку кажется, что это про его жизнь. Иногда это действительно так, а иногда заново написанная жизнь. Когда пишешь о таких людях, многое приходится сверять, уточнять. А какие-то воспоминания оставлять в багаже невыясненных фактов.

– Бабушка меня прятала, как сейчас помню, под печкой, я была шустрая. Когда нас забрали в концлагерь и под юбку меня бабушка прятала, – рассказывает Ковалёва. – Когда арестовали подпольщика моего дядю Петра Алексеевича и его расстреляли, нас, как заложников, отправили в Оршанскую тюрьму. После его расстрела, нас тоже везли на расстрел. Я даже фрагменты помню. Должны были расстрелять четверо детей, маму и братика. Помню, как меня взяли за руку и кинули в кузов машины. Кто? Немцы, полицаи... А потом, наверное, посмотрели, кого стрелять? У бабушки всегда с собой была икона, может она защитила нас? Как мы остались живы, до сих пор не могу понять.

Потом нас погрузили в товарняк и повезли в Германию. Но не довезли. Мы снова оказались в концлагере. Я даже помню узников этого концлагеря: поляков, венгров. Вскоре началось наступление наших войск.

Мы сидели в землянке ночь. Всё гремело, свистело, свет фар. Это было жутко. Вдруг на утро тишина. Выходим из окопа. Наши войска освободили территорию концлагеря… Мне, взрослой, трудно передать словами те чувства, которые я испытала ребёнком.

Через какое-то время мы вернулись в деревню Лобаны. Нашего дома не было, жили год в землянке. Главное – выжили… Мама уехала в Ленинград. Там друзья у неё, знакомые. Отец погиб. Он оставался в Ленинграде и в дом, где он жил попала бомба.

Меня с братом отдали в детский дом. Бывший Кохановский район, детский дом №25. Устроилась мама на стройку, и её засыпало песком в карьере. Она погибла. И восемь лет мы с братом воспитывались в детских домах.

Нигде данных, где похоронены мама и папа так и не нашли.

Бабушка с дедушкой нас на лето забирали. Пока дед был жив. Он вернулся с фронта. Дошёл до Берлина. Алексей Ильич Капелько.

Дед сам много работал и нас постоянно заставлял работать. Я на коне сено возила. Кушать было нечего. Ходили в Осинторф, что-то на что-то меняли, приносили домой какую-то еду. А потом уже не стали забирать нас на лето из детдома. Видно, бабушке одной тяжело было.

Перевели нас к новому учебному году в Переволовчанский детский дом. Это Кохановский (теперь Толочинский) район. Старая помещичья усадьба. И вот только нам идти в школу, от столовой загорелся этот детский дом. Всех спасли, никто не пострадал, но нас перевели в другой детский дом в Славени. Это за Толочин. Я уже училась в шестом классе.

В детских домах, особенно послевоенных было не до сантиментов и научной педагогики. Мира Ароновна до сих пор, буквально с содроганием, вспоминает отдельные эпизоды детдомовской жизни. Наверное, именно в это время закалился её характер, она поняла, что только сама сумеет преодолеть все трудности и найти свою дорогу в жизни.

– Зимой после отбоя побегала босиком, – рассказывает Ковалёва. – Воспитательница меня посадила и остригла на лысо. Я рыдала. Никогда до этого не плакала. Закончился 6 класс и нас отправили опять в детский дом в Переволовчанск. Я закончила там 7 классов, хорошо училась и меня определили в педучилище в Оршу. Четыре года училась там. Нас было 12 детдомовских девчонок и нас всех направили потом работать по детским домам. Меня – в Шумилино. В Лесковичах, тут рядом, шесть километров, детский дом. Это был 57-й год. А мой брат учился в Витебском педагогическом институте на художественно-графическом факультете.

Дед нам рассказывал, что у нас есть родственники по линии отца в Смоленске. Там дядя Гриша должен быть. Больше мы ничего о них не знали.

Брат поехал в Смоленск по своим делам и попал к нотариусу. Спросил про дядю. А женщина-нотариус сказала: «Я его знаю. Он работает механиком на швейной фабрике».

Брат на фабрику, на проходную, просит позвать дядю. Приходит дядя Гриша, а мой брат у него спрашивает: «Вы знали такого Арона?». «Да, это мой брат, он погиб». «А я его сын». Стояли оба и слёзы у них текли. Дядя Гриша был механиком, а его жена в бухгалтерии работала.

Когда мы узнали об отцовской родне, собрались и поехали в Смоленск. И мамин брат дядя Сеня с нами поехал.

Мой брат закончил институт, поработал на районе и его забрали в армию. Служил в морфлоте, а после демобилизации поехал в Смоленск к дяде Грише. Папина родня были очень порядочные люди. И я поехала туда в 57-м году.

Дядя Гриша рано ушёл из жизни. Его жена – тётя Мария, и двое детей Вова и Нона. Из всей семьи только Нона живёт в Смоленске, Злотникова Анна Григорьевна. Бывший врач, я с ней общаюсь. Все остальные уже ушли…

В Смоленске все остальные Злотниковы расстреляны в гетто. С маминой стороны погибло 7 человек, с папиной в гетто под Смоленском – 11 человек.

Я не знаю, где мои родители похоронены, и когда стали собирать деньги на благоустройство еврейского кладбища в Шумилино, на памятники на местах расстрела жертв Холокоста, я внесла свой вклад. Символически, но за родителей.

Мария Алексеевна, всегда была способным человеком, любила читать, понимала, что надо продолжать образование. Она работала в Лесковичском детском доме и поступила в Витебский педагогический институт на заочное отделение. Готовилась стать учителем младших классов.

На протяжении 12 лет Ковалёва была членом Шумилинского райкома комсомола, заведующей школьным отделом. Она с удовольствием вспоминает годы молодости, в этом нет ничего удивительного, были сложные годы, но наполненные верой в будущее, оптимизмом, желанием сделать хорошее для людей.

Её отправляли на различные должности: возглавляла отдел культуры Шумилинского райисполкома, местный посёлком, работала в районной газете, пять лет корреспондентом-организатором районного радио, и снова возвращалась к педагогической деятельности.

В какой-то момент, уже имея двух сыновей, не очень хорошо сложились взаимоотношения с мужем, и она резко изменила свою жизнь. Наверное, детские и юношеские годы научили её не бояться сложностей. Мария Ковалева уехала на Чукотку.

Там строили Билибинскую атомную станцию. Рос посёлок, где жили строили и энергетики. Там пригодился её педагогический опыт. 12 лет Ковалёва отработала на Чукотке педагогом. Ей было присвоено звание Отличник народного образования РСФСР.

На заслуженный отдых Мария Алексеевна ушла, имея за плечами 45 лет трудового стажа из них – 25 лет педагогического.

О ней писали в газетах. Заголовки статей были отражающие её жизнь: «Исповедь счастливой женщины», «Такая закалка».

– Я действительно счастливый человек. У меня хорошие дети, внуки, правнуки. Правнуки учатся, одному уже исполнилось 17 лет, – рассказывает Ковалёва.

Она гордится своими детьми, внуками, правнуками. Заботливыми, в любой момент может положиться на них.

Старший Александр, военный, живёт в Бобруйске, младший Алексей – возглавляет «Полоцкгаз». И внуки, и правнуки в этой семье приносят 85-летней женщине радость.

– Мальчик закончил 9 классов, поступил в индустриальный колледж на архитектора. Мой брат был художником, и он – художник, – рассказывает Мария Алексеевна. – Внучка, Маша, продолжает учёбу. Лицей открылся при университете имени Машерова. Она гуманитарий. По языку была на олимпиаде первой в области, а в республике – третья.

Кстати, полное имя Маши – Мария Алексеевна Ковалева.

Всё повторяется в жизни.

Счастья всей семье, и, конечно, здоровья Марии Алексеевне Ковалёвой.

Беседовал Аркадий Шульман