Это интервью я записал в Витебске почти 30 лет назад. Публикую впервые. Думаю, оно не устарело. Речь идёт о вечных ценностях и о людях, судьбой которых будут интересоваться ещё много лет.

Я беседовал с Клаусом Майером – бывшим пастором собора Святого Стефана в Майнце. С 1983 года он уже не служил. Попросил рассказать о знакомстве и встречах с Шагалом.

Клаус Майер с удовольствием рассказывал о Марке Шагале.

– В 1977 году я хотел написать книгу о своих встречах с художником. Сказал ему об этом. Шагал после долгого раздумья ответил: «Тот, кто станет писать обо мне, должен писать глубоко. Я мистик. Моя работа – это молитва».

Несмотря на такой ответ, Шагал был очень скромным человеком. Я это много раз чувствовал во время наших встреч и бесед.

23 апреля 1974 года я впервые увидел художника. У двери его дома меня встретила Вава и провела в салон. На стене висела большая картина «Красные крыши». Она была написана в 1953 году. Под картиной длинный диван и низкий столик. По бокам кресла с кожаной обшивкой.

Шагал взял меня за руку и подвёл к своему креслу с высокой спинкой. Усадил меня в своё кресло. Он на 36 лет старше меня. Сам сел на скамеечку.

После 45 минут нашей встречи Шагал начал нервничать. Я заметил это. Какая-то тайная сила поднимала его, он вставал, извинялся и шёл в своё ателье.

Шагал как-то однажды сказал мне: «Я не видел Библию, не читал Библию, мне Библия приснилась». Вначале я не знал, как воспринимать эти слова, это гротеск творческого человека, или действительно художник говорил о себе правду. Потом понял Библия – это его внутренние образы».

Одна журналистка хотела попасть к нему в мастерскую. Он не разрешил: «Никому не позволено смотреть, как я страдаю. Я пригвождён к своей палитре, как Исус к кресту».

Пикассо про него сказал: «Марк Шагал – это единственный художник, который знает, что такое цвет».

– Ваши произведения, такие прекрасные, потому что вы так много страдаете с ними? – спросил я как-то у Шагала.

– Не знаю, – ответил он мне. И тут же добавил, перейдя на другую тему. – Я не умею молиться. Не могу.

– Дорогой, когда вы рисуете, вы молитесь. Есть много способов молиться, – сказал я.

Шагал в разговорах со мной, часто говорил о любви. Эта тема занимала особое место в его жизни.

– Талант и гениальность ничто, произведение должно отличать любовь, любовь, любовь…

Картины Шагала дышат любовью. Он должен был быть постоянно окружён этой любовью, чтобы отдавать её через картины другим людям.

Бишоф Майнца Фольк не давал никаких указаний Шагалу, как делать витражи, а я был уверен в мистических способностях художника.

– Рисуйте из своей глубокой веры, – говорил я ему.

Ни один теолог не мог ему дать совета, как делать витражи, кроме того что он видел сам.

Последнее окно освещал кардинал Леманн. Он сказал:

– Здесь, наконец, встретились художник и мистик.

Шагал рассказывал мне, как Белла читала ему басни Лафантена. Он делал иллюстрации к ним. Шагал слушал басню, а мораль слушать не хотел. Выводы его не интересовали.

В 1970-м я начал переписку с Шагалом и лишь в 1974-м получил положительный ответ. Ещё четыре года ушло у него на работу над первым витражом — в 1978 году в соборе было установлено расписанное Шагалом окно.

После войны в соборе в окнах стояли обычные стекла. В 1973 году мы завершили реставрацию собора. Ответственность огромная. Я знал о Шагале совсем немного. Получил в подарок два альбома от представительницы женской еврейской организации из США. Мне было ясно, что витражи с библейскими посланиями может сделать Шагал. Написал ему скромное письмо: «Не был бы он готов для нашей церкви создать витражи». Он лично мне не ответил. Его доверенные лица прислали ответ: «Художнику нужно много времени для обдумывания». А ему уже 86 лет. А думал, может мне обратиться к другому художнику?

Поговорил с Гельмутом Колем, он был премьер-министр Земли Рейн-Пфальц.

Гельмут Коль сказал:

— Дадут деньги, если Шагал согласится.

Такое у художника было имя. Но, по-моему, Гельмут Коль не верил в эту возможность.

Мы хотели, чтобы дела двигали не политические соображения, а Библия.

Через год после начала переписки мы познакомились. Мне разрешили приезжать.

Шагал не давал обещаний. Не говорил: «Да». Ему понадобился год, чтобы внутренним взглядом увидеть картину. Сложность работы была и в том, что это делалось для Германии.

Вава сказала ему: «Да. Советую».

На мой день рождения я получил подарок. 20 декабря 1976 года Вава написала, что Шагал работает над витражами.

Это был знак взаимопонимания и между народами, и между государствами.

Еврейский художник делает витражи в Германии.

Беларусь, славянский мир и Германия.

Христианство и иудаизм.

Сплошные противоречия.

Апполинер как-то про него сказал: «У Шагала сверхъестественное – естественно».

Он многое делал для витражей сам, вдыхал в них свою энергию.

В июне 1978 года в Германии сняли про него телевизионный фильм. «Шагал – для Майнца».

23 сентября 1978 года (ему 91 год) он соглашается сделать эскизы к фланговым витражам.

Надо иметь мужество, чтобы составлять долгоидущие планы в таком возрасте.

На 93 году жизни Шагал завершил проект.

29 января 1980 года я приехал к нему. Шагал встретил меня - скромный, обыкновенный, говорил только о работе.

Боковые витражи и центральный –  имеют разные задачи. Взгляд во время службы на центральный. Боковые витражи в роли увертюры. Шагал это хорошо чувствовал.

Шагал ни разу в нашем соборе не был. Видел лишь по фильмам, знал по описанию, но здорово представлял всё пространство.

В декабре 1982 года (ему шёл 96 год) создал новые проекты для трёх окон в северной части собора и одного окна в южной. Всё время делал разные проекты. Он удивлял меня.

У нас у витражах восемнадцать оттенков голубого цвета. Девять оттенков красного только на верхних витражах.

Отказался от гонораров за витражи.

Это последняя его грандиозная работа.

Самое большое по площади произведение, созданное Шагалом.

Девять окон-витражей.

Аркадий ШУЛЬМАН