Это интервью мы записывали в самом начале 2010-х годов.

До войны в Уваровичах (Могилёвская область) была большая еврейская община, а к моменту нашей встречи с Родовой Любовью Матвеевной в городском посёлке проживало всего 2 еврея.

«Отца звали Родов Матвей Константинович. Он был 1914 г.р., родом из Березино. А мама из Гомеля – Клара Борисовна. Там жила бабушка с дедом. Деда звали Копул, а бабушку – Роза.

Отец воевал полгода, потом его комиссовали. У него была сильная близорукость.

Родители поженились где-то в 1935 году. Тогда мама приехала в Березино по распределению.

До войны папа работал на стройке прорабом. Мама была бухгалтером.

В эвакуации они были в Башкирии. Мамины родители Броха и Борис Ханкины из Гомеля с ними были в эвакуации.

Наша семья переехала в Уваровичи в 1949 году. Мне было тогда три года.

До войны в Уваровичах еврейских семей было много. Я даже фамилии восстанавливала. Было примерно 50 на 50 процентов еврейского и русского населения. Всего 6 тысяч человек. Тысячу двести мужчин забрали на фронт.

Из воспоминаний старожилов – цифра на памятнике, количество расстрелянных евреев, не точная. Расстреливали евреев четырежды. Два раза в ноябре, в декабре, последних – в январе.

Первое место расстрела недалеко от последнего дома по дороге на Гусевицу. Уже после окончания войны, останки выкапывали. Кого перезахоранивали в Гомель, кого в братскую могилу на кладбище.

Рассказывал мне дядя одной местной женщины. Он уже умер. Его звали Гриня. Ему в войну 16 лет было. Он приезжал сюда за бочками, а там как раз последний крупный расстрел был. Он уже Уваровичи проехал, но слышал, как стонала земля.

Видел, как бежала девушка с расстрела. Бежала в сторону Григоровки, левее Гусевицы. Немцы догнали и выстрелили в неё. Потом положили на телегу, на бочки. И этого Гриню заставили везти. Она лежала на бочках, кровь текла, а длинная коса тянулась по земле. Гриню заставили привести её к яме и сбросить туда. У него была одна мысль, что его тоже не выпустят. Но его выпустили. Он приехал на Григоровку. Упал и не мог говорить. Родители спрашивали, что случилось, а он не мог рассказать. Лёг на землю и слушал. Родители тоже легли. Земля гудела. Только через две недели он заговорил и рассказал, что там произошло.

Земля, после расстрела, гудела три дня. Яму три дня охраняли полицаи, немцы с собаками.

По рассказам убежали из-под расстрела два человека: отец Лёни Фрейдина и эта девушка. Фрейдин потом чисто случайно попался на лесной дороге и его полицаи расстреляли.

Много здесь погибло польских евреев, беженцев 1939 года. Жилицкая Люба вспоминала (она уже умерла), что на месте КБО была убита еврейка с семьей, которая приехала из Польши с пятью детьми. Жили они не здесь – в Пенчине, но пришли за покупками. Там их всех шестерых расстреляли и тут же прикопали. Перезахоранивали ли потом – неизвестно. Там теперь автостанция рядом построена.

На Григоровке была семья. Женщина белоруска приехала сюда беременная и здесь родила. Их местные спрятали. Немцы начали искать. Женщина белоруска, муж еврей, значит, и ребёнок – еврей. Нашли – расстреляли.

В деревне Бацунь Лилия Емельяченко работала в клубе. Их родственники Емельянченко до войны там жили. Отец – бацуньский, местный, а жена Фея – еврейка. Они жили в Пинске. Мужа, преподавателя, сразу призвали на фронт. Она с ребёнком приехала сюда, на родину мужа в Бацунь. Один полицай сдал, а другой предупредил, что её будут искать. Ребёнка успели спрятать в другую деревню, а женщину расстреляли прямо у них на огороде и родители мужа в малине прикопали. Немцы, вроде бы хотели её тело подвесить для устрашения. Ночью снегом могилу занесло и могилу немцы не нашли. Так её могила в малине и осталась. Сын её Виктор Емельянчиков выжил. Окончил 7 классов школы в деревне Бацунь, потом школу в Уваровичах. Сейчас он в Минске. Кандидат наук. Уже на пенсии.

После войны ещё много евреев было в Уваровичах. Возвращались. Улица Советская, Пионерская были еврейскими. В основном, они были местными.

Мой папа еврей. Его эта тема интересовала. Он вместе с Наумом Ципиным сначала просто обозначили место расстрела кирпичами.

Евреи, которые вернулись после войны, сложились и поставили серый маленький памятник. Это было осенью 1949 года, а в 1950 году уже поставили побольше памятник.

Записали Александр ЛИТИН, Ида ШЕНДЕРОВИЧ,
2011 г.