Я родился 1 июня 1950 года в еврейской семье в городском посёлке Богушевск, Витебской области Белоруссии.

О моём раннем детстве и раннем детстве моего брата я могу судить по кратким рассказам мамы, как и о моём отце. Жили мы вначале впятером: мама Гинда, бабушка Хиена – мать моего отца, папа Абрам, мой брат Михаил и я.

Мама и папа были не религиозные и когда пришло время делать обрезание Мише, видимо по настоянию религиозной бабушки, папа решительно сказал:

– Я пришёл с войны весь израненный, без одной ноги, пролил много крови и не дам проливать кровь моим детям.

Бабушка очень обиделась на своего единственного живого сына (её младший сын Шлёма погиб под Сталинградом 3 декабря 1942 года). Это положило начало разногласиям между бабушкой и сыном. Она к тому же ревновала его к моей маме. Ведь он очень маму Гинду любил и говорил ей:

– Ты мне что-то сделала, что я так тебя люблю.

Давал он беременной жене и лучшие кусочки мяса, когда удавалось купить и зарезать курицу. А бабушке доставались худшие кусочки. Она тогда демонстративно выбрасывала их под печку.

Вообще-то мы жили бедно. Папа работал продавцом в керосинной лавке. Когда он болел, мама его замещала и после его смерти стала там работать вместо него.

Мой старший брат Миша, когда ему было два года, любил бегать вокруг стола, а папа делал вид, что хочет его поймать. Миша понимал, что папа бегать с костылем на одной ноге не может, смеялся. Тогда мама приносила его папе на руки. 

Папа прожил недолго, он скончался 29 мая 1952 года после неудачной операции в военном госпитале г. Витебска. Доктор, делавший операцию, очень переживал свою неудачу и потерю отца двух маленьких детей. Он не мог сдерживать слёзы, сообщая маме о смерти моего папы.

Между тем после смерти папы разногласия между бабушкой и мамой продолжались и особенно усиливались, когда к ней приехал бабушкин брат Мендель Кривошеев.

До войны он руководил одним из двух молельных домов в Богушевске и был очень религиозен. Бабушка всё рассказывала ему и жаловалась на свою горькую долю. В итоге они решили разделить огород между бабушкой и мамой. После раздела бабушке выделили худшую третью часть участка с песчаной почвой.

Мендель несколько раз приезжал в гости к бабушке из Могилёва, где он жил у дочери Добы. Затем Мендель стал приезжать уже к Мовшовичам и к своему сыну Исеру, которые разделили свой дом за богушевским переездом с Томчиными.

Последний раз, когда Мендель приехал в Богушевск, он там и умер. Это было в 1958 году. И бабушка повела нас, своих внучат, на похороны. Не помню, кто руководил молебном на похоронах: Липкин или кто-то другой. Я тогда был слишком маленьким. Лишь теперь я понял, что Липкин нарушал законы иудаизма и после того, как убивали коров, пил их кровь.

Каждый год на Пейсах мы покупали мацу. Её пекли в Богушевске по очереди в домах евреев. Как-то очередь пришла и к нам. У нас тогда ещё была русская печь. Помню в зале на столе раскатывали тесто. Затем специальным устройством с колёсиком для перфорации мацы на неё наносили линии, полосы. Помню, что мне и Мише разрешили проводить такие полосы. Потом мацу на противнях заносили в печь и там пекли. 

Когда бабушка постарела и ослабела, не могла уже готовить, она стала добрее и отказалась от своих разногласий с мамой. Мама готовила еду и на бабушку, и на себя, и на детей, и на отчима Семёна Аврутина, который стал с нами жить.

Потом бабушка совсем состарилась, и уже ничего не помнила. Мама решила отдать бабушку в дом престарелых в Лепеле. Но побыла она там не долго. Когда мама с отчимом поехали её навестить, они увидели, что она ходит в одном носке и им стало её жалко, они привезли бабушку домой.

Моя бабушка Хиена умерла в 1964 году от инсульта и была похоронена по еврейским обычаям в чёрном талите с обрезанными кисточками. 

Мы жили в Богушевске недалеко от вокзала в пятом доме улицы Вокзальной. После того, как обнаружили остатки самолёта времён Великой Отечественной войны и установили имя погибшего лётчика Горбунова, улице Вокзальной присвоили его имя.

Возле нашего дома, в четвёртом доме от вокзала жили Рудины.

Мама рассказывала, что огород Рудиных был почти рядом с нашим домом. И Рудин решил сделать забор, чтобы отделить свой огород от нашего участка. Когда он его сделал, мой папа увидел, что забор стоит так близко к нашему дому, что ему не пройти в туалет через слишком узенький проход. Папа был человек темпераментный, он схватил топор и порубил забор. Когда Афроим это увидел, папа ему сгоряча сказал: «Я пришёл с войны без ноги, а ты поставил забор так, что мне нет никакой возможности пройти в туалет».

Потом они помирились и Афроим поставил забор метрах в трёх от нашего дома. В дальнейшем мы с Рудиными жили дружно и забыли эту историю. Мы с Мишей часто бегали к ним в гости. Рудин иногда нас стриг.

К нам часто приезжала Циля Ханина с дочкой Жанной. У Цили был очень весёлый и темпераментный характер. Она любила грубо шутить. Я и Миша с Жанной сдружились. Но как-то так получилось, что Циля подружилась с Рудиными и стала приезжать в гости к ним, а не к нам. Сейчас Цили уже нет в живых, а Жанна живёт в Витебске, фамилия по мужу Черткова.
У Рудиных была корова и они часто угощали нас молоком. Однажды мама с Мишей поехали в гости в Ленинград и попросили Дору Рудину меня кормить.

К нам часто приходил в гости Гриша Борода. Он жил на квартире у Фельшеровичей и работал главным инженером в Богушевском деревообрабатывающем комбинате. Однажды он попросил мою маму приготовить ему обед, но она почему-то отказалась. Потом, когда мы жили в Витебске, мама познакомила Гришу с Майей Алескер (врачом-терапевтом) и они долго жили вместе вплоть до его смерти несколько лет назад. 

Мы с мамой часто ходили в гости – смотреть телевизор к Носовским Исааку Яковлевичу и его жене Риве Семёновне. Они всегда нас угощали.

Водила мама нас и к Кацыхе. Так мы называли женщину по фамилии Кац. У неё жила на квартире библиотекарь школы № 2 Блинчикова Рая, мамина подруга, и у Раи была очень красивая дочка.

Ходили мы и к Любиным Грише и Любе, Якобсонам, ездили в Витебск к маминым и бабушкиным родственникам и знакомым Трегубовой Нине, Рыжинским, Сандлер Риве, Кимельман Розе, Голанд, Симе Зисман и другим (у мамы было очень много знакомых в Витебске, но фамилии уже забываются), с моим братом мама ездила к своим племянникам Изе и Инне в Пушкин, к своим родственникам в Ленинград и в Харьков.

В Богушевске у мамы было больше русских подруг: Аня Суходолова, Зина Старовойтова, Аня Сойко, Сапежинская, Гурьянова и другие.

Теперь о моих школьных учителях. Среди них было много евреев: Берта Абрамовна Мовшович, преподавала у нас биологию, очень добрая и тактичная учительница. По биологии у меня были пятёрки. Вторым назову Шехмейстера Абрама Семёновича. Он несколько месяцев вёл у нас химию. Был хорошим учителем, но мне слабо запомнился. Овсищер Анна Петровна, сестра известного советского диссидента Овсищера Льва Петровича. Она была строгим и грамотным учителем русского языка и литературы. Мы, ученики, её боялись. Позойская Раиса Борисовна была талантливым преподавателем русского языка и литературы в старших классах. Мы её очень уважали. Назову ещё Цветкову Елизавету Алексеевну, которая была моей первой учительницей в младших классах. Она не еврейка, но её муж С.М. Печатников – еврей. 

Много воспоминаний о детских годах в Богушевске. Странно, чем больше проходит лет с тех пор, тем чаще эти воспоминания возвращаются ко мне.

Лев ПОЛЫКОВСКИЙ