Моё родное местечко, каким ты было? Ответ на этот вопрос мне не найти сегодня на твоих улицах. Прогуливаясь по ним, обо всём этом я могу только догадываться. Приоткрыть завесу тайны здесь помогают архивы, где я, кажется, готова сидеть днями и ночами, чтобы узнать обо всём, что стало забытым, о тех людях, которые жили и творили здесь. Вчитываясь в пожелтевшие страницы архивных документов, боюсь что-либо упустить, что-то интересное и важное. Поэтому с большой радостью я восприняла возможность пообщаться с глубочанами, которые помнят этот город ещё довоенным.

В августе 2013 г. произошла встреча с людьми, счастливое детство которых прошло в местечке. Леон Иоффе (1921 г.р.), Рала Меллер (в девич. Беркман) (1930 г.р.), Лидия Абрамсон (в девич. Браун) (1932 г.р.) – эти люди ныне граждане Израиля, родились в Глубоком и сердца их навсегда связаны с городом, который и по сегодняшний день не отпускает их. «Очень тянет в Глубокое, да так, что представить невозможно», – призналась в разговоре Рала Меллер.
Эти люди некогда пережили страшные годы войны, непростое послевоенное время, но при этом полны энергии, которая не может не притягивать. Одним из таких был Леон Иоффе, который несмотря на свои 92 года, решил посетить родное местечко.
Когда началась война, ему было уже 20 лет, а значит, он хорошо помнил довоенное местечко, – подумала я. И эта мысль лишь подстегнула меня побеседовать с коренным глубочанином.
“Моя семья проживала когда-то по ул. Виленской, – начал свой рассказ  Леон. – Она насчитывала 6 детей: 5 сыновей и 1 дочь. Отец занимался торголей птицей, закупал её и переправлял в Вильнюс. Он держал лавку на Рыночной площади. Эта лавка была единственной в городе, которая имела патент на продажу кашерного мяса. Отцу всегда и во всем помогала мама. Родители всё делали, чтобы обеспечить семью, поэтому они взяли в аренду сад, урожай из которого шёл на продажу. Они строго соблюдали религиозные традиции: папа регулярно посещал синагогу, а мама старалась готовить еду согласно законам кашрута.
В 3 года меня отдали учиться в хедер (начальную еврейскую религиозную школу), который располагался на Белостокской улице, где я изучал Тору, учился выводить еврейские буквы. С 7 лет уже учился в шабасувке, где изучал такие предметы, как идиш (2 часа), польский, математику и др. Папа не очень поддерживал идею учиться, он часто забирал меня с занятий, чтобы я помогал ему работать.
В подростковом возрасте я был членом молодёжного клуба, где мы изучали иврит, нам рассказывали про Эрец Исраэль. На 20 дней молодёжь отправлялась в Заборье на сборы. А ещё я был вратарем футбольной команды «Скаут».
Не обошёл Леон и тему войны. Он вспоминал: «Когда началась война, мы с друзьями бежали в Полоцк, который очень сильно бомбили. Потом добрались до Витебска, где нас эвакуировали в Уфу. На Кавказе я пробыл 2 месяца, в течение которых работал в колхозе. Поселили меня в семью, которой помогал по хозяйству.
В мае 1942 г. меня забрали в армию.
После войны я перебрался в Вильнюс, где встретил свою будущую жену, с которой мы в 1957 г. переехали в Израиль».
 В Глубокое Леон Иоффе приехал вместе с сыновьями, чтобы посетить братскую могилу, где похоронены его родные, погибшие в гетто.
У тех, кто родился в 30-е гг., детские воспоминания очень часто связаны с войной. Как правило, война разделила жизнь семьи на «до» и «после», постепенно стирая в памяти беззаботное и хорошее. При разговоре с Ралой Меллер и Лидией Абрамсон сложилось именно такое впечатление. Семьи этих женщин война коснулась по-разному. Во время войны Рала с родителями проживала у родственников в Магнитогорске, а Лидия познала все ужасы войны в Глубоком: вместе с семьёй находилась в гетто и видела своими глазами, как убивают её родных. Самой же Лидии чудом удалось спастись.
Рала Меллер вспоминала: «Мои родители родом из Ошмян, но судьба сложилась так, что жили мы в Глубоком. Здесь папа работал редактором еврейской газеты, мама была учительницей.
На третий день войны, 24 июня родители взяли с собой самое необходимое, деньги и направились в Калугу. Мы и ещё несколько семей шли только по ночам. Мужчины искали воду, несколько раз они выходили на немцев, и их начинали обстреливать. У нашей семьи были деньги, мы могли себе позволить купить еду, но люди не хотели брать советских денег, потому что приближались немцы. А мне так хотелось есть! Я помню, как мы с мамой шли по деревне и услышали запах хлеба. Мы вошли в дом, откуда доносился этот аромат, и как раз в эту минуту хозяйка доставала этот самый хлеб из печи. Мама попросила продать его, но женщина отказалась это делать за советские деньги. Мне стало так плохо от голода, только тогда женщина оторвала кусок хлеба, но я так испугалась и убежала. Во время войны наша семья жила в Магнитогорске. После закона о репатриации в 1946 г. мы переехали в Щецин. Уже в Польше я окончила школу и политехникум. В Израиль приехали 8 февраля 1956 г.»
Очень непросто было слушать воспоминания о войне глубочанки Лидии Абрамсон (в девич. Браун), где боль утраты в каждом слове, ведь на её глазах погибли родители, родные братья и сестра. Она вспоминала: «Во время войны, немцы угоняли евреев на работу, не исключением были и мои родители. Я оставалась присматривать за маленькой сестрой. Помню, как очень боялась юденрата: один из его сотрудников пришёл как-то просить у папы драгоценности, их не было у нашей семьи, поэтому он стал избивать отца».
Она вспоминала, как перед одной из акций расстрела немцы выстроили узников на Базарной площади, одним приказали отступить влево, а другим – вправо. Тем, кто оказался по левую сторону, суждено было умереть. На следующий день привезли одежду убитых евреев.
После проведённой акции немцы обещали, что больше никого не будут убивать. Они сказали, что теперь среди глубокских евреев остались только ценные люди, квалифицированные рабочие.
Во время уничтожения гетто в августе 1943 г. Лида спряталась в укрытии (так называемой «малине»), тем самым ей удалось спастись, чего нельзя, к сожалению, сказать о её семье, которая практически вся погибла. Убегая от смерти, маленькая девочка 200 км шла по лесу, пока не наткнулась на партизанский отряд им. Родионова.
«Мой дядя Менахем Браун был капитаном Красной Армии, он забрал меня с собой в 1944 г., когда немцы отступали, – вспоминала Лидия. – Мы вместе ушли в Лодзь, где стоял гарнизон. Но, к сожалению, дядя погиб, его повешали солдаты Армии Краёвой. Меня отдали в детский дом Хеленувек, откуда еврейских детей отправляли в Израиль, где я и живу с 13 мая 1946 г.»
Каждая встреча с такими людьми имеет особую ценность для сегодняшних поколений, неравнодушных к истории своего города, будь-то воспоминания о довоенном местечке, либо о страшном военном времени. Благодаря таким рассказам складывается впоследствии общая картина жизни города, которой следует знать, о которой следует помнить. Поэтому очень хочется, чтобы подобные моменты обязательно ещё случались!

Маргарита Коженевская