Когда в 1772 году Российская империя наряду с другими северо-западными городами вернула себе Велиж (за этот город Москва спорила с Речью Посполитой), русские вельможи искренне были удивлены, что попали в... процветающее еврейское местечко. Вокруг высокой старой синагоги, в тесном единении с нею, жило бойкое еврейское население, деятельное и энергичное, державшее почти всю местную промышленность и торговлю.
Столетия спокойного и благополучного пребывания под покровительством польских королей, развили в них самодеятельность, и в конце XVIII столетия велижская еврейская община достигла наибольшего расцвета. Были среди евреев прекрасные кузнецы, булочники, портные, но главную роль играли купцы. Лесное дело было целиком в руках евреев. Сплав на Ригу; почти весь мелочной торг, торговля красными товарами и питьем – всё это было делом евреев. Центральная часть города, базар и примыкающие к нему улицы были застроены еврейскими домами и торговыми складами.
Оказавшись под властью России, евреи ощутили на себе произвол государственной бюрократии, оказались в положении преследуемого меньшинства, лишённого гражданских прав и подвергавшегося постоянным преследованиям.
В 1823 году внимание общественности было привлечено к «Велижскому делу», судебному процессу над группой евреев, якобы убивших мальчика в ритуальных целях. Результатом явилось то, что 44 человека были арестованы, закованы в кандалы и заключены в одиночные камеры. Несмотря на беззаконные методы следствия и давление реакционных кругов, обвиняемые по прошествии 12 лет были оправданы, а лжесвидетели сосланы в Сибирь. Под впечатлением этого процесса великий русский поэт М.Ю. Лермонтов написал юношескую трагедию «Испанцы», а писатель Ю.И. Гессен в 1904 году написал книгу «Велижская драма». Велижское дело выглядело в глазах юного поэта не просто уголовным преступлением. Он впервые столкнулся с несправедливым обвинением целого народа в изуверстве и бесчеловечности. В нём пробудились чувство справедливости и протест.
В Велиже и соседнем местечке Колышки проживало немало потомков еврейских кантонистов. Кантонисты – это довольно жуткая страница в истории евреев России. Тем более, что связана с детьми. Само слово «кантон» – пришло из Швейцарии (через Пруссию, чьи военные порядки столь уважались в России в определённое время). Кантон – обозначает просто округ. Часть географического пространства, с которого собирались рекруты в действующую армию – эти самые кантонисты. В России же это понятие поначалу, в начале XIX века, прижилось в более-менее безобидной форме: существовали школы кантонистов, куда пристраивали сирот и солдатских детей, покуда их отцы трубили срок службы. Евреев в армию не брали, давили тройными налогами и податями, и они себе жили в нищете за чертой оседлости, зато относительно спокойно. Так продолжалось до тех пор, пока Николай I не решил «обратить евреев к отправлению рекрутской повинности в натуре». Согласно указу императора Николая I о введении для евреев натуральной воинской повинности от 26 августа 1827, евреи призывались с 12 лет, тогда как христиане призывались с 18 лет. Этот многолетний геноцид еврейского народа происходил на протяжении царствования Николая I, до его смерти в 1855 году. Целью призыва еврейских детей в русскую армию было не столько воспитание профессиональных военных – в условиях суровой воинской службы малолетних кантонистов пытками и истязаниями принуждали к принятию православия, что означало полный разрыв связей с еврейским народом и иудейской верой и быстрое растворение в русском окружении. Власти стремились всячески ограничить права еврейского меньшинства и добиться его ликвидации. Лучшим средством в достижении этой цели российские власти считали крещение евреев.
Нормы призыва для евреев также были установлены гораздо более высокими, чем для христиан: десять рекрутов с одной тысячи евреев-мужчин ежегодно, тогда как для христиан всего семь рекрутов с тысячи мужчин раз в два года, т.е. евреев призывали почти в три раза больше, чем христиан. Число еврейских солдат в рядах русской армии всегда заметно превосходило процент евреев в населении России. Так, в составе 16-й пехотной дивизии, которой командовал генерал Скобелев, отличившейся при штурме Шипки и Плевны во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. еврейские солдаты составляли более четверти личного состава дивизии.
Если еврейская община (кагал) не могла поставить требуемого количества рекрутов, то взамен каждого недостающего – в виде наказания – брали ещё троих сверх нормы. Если кто-либо убегал от призыва, вместо него забирали двух других, а пойманного секли розгами и сдавали затем без зачёта общине. Если за кагалом оставалась денежная недоимка по уплате налогов, то за каждые две тысячи рублей долга сдавали в армию по одному рекруту, причём разрешено было пополнять требуемое число призывников малолетними. Особенно трагична была судьба еврейских детей-рекрутов. Хотя по указу их должны были призывать с 12 лет, на деле в армию забирали и детей 7-10 лет. Они проходили службу в кантонистских батальонах до 18 лет, после чего переводились в войска. Срок солдатской службы составлял 25 лет, причём годы, проведённые в кантонистском батальоне, в него не засчитывались.
Одной из самых мрачных страниц в истории российского еврейства стало похищение русскими властями тысяч еврейских мальчиков в возрасте 7-12 лет и сдача их в солдаты. Похищенных еврейских детей гнали в кантонистские батальоны, расквартированные в русских губерниях и в Сибири, чтобы навсегда разорвать все связи с близкими, своим народом и своей верой.
Власти рассчитывали, что еврейские дети в казарме, оторванные от родной среды и принуждаемые командирами, откажутся от своей веры и своего народа и, в конце концов, перейдут в христианство.
Всего с 1827 по 1856 г. г., когда был отменен призыв детей, через кантонистские батальоны прошло более 50 тысяч еврейских мальчиков.
Потомки насильно крещенных еврейских солдат кантонистов сегодня вряд ли знают о своих еврейских предках – ведь после крещения разрывались все связи с еврейским миром. Однако нет сомнения, что генетическая память наверняка тревожит многих из них.
В Велиже евреи появились в 16 веке. Они являлись выходцами из Германии и Польши. В 1620 г. их насчитывалось 4000 человек, в 1839 г. – 4867, в 1870 г. – 7004. Здесь проходила черта оседлости.
Велиж в XIX веке сохранял значение крупного торгового города. На 1799 г. в городе было 24 еврея купеческого звания, на 1852 г. – 58. В 1897 году население Велижа составляло 12 193 жителя, в том числе, евреи – 5984, белорусы – 5809 , великороссы – 283. В городе насчитывалось 11 церквей, 1 костёл и 8 синагог и молитвенных домов. Названия синагог: Большая, Синяя, Каменная, Слободская, Смоленская и др.
Почётным гражданином города Велижа был еврей Лейтман Яков Исаакович, 1855 г. р., владелец и руководитель дочернего предприятия пивной фирмы «Г. Левинсон-Улей». Он организовал и содержал на свои средства пожарную команду в городе, закупил современное для того времени кинооборудование для кинотеатра «Грезы».
В 1857 г. в Велиже имелось 5 синагог, в 1861 – 6 синагог, 8 еврейских школ, казенное еврейское училище 1-го разряда; в 1909 – 10 синагог, еврейское кладбище, 2 еврейских училища (казенное мужское и частное женское), общество пособия бедным больным евреям, еврейская библиотека, 3 принадлежавших евреям книжных магазина.
В 1901 г. в Велиже зарождаются различные еврейские политические организации, в том числе Бунд. Большая масса еврейского населения была ремесленниками. После революции 1917 года их объединили в соответствующие артели, где работали вместе с русскими специалистами. В 1926 году работала еврейская школа 2-й ступени (со столярной и слесарной мастерскими и пионерским отрядом из 100 детей), клуб и детский дом. В 1928 году в Велиже введено судопроизводство на идише. По переписи 1939 года, в Велиже проживало 11400 жителей, примерно 1/3 по национальности были евреями. Русские и евреи в Велиже жили в дружбе и согласии, никаких враждебных проявлений в отношении друг к другу не было.
Война нарушила мирный труд велижан. В первой половине июля 1941 года сюда стали прибывать беженцы из Витебска. 9 июля город дважды подвергся налетам немецких бомбардировщиков. Жители ходили в райком, чтобы узнать, когда начнётся эвакуация. Им отвечали – не сейте панику, фронт остановлен, никакой эвакуации не будет. Но когда узнали, что немцы в 40 километрах от города, райкомовцы сели в машины и уехали на восток. Наша армия не просто отступала, а бежала от немцев, кто как мог.
Беженцы ещё пытались уйти от немцев, пешком двигались в восточном направлении. Дорогу обстреливали и бомбили, но люди всё равно шли. 12 июля немцы бомбили Велиж, а дня через три уже вошли в него. В течение 13 июля авангарды двух немецких танковых дивизий 39-го танкового корпуса, продвигаясь по песчаным дорогам и преодолевая слабое сопротивление противника, достигли Демидова и Велижа.
Немного замедлилось движение немецких войск, благодаря тем молодым парням, которые смело вступили в бой с фашистами на Лысой горе со стороны Витебского большака. Это были бойцы истребительного комсомольского батальона народного ополчения. 12 июля 1941 года их собрали на еврейском кладбище. Перед ними выступили секретарь Велижского РК ВКП(б) и командир истребительного батальона капитан НКВД. Здесь они поставили задачу каждому взводу, выдали по два пулемёта на взвод и каждому бойцу по бутылке с бензином (поджигать немецкие танки и автомашины).
В ночь с 12 на 13 июля наши войска продолжали организованный отход.
К рассвету движение войск прекратилось. Ранним утром 13 июля над городом появились два немецких самолета-разведчика «Фокке-Вульф» (наши солдаты этот самолёт называли «рамой»). Они покружили над городом, сбросили листовки и улетели. Около 7 часов утра на Лысой горе появились немецкие мотоциклисты, а затем и танки. Немцы открыли ураганный огонь из пулемётов и пушек по позициям народного ополчения и вынудили их отступить.
И всё же в ходе боев в районе Велижа с 12 по 14 июля 1941 года фашисты потеряли большое количество солдат, офицеров, техники, в том числе 60 танков.
С июля 1941 г. в районе Велижа располагался штаб 9-й немецкой армии. Это была одна из опытнейших армий Гитлера, просуществовавшая 1813 дней, из которых 1410 дней сражалась на Восточном фронте. В начале войны в её состав входило 12 дивизий.
Когда появились больные тифом, большое двухэтажное каменное здание городской больницы немцы заняли под свой госпиталь. Вели себя вольно. Опьяненные скорой победой, они как хозяева входили в любой дом и требовали «паненок». Прежде чем начать войну с Россией, они за две недели прошли Польшу. Так что польское слово «паненка» было постоянно у немцев в ходу.
Буквально на второй день оккупации города все еврейские дома были помечены крестами, а проживавшие в них евреи обязаны были пришить к одежде желтые лоскуты материи с черной шестиконечной звездой. Территория передвижения для евреев была ограничена. Местному населению запрещалось укрывать евреев. За нарушение – расстрел. На домах появились надписи: «Бери хворостину и гони жидов в Палестину», Местные полицаи оповестили всех евреев, что им не будут ничего выдавать из продовольствия.
Немцы стали устанавливать свой порядок. Первое, что они сделали, – расстреляли всех коммунистов. Второе – всех евреев переселили в гетто. До войны были улицы, где проживало сплошь еврейское население. Две такие улицы огородили колючей проволокой, поставили охрану и никого оттуда не выпускали. Это и было гетто. Там была страшная теснота. В доме, где раньше проживала одна семья, помещалось 30-40 человек. Люди голодали. Чтобы выйти работнице больницы из гетто, нужен был пропуск из комендатуры, жёлтая заплатка на груди и на спине, чтобы сразу было видно, что идёт еврейка.
Евреев немцы начали расстреливать ещё летом 1941 года. Подъезжала к гетто грузовая машина, предлагали молодёжи поработать на строительстве оборонных сооружений. Молодые ребята соглашались. Сидеть без дела было нестерпимо. Их отвозили в лес и заставляли рыть траншею, а потом расстреливали из автоматов. Сначала родственники не беспокоились. Ведь неизвестно, куда и на какой срок их увезли. А уезжали всё новые и новые группы. Но тайное всегда становится явным…
Наступила зима. Немцы были разбиты под Москвой и бежали. Фронт стремительно приближался. Ходили слухи, что немцы срочно собираются расстрелять всех евреев. И вот 29 января 1942 года в городе Велиж произошла Катастрофа. Пересказ уместится в одно предложение: взяли евреев, согнали в несколько домов и свинарник, а потом, при наступлении Красной армии, эти дома и свинарник подожгли вместе с людьми, а тех, кто пытался спастись, вылезая из окон, расстреляли из автоматов и винтовок. Ещё можно добавить, что некоторые всё-таки спаслись и прятались в окрестных домах, но немцы на следующий день начали рыскать по улицам, искать спасшихся, снова поджигать дома и снова расстреливать, причём и тех, кто прятался, и тех, кто прятал.
Осознание приходит, когда вчитываешься в воспоминания очевидцев и в стенограммы следствия.
«Осенью 1941 года, не могу сказать, в каком месяце, но знаю, что на улице ещё было сухо и не было снега, оккупационными властями было объявлено об организации для евреев гетто. Под гетто была выделена на окраине г. Велижа улица Жгутовская…»
«Для семей евреев были освобождены частные дома и помещение свинарника. Сколько домов занимали еврейские семьи, я сказать не могу, но в каждом доме находилось столько людей, что трудно было двигаться, а в помещении свинарника были построены нары в несколько рядов. Однако в помещение свинарника я как-то раз заходила и видела, что там тоже было полно людей. Я с ребёнком находилась в доме, а не в свинарнике…»
«В свинарнике находились человек 700 еврейских граждан. Были построены двухэтажные нары, на которых можно было только лежать. Мертвые лежали рядом с живыми по несколько дней. Первое время мертвых разрешали хоронить, но потом заметили, что во время похорон некоторые из патриотов давали нам куски хлеба, картошку, и из-за этого нам запретили хоронить…»
«Полицейские брали пачками людей и уводили, якобы на работы. Больше эти люди не возвращались…»
«В лагере много людей погибло от голода. Я припоминаю следующий случай: заболела одна женщина тифом, немцы ее облили керосином и сожгли…»
«Помню, как у одной женщины не смогли снять с пальца кольцо. Тогда её камнем ударили по виску, она упала. Два дня она лежала рядом с нами, и мы не знали, что с ней, и только доктор Жуков сказал, что она мертва…»
«Не помню, кто конкретно сказал полицаю, что находящаяся в бараке девочка Тевелева, в возрасте около двенадцати лет, – еврейка. Тевелева – звали её, кажется, Бася, – лежала с отмороженными ногами, была сильно истощена. Я сама видела, как к ней подошёл полицай, стал ей на живот и грудь сапогами и стал её топтать. Так как Тевелева была в слабом состоянии, то она даже не вскрикнула…»
«Уничтожение гетто происходило, когда было ещё светло…»
«Когда загорелся свинарник, я выбежала из дома, со мной бежали мать, сестра и двое детей. Одному ребёнку было 5 лет, а другому года полтора. Вспоминать мне это теперь очень тяжело. Меня сейчас преследует запах сожжённых людей. Мне от этого воспоминания стало дурно…»
«У матери за эту минуту поседели волосы и стали дыбом, и я увидела, что они загорелись. Все бросились к окнам и дверям и стали выбивать их. Многие выбежали, в том числе и я, но спасения не было. Я увидела огонь и вышку, на которой стояли люди и стреляли. Но тут меня ранили в голову и ногу, и я потеряла сознание…»
«Мать наша сгорела в бараке, а мы с сестрой выскочили и побежали по направлению к нашему дому. В это время меня ранили в голову, бежавшие вместе со мной меня подхватили, и мы ночь пересидели в хлеву одного дома…»
«Мой сын тоже выпрыгнул на улицу через окно, а затем вытащил меня и мою дочь. На улице, около окна, было уж много трупов, и мы по этим трупам поползли в сторону…» «Расстрелянных людей я видела недалеко от нашего дома…»
В Велижском гетто, просуществовавшем до конца января 1942 года, было уничтожено от полутора до двух тысяч евреев.
«После освобождения города Велижа советскими войсками я начал строить собственный дом на улице Жгутовской на месте старого дома. Тогда лично видел истлевшие трупы женщин и детей на огородах и на поле, около улицы Жгутовской. Сколько я видел таких трупов, сейчас уже не помню. Тогда же, недалеко от бывшего своего дома, я видел челюсть человека. Иногда и сейчас ещё приходится встречать на огородах и на поле, недалеко от улицы Жгутовской, человеческие кости…»
С конца января 1942 года и до 20 сентября 1943 года наши войска, как не пытались, но освободить Велиж не смогли. Город был практически стёрт с лица земли. Немцы называли Велиж мёртвым городом на Двине. Более 600 дней здесь шли бои. По сути своей Велиж стал немецкой крепостью. Для того, чтобы русские не пристреливались, немцы взорвали 10 церквей, костел, 8 синагог. Осталась в городе лишь одна церквушка Трех Святителей – потому что была самой невысокой.
Более 50 тысяч советских солдат погибли на подступах Велижа!
Я являюсь потомком тех евреев, которые долгие годы жили в Велиже: учились, работали, создавали многодетные семьи. Воевали за Родину, гибли в боях, лежали в госпиталях, отстраивали руины. Но многим не довелось прожить свою жизнь, дарованную Б-гом.
Моя мама Ида Моисеевна Фейгина появилась на свет в декабре 1931 г. вместе со своим братом Изей, в семье уже была дочка Клара 1925 г.р. Отец Моисей Фейгин, был кузнецом, сильный мужчина, руками гнул подковы. Мама Елизавета, окончила гимназию, была активистка, член партии, ходила по деревням собирала заёмы у населения. Елизавета Наумовна была из рода бывших кантонистов Фоминых, мужчины были все крепкие статные, во времена царизма при Николае I многих из них мальчиками брали на военную службу на 25 лет.
Семья Фейгиных жила в хорошем каменном доме с русской печкой, имела хозяйство: куры, гуси, корова Манька. Когда появились двойняшки Ида и Изя, мать взяла в дом русскую няню Варвару Кондратьевну, которая прожила с ними всю жизнь и дождалась рождения детей у своих любимцев. Из довоенной жизни у мамы Иды остались воспоминания, как её дедушка со стороны отца ходил по дому и причитал: «Гриша, мой Гриша». Это был его сын, которого репрессировали в Москве в 1938 году.
Отец моей бабушки Елизаветы Наум (Нохум) Фомин был родом из местечка Колышки Витебской губернии, он переехал в город Велиж к жене Рохл Черновой. У них родились семеро детей, четверо мальчиков Лев, Давид, Хацкель и Исаак и три девочки Лиза, Маня и одну девочку мать нечаянно во сне задавила грудью во время кормления. Когда умер брат Наума Моисей и его жена, то Наум Фомин взял в свою семью на воспитание его двух сыновей Бориса и Ефима, где Ефим прожил до 13 лет.
Ефим Моисеевич Фомин, ставший кадровым военным, является Героем обороны Брестской крепости. Посмертно награжден орденом Ленина в 1957 году. О подвиге защитников Брестской крепости есть несколько книг и художественных фильмов. Роли комиссара Фомина исполняли актёры Эммануил Виторган и Павел Деревянко.
Ефим Моисеевич завоевал уважение личного состава. По свидетельствам выживших героев Брестской крепости, красноармейцы называли его «отец», хотя ему было всего 32 года.
После войны моя бабушка Лиза с братьями посетила Музей обороны Брестской крепости. Они были тепло приняты руководством музея. Фомин по праву должен был носить звание Героя Советского Союза. Этой награды он так и не был удостоен. Его именем названы улицы в Минске, Бресте, Пскове, Лиозно, школа в родных Колышках, швейная фабрика в Бресте. В одной из Московских школ есть музей, посвященный жизни и его подвигу.
…В начале июля 1941 года фронт приближался быстро, но конкретно никто ничего не знал. Еврейские семьи стали решать, что делать. Наши старики высказались, что они бежать не могут по причине возраста и что в Первую мировую войну немцы евреев не трогали. К тому же, с ними была беременная дочь Мария с двухлетним ребёнком. Люди старшего поколения, видевшие немцев во время Первой мировой войны, успокаивали родственников и соседей, говорили: «Немцы – воспитанная нация, и ничего плохого гражданскому населению не сделают». Вторая мировая война показала миру примеры нечеловеческой жестокости, а немцы, отправленные Гитлером на восток, были другими, чем во времена Первой мировой войны.
Ранним утром 13 июля девочка Ида видела немецких лётчиков, которые смотрели сверху вниз. На головах у них были шлемы. Сестра Клара вспоминала, как с самолёта с крестами стреляли, и пули недалеко от них врезались в землю, взбивая её серыми всплесками – как будто цепочка мышей рядом пробежала.
Мама Лиза решила спасать семью, нашла подводу, но нигде не было видно отца Моисея. Оказалось, что он в лесу подковывал лошадей для красноармейцев. В последний момент они ушли из города. По дороге шли люди и ехали машины, семья пыталась уйти от немцев и пешком двигалась вместе с другими беженцами. Дорогу обстреливали и бомбили, но люди всё равно шли. Семье удалось сесть на поезд. Бросили и телегу с лошадью, и корову Маньку, которая была с ними. Она долго и громко мычала им вслед. Но не успели они далеко уехать, как налетели немецкие самолёты и разбомбили поезд. Ида в ужасе побежала в лес, но Елизавета Наумовна смогла её найти, и они продолжили свой трудный путь в эвакуацию. Ида всю жизнь потом боялась грозы и грома, ей хотелось спрятаться от ударов стихии, которые напоминали ей жуткий рев самолетов и разрывы бомб.
Семью эвакуировали в село Даровское (ныне) Кировской губернии. С ними была и преданная Варвара Кондратьевна. Разводили кроликов, вязали шапки и выжили.
Когда в Велиже производили раскопки свинарника, который фашистские изверги сожгли вместе с людьми, отец Моисей поехал туда и после увиденного решил повеситься. Его еле успели вынуть из петли, но оставшуюся жизнь он уже не мог говорить и только мычал. Он был крепкий мужчина сильный физически и ещё не старый, но психологически не смог выдержать то, что увидел, перенести жуткую смерть своих родителей и родственников.
После войны семье выделили маленькую комнату в коммунальной квартире в Смоленске. Внизу была сберкасса и мама Лиза начала там работать заведующей. Моисей спал под столом и прожил в таком состоянии ещё долгие семь лет до 1952 г.
Они были живы, были вместе, все шестеро. Дети окончили школу, потом институты, сестры стали педагогами, а брат – связистом. Затем у всех появились семьи, дети, внуки и правнуки.
Клара вышла замуж за Михаила Фомина, кадрового военного-ракетчика, двоюродного брата Героя Брестской крепости.
Михаил был родом из Витебска. В составе ПВО его батарея охраняла от атак фашистов «Дорогу жизни» на Ладожском озере, сбила 5 самолетов противника. После войны его воинская часть отлично проводила учебные стрельбы на полигонах СССР, а 1 мая 1960 г ракетная батарея, которой он командовал, должна была стрелять по высотному самолету-шпиону У-2, летевшему из Турции через Урал. Сбитый пилот самолета Френсис Гэри Пауэрс впоследствии был обменен на советского разведчика Рудольфа Абеля.
Ида Фейгина вышла замуж за Аркадия Плоткина. Он родом из Орши. Аркадий прибавил себе возраст и был зачислен в Красную Армию в декабре 1942 г., ещё не достигнув 18 лет. Попал в Тюменское пехотное училище. После был переброшен на Курскую Дугу, где с 5 июля по 23 августа 1943 г. принял участие в одном из ключевых сражений Второй мировой войны – битве на Орловско-Курской Дуге в качестве командира отделения 82-мм минометов, затем командира стрелкового отделения. Во время боев Аркадий получил ранение и после долечивания был направлен на учебу курсантом Горьковской школы радиоспециалистов. С июня 1944 г. по апрель 1945 г., участвовал в освобождении Украины, Молдавии, Румынии, Венгрии, Чехословакии и с боями дошел до столицы Австрии. Во время боя получил тяжелое ранение в лицо и шею и находился в эвакогоспитале на излечении четыре месяца. Был демобилизован 5 июля 1945 г. в возрасте 20 лет с инвалидностью 1 группы. Он очень мало рассказывал о войне, но иногда у него прорывались воспоминания о том, как их десантников-парашютистов, совсем мальчишек, выталкивали из самолёта, а снизу уже стреляли фашисты. Последнюю пулю в госпитале удалить не смогли, никто не брался. Пуля двигалась, и он часто терял сознание. Через несколько лет эту пулю удалил профессор Николай Николаевич Приоров, чье имя носит Центральный институт травматологии и ортопедии в Москве. Он тогда ещё сказал, мол или пан или пропал, не был уверен в результате, слишком опасное было место. Давал один шанс из ста. Аркадий ещё долго носил эту пулю в портмоне. Ида восемь лет преданно ухаживала за своим мужем.
На сегодняшний день из той довоенной велижской семьи Фейгиных осталась только Ида. Она уже шесть лет абсолютно слепая и второй год лежачая после перелома шейного позвонка.
В московской Хоральной синагоге в Большом Спасоглинищевском переулке в магазине я купила маленькую красную книжечку «Велижское гетто» Шевеля Голанда. И это было едва ли не единственное издание из доступных ранее, в котором можно почитать о трагедии, произошедшей в январе 1942 г. в городе Велиж.
В 1960 году состоялся суд над бывшими велижскими коллаборационистами, было вынесено пять приговоров, включая два «к высшей мере». В 1970-е годы учитель местной школы Александр Бордюков (одним из первых в СССР) стал составлять список погибших евреев, установив личность около 1 тысячи человек.
Памятник был сооружён в поздние советские годы (по некоторым сведениям, ранее на этом месте находился другой памятный знак, установленный в 1970-е). Надпись на монументе гласит: «Гражданам г. Велиж, расстрелянным и заживо сожжённым фашистами в годы Великой Отечественной войны 1941-1942 гг. от земляков».
29 января 2008 года на памятнике по инициативе уроженца Велижа Шевеля Голанда была открыта мемориальная доска со Звездой Давида: «28.01.1942 Здесь было зверски уничтожено Велижское гетто, сожжено около 2000 евреев. Вечная память погибшим узникам гетто!»
В ноябре 2019 года заведующий Архивным отделом Научно-просветительного центра «Холокост» Леонид Тёрушкин принял участие в церемонии открытия мемориальных плит с именами евреев, убитых нацистскими оккупантами и их пособниками в городе Велиж Смоленской области. Новые плиты, установленные рядом с памятником, открыли Администрация Велижа, члены Еврейской общины Смоленска, представители фонда евангельских христиан России «Эвен Эзер», церкви «Слово жизни», школьники, музейные работники.
На этих плитах есть фамилии и имена моих предков:
Фомин Нохум Абрамович, родился в м. Колышки, Витебская обл., Белоруссия, в 1880 г.р., погиб в гетто 29 января 1942 г., мой прадед.
Фомина (Чернова) Рохл Шендеровна, родилась в г. Велиж Смоленская обл., Россия в 1883 г. погибла в гетто 29 января 1942 г., моя прабабушка.
Подоксик Мария Наумовна 1913 г.р. – погибла в гетто 29 января 1942 г., была беременная, родная сестра моей бабушки, жена военного. Подоксик Софья Григорьевна, её дочь 1938 г.р. – погибла в гетто.
Меня назвали Софьей в честь неё и дяди.
Плоткин Соломон Наумович. Пропал без вести в 1944 г.
Фейгин Абрам Нисонович – погиб в гетто 29 января 1942 г., мой прадед, отец моего деда Моисея Абрамовича.
Фейгина Рейзл – погибла в гетто 29 января 1942 г., моя прабабушка, мать моего деда Моисея Абрамовича.
И ещё в этом скорбном списке есть и моя родная бабушка Лиза – Фейгина Елизавета Наумовна, 1902 г.р. Но это, к счастью, ошибка, она осталась жива, сумела спасти себя и всю семью, убежать под бомбежками и уехать в эвакуацию. Депутат Велижского Горсовета до Великой Отечественной войны, член ВКП (б), финансовый работник, работала в горсуде.
Я с детских лет знала от мамы и бабушки о трагедии родственников, погибших в Велижском гетто. И когда начала узнавать информацию из интернета, поражалась, как мамины рассказы, в то время 9-ти летней девочки, совпадали с рассказами взрослых людей о начале войны в Велиже.
Мама Ида Моисеевна и бабушка Елизавета Наумовна смогли передать мне, в то время девочке, свои ощущения и память о пережитом кошмаре. И я сохраняла это в себе в течение своей жизни и теперь своим повествованием передаю эту память своим детям, внукам и следующим поколениям.
Софья Плоткина (Холоденко)
