Под крылом самолёта о чём-то поёт… Не зелёное море тайги, как в песне у Александры Пахмутовой, а лазурное покрывало Средиземного моря. Внизу три маленьких судёнышка, впрочем, наяву они, возможно, не такие уже и маленькие. Плывут, как и тысячу лет назад, по древним торговым путям Средиземноморья.

На «Боинге» из 2019 в 5779 год всего за три с половиной часа, перешагивая через города и страны, одной ногой в Минске, а другой – в аэропорту Бен-Гурион.
Лечу не первый раз, всегда с интересом жду, когда появится прибрежная полоска суши. Хоть днём, хоть ночью освещённая огнями городов.
Ещё жду, когда после приземления благодарные пассажиры будут аплодировать экипажу самолёта. В этот раз аплодировали дважды, но более дружные аплодисменты были, когда взлетали. С чего бы это?..
Израиль – зелёная страна. Знаете только о хамсинах и пустыне? Весной зелёный цвет чуть ли не основной в пейзаже. Деревья и кустарники, посаженные людьми на месте болот, песков и камней.
Месяц назад в Израиле отмечали очередной Новый год деревьев – Ту би-Шват. Где ещё есть такой общенациональный, общенародный, широко отмечаемый праздник?..
Нынешнюю весну Израиль встречает дождём и градом. И я вместе со всеми. На улицах сломанные зонтики. Они не привыкли к такому обращению. Ну солнце, даже палящее, ну летний дождь. Но чтобы со шквальным ветром. Не жалея пальмовых веток. С пенящимися ручьями...
Но стоит только непогоде уйти на перекур, как выглядывает неизвестно где прятавшееся солнце. И мгновенно меняются все краски. Становятся яркими, насыщенными. И радуются жизни даже горшки на балконах…
В Израиле рано темнеет… Опускается занавес. На этом сегодняшнее дневное действие закончено.

***

В самолёте рассказал соседу об одном из первых полётов в Израиль. Всё было новое. Стюардесса раздавала бланки, которые надо было заполнить. Вписать фамилию, имя, отчество, откуда летишь, куда. Естественно, латинскими буквами. Я вписывал свои данные, и вдруг за рукав пиджака дотронулась соседка. Пожилая женщина, которая в самом начале полёта сообщила, что летит проведать детей и внуков. Особенно, как она подчеркнула, внуков. Потом добавила: а вдруг понравится, климат подойдёт…
– Молодой человек, – обратилась она. – Можно мне посмотреть, как Вы заполнили анкету?
– Пожалуйста, – ответил я и протянул ей свой листок.
Через некоторое время она снова обратилась:
– Посмотрите, я правильно заполнила?
Я взял её анкету и увидел, что она добросовестно списала у меня всё, буква в букву. Прочитал вслух:
– Фамилия, имя, отчество: Шульман Аркадий Львович…

***

Прилетаю, наверное, в десятый раз или уже больше. Знаю многое. Но каждый раз поражает яркий свет. Как будто здесь постоянно включена лампочка на 200 Вт, а у нас только на 50.

***

Встречает сестра. Едем к ней по железной дороге. Лифты, эскалаторы. Комфортабельные вагоны.
Приблизительно полпути от Тель-Авива до Иерусалима – молодой город Модиин. До него 15 минут езды. Проехали три четверти пути. Состав остановился. Что-то сломалось. Подали на соседний путь другой состав и попросили пересесть. Такое, говорят мои родственники, видят здесь впервые. Может, мало ездят по железной дороге? Охранники принесли металлические раздвижные лестницы, поставили к вагонам. Помогали людям спускаться и подниматься по лестнице, переносить тяжёлые вещи. А пожилых людей на руках относили в другой вагон.
Когда случается беда, мы умеем быть вместе, а когда всё хорошо, с таким же чувством правоты – бодаем друг друга.

***

Модиину 25 лет. Население больше 100 тысяч человек. Много молодых семей, и, конечно, много детей. Есть законы о демографическом развитии. Но главное, заботятся о детях. Лучше один красивый детский парк, чем десять лозунгов о том, что дети – наше будущее.
Модиин – символ еврейской истории. Новый город построен на месте древней крепости с таким же названием. В древнем Модиине началось восстание Маккавеев. Мы знаем о нём по празднику Ханука.
Я поднялся на вершину горы. На развалинах древней крепости Маккавеев сидели парень и девушка и о чём-то мило беседовали. Я спросил разрешения сделать фотографию. Они улыбнулись и кивнули головами. А потом ушли, наверное, чтобы не мешать мне. На прощание сказали традиционное пятничное шаббат шалом.
Древности сохранятся, если о них заботятся, а молодость обязательно наберёт силу. Вот так и живёт страна на перекрёстке времён и цивилизаций.

***

Таксист в Модиине, узнав, что у нас сейчас –17 градусов по Цельсию, поёжился и сказал, что у него в холодильнике в морозильной камере теплее.

***

Утро первого дня недели началось в Тель-Авиве. Въезжали с южной стороны. Шестидесятиэтажные дома вписались в город и буквально преобразили его. Местами они соседствуют со старой застройкой. Она доживает свой век.
Повернули в Сарону. 150 лет назад район основали тамплиеры – немецкие религиозные поселенцы. Вряд ли все жители Тель-Авива знают историю Сароны. Но на памяти у всех кровавый теракт, который произошёл здесь пару лет назад. Были жертвы. Террористы рассчитывали, люди испугаются, перестанут приходить. Хозяева магазинов и кафе объявили большие скидки, но и без них назавтра в Сарону пришли жители Тель-Авива, других городов, с семьями, детьми. Не за покупками, не за вкусностями кафе, а чтобы террористы увидели – их не боятся.
Это был достойный ответ.

***

Автобусный вокзал в Тель-Авиве – знаменитая Тахана-Мерказит. Не выходя отсюда, можно написать роман, или снять фильм с бесконечным количеством серий. Может, такой уже есть? Я плохо знаю израильское телевидение.
Целая планета. Если учесть, что более-менее обеспеченные люди, кроме больших любителей экзотики, ездят на своих машинах и рейсовыми автобусами не пользуются, можно представить благосостояние жителей этой планеты. Нищих не видел, а крутые – не заходят.
Много солдат. Парни, девушки с автоматами и без них, в форме разных цветов. Израильтяне, приехавшие из Эфиопии, их тоже много на вокзале. Наверное, не все из них пересели на легковые автомобили. Студенты – рослые ребята, красивые девушки. Они очень гармонично вписываются в яркий израильский свет, в громкую речь, в активное жестикулирование.
Автобусы во все концы страны, большой магазин, где можно купить почти всё, сборный армейский пункт, клуб, в котором встречаются старые знакомые, и даже заседание русскоязычной секции Союза писателей Израиля проходит в книжном магазине на Тахане.
Иногда у меня до автобуса двадцать – тридцать минут. Каждый день карнавал встреч и впечатлений.
...Муж, жена, двое детей. Светлые, голубоглазые, рассудительные в жестах. Откуда они? Скандинавия? Ирландия? Канада? Подошёл ближе. Вся семья бойко говорит на иврите.
...Молодой парень. Приехал на роликах. Сел на одинокую скамейку. Достал из кармана телефон и стал читать молитву. Забавно смотреть, как он руки вместе с телефоном возносит к небу.
...Строители из Молдавии. В стране два с половиной года. «У евреев лучше работать, чем у китайцев. Китайцы платят больше, но выгнать могут, даже не посчитав до двух».
...Репатриант из Эфиопии. Разговорчивый парень. Понимал я не все слова, которые он с сильным акцентом быстро произносил. «Семья маленькая. Двадцать человек». Я переспросил. Он показал мне на пальцах – двадцать. У каждого своё понятие о маленьком и большом.
...Пожилая пара. «Из Беларуси? – спросили они. – Да. – Бывали когда-нибудь в Витебске? – Я там живу. – А мы уехали тридцать лет назад». Ещё пять минут разговора, и мы нашли не только общих знакомых, но оказалось, что, возможно, дальние родственники.
Еду из Модиина в Явне. Прямого автобуса нет. Пересадка в Тель-Авиве. Значительная часть моего пребывания в Израиле – это дорога.
Я встречал много израильтян в других странах. Узнаю их сразу. Иногда они выделяются, как чернильное пятно на белой скатерти. А здесь полнейшая гармония.
Есть музей под открытым небом – Мини-Израиль. Тахана Мерказит в Тель-Авиве – это тоже мини-Израиль, только не музей, а жизнь, меняющаяся каждый день.

***

Среди небольших городов Израиля Явно – один из самых красивых и зелёных. Есть возможности строить новое и переделывать старое. Чувствуется рука хороших архитекторов.
Здесь проводится Международный фестиваль парковой скульптуры. Приезжают из разных стран. Работы остаются в Явно и украшают его. Парковые скульптуры как нельзя лучше вписались в площади города.
В Витебске, Минске, Гомеле, больших и маленьких городах Беларуси я часто вижу эти фрукты. Бетонные яблоки, груши, сливы архитекторы определили на зелёных лужайках, рядом с перекрёстками улиц или в скверах. Когда их было несколько на весь город, они вносили какую-то оригинальность, а когда зачастили – стали элементами городского кича.
Во время одной из встреч с архитекторами я узнал, как выросли бетонные фрукты.
В Гомеле жили бабушка и дедушка знаменитой балерины Майи Плесецкой. От их дома и следа не осталось, и на его месте решили поставить памятный знак.
Майя Плесецкая в своей книге вспоминала, что в детстве, когда она гостила у дедушки с бабушкой, рано утром выходила на крыльцо и слышала, как в саду падали яблоки.
Архитекторы решили на месте дома поставить памятный знак – композицию из бетонных яблок, груш, слив. Оригинальное, интересное решение. Не знаю, что произошло дальше и как права на эти фрукты оказались у людей, которые отливали их из бетона. Но, как видно, хватка у них была суперделовая, потому что вскоре фрукты примостились всюду, где была малейшая возможность за них заплатить.
Примеров, когда от творчества до халтуры одни шаг, сколько угодно, и не вспомнил бы об этом, если бы на зелёной лужайке в израильском городе Явно не увидел на небольшом постаменте знакомую композицию из бетона.
Не знаю, каким образом белорусские фрукты упали на израильскую лужайку, но выглядит это довольно забавно. Впрочем, только для тех, кто знает, откуда появились эти фрукты.

***

Тридцать лет прошло со времени большого заезда эсэсэровских евреев в Израиль. Многие из них ушли в мир иной. О чём рассказывают кладбищенские памятники на двух языках.
Выросло поколение, родившееся в Израиле. Но русский язык живёт, правда, иногда приобретает смешные формы.
Юный израильтянин, любитель футбола, людей, которые ему чем-то не нравятся, называет «козлы». Смысла слова не понимает. На вопрос, откуда оно у него, отвечает на иврите, что так говорит его бабушка. Иногда он, сильно коверкая, произносит русские матерные слова, которые тоже позаимствовал у интеллигентной бабушки.
Продавщица большого магазина, обычно говорящая на иврите, покупателей делит на «покемонов» и «зверобоев».
Учителям русского языка, занимающимся частной практикой, работы хватает. Детей приводят родители, дедушки и бабушки, они приходят с друзьями, или те приходят по их совету. Иногда учениками становятся взрослые. Один израильтянин встречается с девушкой из России. И ему интересно всё про неё знать.
Причин, чтобы учить язык, тысяча. Не все будут в оригинале читать русскую классику. Но исчезли не совсем доброжелательные стереотипы, которые были двадцать лет назад, и сегодня выходцы из наших краёв без стеснения и совершенно спокойно говорят, откуда они приехали.
Русский язык в Израиле не такой великий и могучий, как английский. Но вполне живой.
И в этом нет никакой политики...

***

Разговор с художником Сашей Вайсманом. Он оформлял фестиваль «Майн штетеле», делал иллюстрации для многих книг. С согласия Саши, мы публикуем его рисунки в журнале «Мишпоха».
– Приехал в Берлин на свадьбу племянницы, – рассказывает Саша. – Брат поселил нас в гостинице. Расписал для нас большую культурную программу. Утром вышли мы с женой из гостиницы. Идём по Западному Берлину, смотрим по сторонам. Красота, никуда заходить не хочется.
Звонит брат и спрашивает:
– Вы уже были в Еврейском музее?
Отвечаю:
– Я только что приехал из большого еврейского музея.

***

В большом репертуаре Ларисы Герштейн есть знаменитая песня «Поникли ландыши, завяли лютики» из кинофильма «Дело было в Пенькове», которую она исполняет на идише.
Лариса сказала: «У идишистских песен удивительная магия, когда их слушают – сначала смеются, а потом – плачут».

***

Самсон Кимельмахер – музыкант, в 80-е годы игравший в вокально-инструментальных ансамблях, создатель одного из первых в СССР еврейских профессиональных коллективов. Автор первой в СССР авторской грампластинки на идише. В Израиле с начала 90-х. Приехал из Молдавии. Самсон знает столько «баек» про эстрадных звёзд, что ему впору писать книгу.
Рассказывать Кимельмахер может часами, на очень колоритном языке, в котором перемешаны русский, иврит, жаргон ресторанных музыкантов и идиш. По-моему, идиш Самсон знает лучше других языков, он у него с детства.
Вспоминал, как встречали шабат в молдавском местечке, где он жил в детстве.
Выходили на улицу и ждали появления на небе первой звезды. Все радовались, поздравляли друг друга. А потом садились за столы. Водка, селёдочка с луком, на больших тарелках нарезаны синенькие, а посередине тарелки – красные помидоры.
– Давно всё это было – вспомнишь, душа болит, – говорит Самсон.
Как-то он сказал мне:
– Я тоже имею отношение к Беларуси.
– Какое?
– У меня жена Галя из Витебска. Её отец – Лев Маневич.
– Лев Генухович? – уточнил я.
– Точно, – ответил Самсон.
– Жил на Песковатиках?
– На 3-ей Линии…
Я делал с ним интервью, писал и фотографировал этого человека. Уникальная судьба. В годы войны прошёл пять концлагерей и остался живым. А потом были сталинские лагеря. Видеозапись интервью и фотографии на интернет-сайте «Голоса еврейских местечек».
Как тесен мир. В Израиле, с музыкантом, приехавшим из Молдавии, мы разговариваем об общих знакомых из Витебска…

***

Ариэль – небольшой город, 20 тысяч жителей. Горный рельеф, каменистая почва. Здесь нелегко приживаются и растения, и люди.
Художественный руководитель муниципального театра «Матара» («Цель») Александр Каплан поездил с театральными проектами по многим городам Израиля. Но вернулся туда, откуда начинал после переезда из Одессы, в Ариэль. Объяснение в словах Высоцкого: «Лечу туда, где принимают».
Проблемы, о которых режиссёр говорит со сцены, прочувствовал на себе. «Вы обозначаете в спектаклях вопросы или находите на них ответы?» – спросил я. «Каждый должен найти ответы сам», – сказал Каплан.
Непростая задача найти ответы на вопросы, которая ежедневно задаёт здесь жизнь. Умом Израиль не понять.

***

Первый президент Израиля Хаим Вейцман – фигура мирового масштаба.
В журнале «Мишпоха» № 38 я опубликовал первую часть повести о нём – «Ночь в доме Вейцмана». Действие происходит в Пинске, городе, с которым связаны детство и юность Хаима. Во второй части повести – «День в доме Вейцмана» – действие будет происходить в Реховоте, в доме Хаима, который стал музеем.
Я представлял себе этот дом. Но иногда воображение уступает реальности. Это произведение, в котором продумано всё: от лестницы, ведущей на второй и третий этаж, до окон в библиотеке, которые напоминают корабельные иллюминаторы, бассейна и планировки парка. Мебель, посуда, антиквариат… Много всего и ничего лишнего.
У Веры Вейцман, жены Хаима, был неукротимый вкус к жизни. Она не скупилась на требования к архитектору, садовнику, кулинару… Это был дом из другого мира, выросший, как в сказке, на заброшенном пустыре.
Вера часто и жёстко давала советы мужу, и, может быть, благодаря им он стал крупным политиком и учёным. Не всегда жизнь отвечала им счастливой улыбкой, иногда заставляла плакать. Хаим, все оставшиеся годы со дня гибели на войне сына, лётчика английской армии, носил с собой последнее письмо от него.
Хаим и Вера похоронены рядом во дворе дома, который очень любили.
Все дорожки в парки закруглённые, одна прямая – к их могиле. Отсюда открывается красивая панорама современного Реховота, который считается интеллектуальной столицей страны.
Думаю, это лучший памятник Хаиму и Вере Вейцман. Мечта, ставшая реальностью.

***

Великий строитель и кровавый диктатор. История знает такие примеры.
Ирод – царь Иудеи.
Иродион – резиденция Ирода в 15 километрах от Иерусалима. Все правители хотят увековечить имя. Чтобы помнили, чтобы на века. Не жалеют для этого денег. О людях и речи нет.
Холм, насыпанный руками, высотой с восьмиэтажный дом. На вершине – царский дворец. Чтобы, глядя на небо и обращаясь к Богу, в первую очередь видели царя.
Отсюда Ирод наблюдал за пожаром в Иерусалиме, говорят, в ясную погоду отсюда видно Мёртвое море.
Поднимаемся на вершину. Под ногами века.
Новая власть – новый мир. Иродионом завладели римляне – построили театр, и здесь проходили бои гладиаторов.
Евреи, занявшие Иродион во время восстания, построили синагогу и микву.
Четыре года в глубоких подземельях прятались бойцы Бар-Кохбы. Совершали вылазки и наносили удары по римским позициям.
Потом Иродион был заброшен. Во время Византии поселились монахи-отшельники. Построили церкви.
Держась одной рукой за одну эпоху, можно другой дотронуться до другой эпохи.
Здесь похоронен Ирод. 35 лет профессор Нецер, руководивший раскопками, искал его могилу. Нашёл. Драгоценностей в ней уже не было. Нашли до него. Не для этого искал.
Через несколько лет профессор Нецер упал в Иродионе с лесов и разбился насмерть. То ли наука в очередной раз потребовала жертв, то ли действительно нельзя вторгаться в мир мёртвых.
…А внизу Иудея. Утро. Нежаркое солнце. Прекрасная панорама. Видно до самого горизонта.
Как хотелось бы, чтобы такая идиллия была всегда.

***

Не увидеть Иерусалима, – значит, не узнать Израиля. Узкие улочки старого города. Холодные стены домов. Колёсики чемоданов, стучащие по мостовой. Сувениры по цене оригиналов. Все языки мира.
Стена плача. Мужская половина и женская. Тысячи записок с просьбами. Главное – верить. Кто-то молится тихо. Кто-то пытается докричаться до Бога.
Эфиопские ребята в белых рубашках и чёрных бабочках. Японские женщины в кимоно. Израильские школьники, положив руки друг другу на плечи, образовали круг и поют гимн страны.
Много чёрных шляп…
Другой рукав реки течёт к Храму гроба
Господня. Горящие свечи, запах ладана.
Голгофа. Крутые ступени. Для одних – к вере, для других – к истории. Место распятия. Кто-то стремился попасть сюда всю жизнь. Придя, соединился с Ним. Кто-то пришёл сфотографироваться и в застольной компании рассказать об этом.
Мир нельзя переделать.
Гроб Иисуса Христа и небольшая часовня над ним. Место, особо почитаемое христианами. Очередь в несколько сот человек. Мужчина, скорее любопытный, чем паломник. «Очередь, как у нас в Мавзолей». Мы из Советского Союза, многие остались такими и в словах, и в делах.
Иерусалим – город с особой энергетикой, которую тысячи туристов и паломников вместе с воспоминаниями разносят по всему миру.

***

Иду по Меа-Шарим (ультрарелигиозный район Иерусалима). Кругом – как будто жители затерянных в истории Злодеевок, Касриловок и ещё сотен местечек черты оседлости вышли на улицы, вооружившись мобильными телефонами. Они никогда не видели штетлов Восточной Европы, хотя продолжают многие их традиции. Я пишу о местечках, занимаюсь их историей, собираю всё, что осталось от них, но мы чужие друг другу люди. Я для них – человек другой планеты, как, впрочем, и они для меня.
Находившись вдоволь и насмотревшись по сторонам, не запоминая дорогу, по которой иду, потерял ориентиры. Стал спрашивать, как мне выйти на нужную улицу. Пытался объясниться на иврите. Но иврит у меня плохой.
– Говорите по-английски? – спросили у меня.
– Говорю на идише, – ответил я.
И увидел, как потеплели глаза у собеседника, мужчины солидной комплекции с большой седой бородой и длинными чёрными пейсами, которые вываливались из шляпы, закрытой по случаю дождя целлофановым мешком. Он стал подробно мне объяснять, делал это доброжелательно, с участием.
Мы нашли небольшую точку соприкосновения, хотя по-прежнему остались совершенно чужими людьми.

***

Во время одного из приездов в Израиль, я жил в Иерусалиме в гостинице, недалеко от старого города. Номер на двоих с Борисом из Беларуси.
Однажды утром моя кровать затряслась, как будто заболела лихорадкой. С книжной полки на меня упали журналы и газеты. Я сбросил их на пол и… снова уснул.
В восемь утра зазвонил будильник. Я проснулся, и мне показалось, что ночная «встряска» была сном. Но потом увидел на полу книги, газеты. Подозрения закрались в голову, я решил спросить у соседа. Но сделать это осторожно, чтобы он не подумал, что я ненормальный.
– Боря, ночью ничего не произошло?
– Нет, а что такое? – удивился мой сосед.
– Твоя кровать не тряслась?
– Это было в шесть утра, я посмотрел на часы, – сказал Боря. – Первый трамвай пошёл. Здесь такая вибрация. У нас в Минске, когда трамвай идёт, по всей Козлова в окнах стёкла трясутся.
Я подошёл к окну.
«Какой трамвай в центре старого Иерусалима? Здесь трамвая никогда не было», – подумал я и с облегчение понял, что не один я схожу с ума.
В это время в комнату вошёл человек, убиравший её, и спросил:
– Как пережили землетрясение? Сегодня в шесть утра было. Почувствовали?

***

Евреи из Бухары, России, Персии, Марокко, конечно же, местные – сабры. Ультрарелигиозные, в чёрных сюртуках, с пейсами и цицит, их сопровождают жёны в париках, длиннющих юбках, с колясками, в которой один ребёнок спит, а ещё двое сидят сверху. Совершенно отвязанные, по-моему, накурившиеся люди, спящие на скамейке, в джинсах, на которых дыр больше, чем целых мест. Мусульманские женщины, обязательно с многочисленным потомством. Туристы из Америки с фотоаппаратами и снисходительными улыбками. И все рядом, все вместе, без видимой вражды. Враждой заниматься некогда. Все заняты делом, все пришли сюда с определённой целью: купить, продать или поглазеть.
Рынок «Пишпушим» в центре старинного Яффо. По нашему, «блошиный» рынок. Но «блошиные» рынки, в каждом из которых есть обязательно свой колорит, не дотягивают до яффского Пишпушима в своей неповторимости. Сладковатый запах кальяна, восточные пряности, обязательная чашка кофе, без которого трудно представить себе коренного израильтянина. Закусочная, где можно отведать настоящий хумус, – это и есть Пишпушим. Здесь можно купить всё. Это склад последнего столетия. Полным-полно русских самоваров, восточных ковров, старой мебели, горы книг на иврите и всех языках мира.
У одного старьёвщика видел серебряный портсигар с дарственной надписью на немецком языке. И внизу выгравировано: «Ольденбург. 1938 год». Можно только догадываться о судьбе бывшего владельца этого портсигара.
У старьёвщика из Персии фотография супружеской четы из Польши, снято в 1902 году… Разве могли представить себе эти люди, когда шли к фотографу в Лодзи, что через сто с лишним лет их фотография окажется на этом рынке?

***

Поторговаться на тель-авивском рынке «Кармиэль» с грузинским евреем, который продаёт сувениры, – особое удовольствие и настоящий спектакль. Получаешь даже больше удовольствия, чем когда торгуешься на арабском рынке в Иерусалиме. Выглядит это приблизительно так:
– Сколько стоит скрипач? (фигурка из серебра высотой 10 см, очень напоминающая скрипачей Шагала).
На иврите всё звучит гораздо проще. Достаточно одного слова:
– Кама? – и взглянуть на скрипача.
– Восемьдесят шекелей, – говорит продавец и, глядя на меня, спрашивает: – Румыния?
Обычно узнают евреев из России, даже не поднимая глаз.
– Из Беларуси, – отвечаю я.
– Что там за балаган? – спрашивает он. Потом задумывается и снова спрашивает: – Беларусь, это где?
– Там, где играли эти скрипачи, – отвечаю я.
Для него мой ответ полная неожиданность. Но зачем что-то выяснять, если надо продать.
– Специально для тебя 70 шекелей.
В его ломаном русском языке больше слов на иврите. Я знаю приблизительную цену вещицы, прошёлся по лавкам на Аленби, посмотрел у других продавцов. Сорок, максимум 50 шекелей, но, чтобы завести продавца, говорю:
– За 30 куплю.
Он делает сумасшедшие глаза, машет рукой, чтобы я немедленно отошёл от него, и говорит:
– Всё, всё, всё…
Я поворачиваюсь и собираюсь уходить.
– Стой! – кричит он. – 65 шекелей и запомни, ты пришёл к хорошему человеку.
– Конечно, к хорошему, – соглашаюсь я. И называю свою цену: – 35 шекелей.
Он снова делает сумасшедшие глаза, подпрыгивает на месте (с его-то животом) и прячет фигурку под прилавок.
– Нету, – сообщает он.
Я снова собираюсь уходить.
– Стой, – снова говорит он. – Ты бедный русский турист, – он качает головой, как будто ему действительно очень жаль меня.
– Шестьдесят шекелей…
– Я не бедный русский турист, – смеюсь я. – Я приехал к сестре, к друзьям. Сорок шекелей.
Достаю из кармана две заранее подготовленные купюры по двадцать шекелей.
Он ещё не берет деньги, но я вижу, что до покупки осталось пару минут.
– Зачем тебе скрипач? – спрашивает он. – Подарок жене, детям, другу. На подарок нельзя жалеть пару шекелей.
– Я собираю еврейские фигурки.
– Зачем собираешь? Продавать будешь? – он с подозрением посмотрел на меня.
– Зачем продавать, они мне самому нравятся. Они у меня дома стоят.
– Вижу, ты хороший человек, – говорит он. – Только тебе. Сорок пять шекелей.
Я кладу на стол сорок шекелей, беру серебряную фигурку и говорю:
– Упакуй в коробочку.
Он послушно достаёт коробочку. Заворачивает скрипача, ставит его в коробку и при этом всё время повторяет:
– Добавь пять шекелей, добавь пять шекелей…
Я забираю коробочку с покупкой, говорю продавцу:
– Тода раба (Большое спасибо), – и ухожу.
– Приходи ещё, – говорит он мне вслед. – У меня много разных фигурок.

***

Бер-Шева – столица пустыни Негев. Едем на альтернативное кладбище, то есть многоконфессиональное. Здесь похоронены Марат и Люся. Мой дядя и его жена. Грустная тема, но приезды начинаются с походов на кладбище. В Модиине – к Алле, в Кирьят-Шмона похоронен дядя Лёва, ещё не был, надо сходить. Так же как в Ариэле сходить к тетё Лизе, Боре. Все они не только породнились с этой землёй, они стали её частью.
Марат всю жизнь был связан с авиацией. В Казахстане, Беларуси. В Израиле хотел сходить в Музей авиации. Не довелось.
С одной стороны кладбища – памятник первому израильскому космонавту Рамону. На пьедестале самолёт, на котором он летал. С другой стороны установлен самолёт, на котором летал мэр Бер-Шевы. Тоже из лётчиков. С одной стороны – лётное училище, с другой – авиабаза. Самолёты всё время летают над могилой Марата.
Почему просил похоронить на альтернативном кладбище? Жена – русская. Хотел быть после смерти рядом с ней? Был против того, чтобы людей из одной семьи разделяли по разным кладбищам? Ответы ушли вместе с Маратом.
На наших мацевах аббревиатура библейского текста «Пусть будут души вплетены в вечный узел жизни».

***

Музей-парк «Мини-Израиль». Прекрасная идея. Вся страна в макетах. Море, порт, железная дорога, автотрассы. По ним ездят поезда, машины. Аэропорт «Бен-Гурион» с самолётами на взлётных полосах. Стадионы, зрители. Всё в движении. Гора Хермон с горнолыжниками, спускающимися с неё и поднимающимися на фуникулёрах. Иерусалим. Стена плача, христианские и мусульманские святыни. Тель-Авив с небоскрёбами. Кейсария с амфитеатром. Миниатюрные деревья. Рыбы в аквариумах. Эйлат с загорающими на пляжах. Массада – древняя крепость, не сдавшаяся римлянам.
Весь Израиль по дорожкам, мостикам можно обойти и посмотреть за час – полтора.
В Беларуси много говорят о развитии туризма. Хватает достопримечательностей, памятников, исторических мест. И сама природа уникальная. Почему бы не сделать нечто подобное?

***

Колорит Израиля не только в природе – за пару часов на машине, если нет пробок на дорогах, доезжаешь от хвойного леса в Голанах до пустыни Негев, не только в ярко-голубом цвете неба, которое не тускнеет ни зимой, ни летом, правда, иногда, во время дождей, цвет меняется, но бывает это редко.
Рассказать об Израиле мимоходом не получится. Он очень разный… Яркий и контрастный. От слепящего солнца, от пестроты одежд, от громкой речи.
Страна делится по политическим интересам и религиозным пристрастиям.
На тех, кто в супермаркетах покупает то, что нравится, не глядя на цены, и на тех, кто с утра включает в голове компьютер, чтобы сэкономить три шекеля, на тех, кто продаёт, а также на тех, кто покупает, чтобы потом продать.
На тех, кто имеет право критиковать страну, и на тех, кто это право ещё не заработал.
На тех, кто только приближается к минусу в банке и этого очень боится, и на тех, у кого постоянный минус, и он спокоен.
Делится, делится, делится…
Потом как-то всё умножается и даёт результат.
Странная математика.
А какой колорит в людях! Страна, где все про всех знают, а если не знают, тут же придумают и выдадут за чистую монету.
Я слушал, что-то запоминал…
Однажды, когда делился впечатлениями от услышанного, у меня спросили, часто ли я прислушиваюсь к самому себе. Надо попробовать. Может, тоже услышу много интересного?

***

Пожилой человек пришёл в представительство компании «Белавиа» в Иерусалиме.
– Я хочу лететь в Беларусь. Прийти на могилу к брату.
– Пожалуйста, покупайте билет.
– Но у меня там много родственников, друзей, знакомых. Всем надо привезти подарки. А это же вес. А вы разрешаете только двадцать килограммов. А если не привезу подарки, какое мне будет удовольствие прийти к людям? А если я всем повезу, это же надо будет платить за перевес. Так вы мне скидку дадите?
Представитель авиакомпании развёл руками и как можно вежливее сообщил, что у них нет оснований делать скидку.
Пожилой человек, даже не дослушав до конца, возмутился и сказал, что он заслуженный человек и в этой, и в той стране. И в конце концов подытожил:
– Почему я должен лететь на могилу к брату и не иметь от этого удовольствия?

***

Думаю, тётя Лиза помнила, что 90 лет ей исполняется только через два года. Но два года ещё надо прожить. А главное, надоело одной сидеть в комнате. Дочка на работе, зять на работе, у внуков своя жизнь, а у правнуков – тем более. И им куда привычнее говорить на иврите, чем вспоминать русские слова.
А так хочется увидеть людей, поговорить, узнать, что нового в мире. Когда она была молодой и чувствовала себя хозяйкой в доме, у них часто собирались компании. Сейчас другой мир, другая страна, другой язык. А если бы и тот же? Ведь почти никого из друзей-ровесников не осталось.
И тётя Лиза решила отметить своё 90-летие.
– Мама, тебе девяносто исполнится только через два года, – сказала ей дочка.
– Я же лучше знаю, когда мне исполнится девяносто, – удивилась или скорее возмутилась тётя Лиза.
Звонили мне, племяннику, чтобы выяснить, сколько лет тёте Лизе. Считают, что я семейный архивариус. Я рад таким звонкам. Есть повод поговорить, вспомнить.
– Тётя Лиза, – сказал я. – Вы ровесница моей мамы, и 90 лет Вам исполнится только через два года.
– Никто ничего не знает, – подвела итог тётя Лиза.
После этого дочка решила, что спорить с мамой бесполезно и нужно отмечать юбилей.
Сняли зал в ресторане, позвали гостей. Всё прошло прекрасно. Были хорошие тосты, трогательные воспоминания. Тётя Лиза буквально летала от счастья.
…Прошло два года. И тётя Лиза как-то невзначай сказала дочке:
– Ты не забыла, что мне в этом году исполняется 90 лет. Мы будем как-нибудь отмечать мой юбилей?
Дочка от неожиданности чуть не поперхнулась воздухом. Но она хорошо знала маму, и удивление у неё быстро прошло.
– Мама, мы два года назад отмечали твой юбилей.
– Как мы могли отмечать два года назад, если мне только в этом году исполнится 90 лет?
– Мы снимали ресторан. Были гости, подарки. Что им теперь скажем?
– А что им надо говорить? Мне 90 лет!
Снова был юбилей. Гости были. Весёлый получился праздник…
И последний для тёти Лизы. Никто больше не позвонит и не спросит: «Сколько мне лет?..»

***

Дядя Изя ездил по Витебску на «Запорожце». Ему, как инвалиду войны, государство бесплатно выделило машину. Водил он хорошо. Но ему всё время кто-то мешал. То пешеходы, которые не так и не там переходили улицу, то другие автомобилисты, которые не по правилам «подрезали» его, и даже водители трамвая делали что-то не так. И дядя Изя, открыв сразу два окна в «Запорожце» ругался налево и направо. Одновременно. На пешеходов и водителей, на машины и трамваи. В его лексике были слова из русской нецензурной лексики и еврейские проклятия, нелестные отзывы о женщинах и то, что он думал о действующей власти и обо всей стране. Подборчик был ещё тот…
Его сыну немало лет, он многого достиг в жизни. Ездит по Израилю на хорошей машине, где всё предусмотрено, на все случаи жизни.
Но два окна в салоне всё равно открыты. Трамваев в тех городах, где мы с ним бывали, я не встречал, а машины и пешеходы есть. Иврита моему другу явно не хватает. Слава Богу, что половина пешеходов не понимает русского языка. Иначе они бы узнали о себе через открытое окно машины такие интересные подробности... И неважно, правильно они переходят улицу или неправильно. Они переходят, а он в это время едет. Этого уже достаточно.
Про водителя каждой машины, которая обгоняла нас или которую обгоняли мы, он говорил мне, как будто выносил приговор о лишении прав как минимум на три года: «Ну ты видишь?..», а в окно кричал: «Тупые!».
Я сразу вспомнил дядю Изю...
Нисколько не сомневаюсь, что ген пальцем не задавишь. Мы напоминаем родителей и внешне, и порой проходим тот же жизненный путь, но по другим дорогам, спотыкаясь о те же камни.
Иногда вздыхаешь, если кто-то повторяет ошибки. Иногда смеёшься, глядя на такой повтор.

***

Когда каждый день наполнен переездами, автобусными станциями, встречами, услышанных разговоров много.
...Едут в автобусе две женщины. Одна немного постарше. Она, услышав, что соседка говорит по мобильному по-русски (и без мобильника, сразу можно понять, кто и откуда люди этого возраста), спросила:
– А Вы не из Баку?
– Нет, не из Баку.
Та что постарше, сильно удивилась и снова спросила:
– А может Вы вообще не еврейка?
Есть люди, которые убеждены, что только в их городе жили настоящие евреи. А в остальных городах – так себе.
Это последние отголоски большой алии начала 90-х.
Что принесёт новая – украинский акцент, особый характер беженцев или что-то другое, – покажет жизнь.

***

Думаю, это можно услышать в любой стране. Но услышал я в Израиле.
О чём говорят богатые люди?
Об искусстве, литературе. Хотят, чтобы все знали, какие они эрудиты.
О чём говорят писатели и художники, когда собираются вместе? О том, чего у них нет, – о деньгах, и как их заработать.

***

Девять дней в Израиле. Сотни километров. Встречи, интервью. Часы записей. Фотографии.
…За одну фамилию Бульба художник был бы в Беларуси на особом счету. Вольф приехал из Кишинёва. Мастерская в Ришон ле Цине. Первый этаж большого дома, мягкий свет из окон. Подрамники, картины, эскизы – на длинном столе, на стенах. Если отключиться от того, что за окнами, – такая же мастерская в Минске, Кишинёве, Киеве… График, живописец, скульптор, педагог… В последнее время не только иллюстрирует детские книги, но и пишет их на иврите…
...Илья Лиснянский... Частная клиника в Рамат Гане. Ей больше двадцати лет. Слава Богу, на здоровье не очень жалуюсь, встреча по другому поводу. Дедушки-прадедушки Ильи из местечек Витебской области. Интересуется этой темой, встречались в Беларуси. Надеюсь, встретимся в Яффо. Будем ходить по старым улицам, придём в древнейший порт на Земле, Илья расскажет о городе. Пока читаю его недавно изданную книгу «Прогулки по Яффо».
...На радио «РЭКА» в студии у Виктории Долинской записывали передачу, которая пойдёт накануне Пурима. Пригласили Аркадия Крумера, писателя, драматурга. Недавно в Смоленском драматическом театре состоялась премьера комедии по его пьесе «Люби меня, люби».
Ян Бенсиман участвовал в Иерусалиме в вечере юмора вместе с Аркадием. «Третьим будешь?» – спросили у меня и повезли на радио.
...Белая рубашка с галстуком, тёмное пальто, светлая шляпа… В Иерусалиме можно увидеть всё, но такой наряд встречается не каждый день. Яков Брауде. Знакомы ещё по Витебску. Рассказывал, как открывали в Иерусалиме площадь Марка Шагала, рядом с домом художницы Анны Тихо – сейчас здесь музей. Когда Шагал приезжал в Иерусалим, бывал в гостях у супругов Тихо.
Яков пишет стихи. На русском и белорусском языках. Издал несколько книг. Рассказывал короткие смешные витебские истории.

***

Собирал чемоданы и выглянул в окно. В небе над Модиином кружила большая стая журавлей. Готовились улетать на север.
Скоро встретимся…