Писатели – особый народ. Писатели-юмористы ещё более особенная прослойка. Они говорят с тобой серьёзно, а ты смеёшься, вдруг видишь всю смехотворность ситуации вокруг своих серьёзных усилий, своих далеко идущих планов. Смеясь, уходишь от глупости. Юмористы – подарок на пыльной и монотонной дороге. Они – чудо.
Аркадий Крумер – юморист. Очень серьёзный. Дипломатичный. Умеет дружить – это ещё один, отдельный талант. Когда пишет – не ясно, потому что он всегда занят фестивалями, концертами, проектами разного рода. Но – пишет. И об это мы с ним решили поговорить.

– Уважаемый господин Крумер, откуда пришла эта тяга придумывать, фантазировать, смешить, развлекать? Где и как всё началось?
– Тяга пришла из Одессы. Из бабушкиного дворика в Дуринском переулке, где каждый второй был Жванецким с той лишь разницей, что не записывал свои миниатюры... Тётя Броня без руки, которая была такой крутой воительницей, что за амурные проделки отправляла в тюрьму своего любовника Бельведерского, а потом, соскучившись, снова его выкупала... Яшка-заика, с которым мы ходили пить вино в винный подвальчик, а потом он предлагал ехать к путанам, но, узнав, что мне всего десять, говорил: «А н-не, т-тогда р-рано, тогда п-пойдем на следующий г-год!». Иван Никифорович, русский человек, который говорил на идише лучше всех во дворе, и нос у него был больше, чем у всех евреев, хотя слухи про особый еврейский нос, без сомнения, слишком уж преувеличены!
– Есть такое высказывание: писатели – последние умные люди на Земле. Это – вместо комплимента. Хотя – абсолютная правда. Вы хотите прокомментировать?
– По-видимому, автор этого высказывания сам был писателем. Если бы он был торговцем или сантехником, определённо сказал бы, что последние умные люди на Земле – торговцы или сантехники.
– Вам нравится ХХI век и человек в этом веке?
– Истинных человеков вообще на Земле становится всё меньше при катастрофическом увеличении населения Земли. Вот такой парадокс. Жизнь в ХХI-м так несётся, что в её бурном потоке человеку некогда сказать другому человеку хорошее слово, протянуть кому-то руку, быть добродушным, отзывчивым. Когда люди толкаются в этом потоке, сами собой вылетают плохие слова. Добро и раньше-то побеждало зло только в сказках, а теперь даже сказок таких почти нет. Но я, конечно, несколько сгущаю краски, чтобы картина вышла более рельефной. Это известный приём, которым грешат не только люди, сочиняющие всякое про жизнь.
– Кто стал первым читателем вашего литературного текста? Что был за текст и какой это был читатель?
– Первым читателем был друг Борька из третьего класса. Я написал стих. Звучал он примерно так: «Эти руки меня обнимали в тихом шелесте летних трав, эти губы меня целовали, что-то громкое прошептав!». Борька посмотрел на меня, потом спросил: «Это Пушкин, да?». Я скромно промолчал. В дальнейшем я таких комплиментов больше не получал.
Из юности ещё запомнился текст, который я написал для молодёжного театра сатиры. Назывался он «Человек среди людей». Сюжет был простой: на Землю с какой-то дикой Планеты, где человек человеку волк и удав, прилетает пришелец, чтобы у нас тут спастись. И, столкнувшись с нашей действительностью, понимает, что на Земле ему кранты...
А это были времена поголовной цензуры. И вот меня вызвали-пригласили к районному идеологу, и он мягко мне говорит: «Вот у вас, гражданин Крумер, этот пришелец прилетает прямо в наш советский ГУМ, где его чуть не затоптали. Нехорошо как-то! У нас ведь человек человеку друг, товарищ и брат даже тогда, когда в магазине дают импортные сапоги или водку по талонам, потому что советский человек ни при каких обстоятельствах не теряет свой облик строителя коммунизма! А давайте, лучше, пусть этот пришелец прилетает прямо к ним в их Пентагонский универмаг! Представляете, насколько правдивее тогда будет сюжет?!.. И тогда я решил, что пусть пришелец лучше никуда не прилетает, а сидит у себя на дикой Планете. Так будет намного безопаснее и для него, и для меня.
– Каков был первый успех? Помните ли Вы боль провала? Если такой был, конечно. И – чему он Вас научил?
– Успех не помню, а провал запомнился, это был оглушительный провал. Меня пригласили «почитать смешные рассказы перед интересной аудиторией». Звучало заманчиво и загадочно, и я согласился. Зал был битком. Передо мной играли замечательные клейзмеры. Зрители хлопали, как сумасшедшие, зал гудел, было ясно, что собралась публика, о которой можно только мечтать. Поэтому я вышел на сцену, переполненный оптимизмом, тем более, что рассказ выбрал самый смешной. И вот я начинаю читать – в ответ гробовое молчание! Так продолжалось минуты три, хотя продолжалось вечность! Потом народ начал между собой перешёптываться, шелестеть фантиками и, наконец, переговариваться в полный голос, ходить или вообще дремать в полный голос. Я в каком-то полуобморочном состоянии мужественно дочитал до ближайшей точки и ушёл со сцены тихо, по-английски. Публика этот трагический момент моей биографии вообще не заметила и продолжала сама себя развлекать. А я сидел в гримёрке, клятвенно обещая себе никогда больше нос на сцену не совать. И тут в гримёрку влетела та самая Тамара, которая меня пригласила на концерт, и с порога затараторила, что не успела предупредить, что в зале русский никто не понимает, потому что они все из Америки – внуки бывших русских эмигрантов, потерявшие язык предков. И что этот пустяк она не учла... Не помню точно, убил я эту Тамару или нет. Хотя, если и убил, меня оправдает любой суд...
– Мир читает Ваши книги. Он радуется, смеётся, думает. Какой самый прекрасный отзыв Вы получили на свой текст? Какой самый грустный?
– Я бы не стал округлять читающих меня до размеров мира, хотя, если верить Интернету, а ему верить нельзя, мои книжки продаются во многих странах, где люди дома говорят на русском языке.
Самый приятный отзыв? Мне говорили знакомые и незнакомые люди, что, когда на душе скребут кошки, они открывают мою книжку «Изя Кац и другие русские». И кошки понемногу укрощаются и начинают тихо мурлыкать. Если это хоть в какой-то степени правда, я не зря мараю бумагу, составляя из букв всякие слова.
– Вы много работали вместе с Михаилом Шульманом. Кем он был в Вашей жизни?
– Мишка Шульман был моим близким другом. Мы пять лет подряд были соавторами. Это было замечательное время, полное надежд.
Мы много писали, радовались нашим премьерам в театрах, публикациям в журналах, куролесили, как можно только куролесить, когда жизнь удалась.
...Мишка ушёл из жизни, когда я был уже в Израиле. До этого я бывал в Витебске, Мишка несколько раз приезжал в Израиль, где мы делали Фестиваль еврейского местечка, и было ощущение, что мы не расставались. Он был необыкновенно талантливым человеком, классным режиссёром, и я многому у него научился. Но, главное, он был необыкновенно тёплым, притягательным человеком, поэтому очень много людей по-настоящему грустит о нём.
– Сочетание в одном лице писателя и продюсера – это стремление сделать жизнь похожей на триллер? Оглушительность мира шоу-бизнеса и кабинетная тишь – как это сочетается?
– Жизнь и сама по себе похожа на триллер, даже без этого сочетания. Она даётся человеку не часто, и её надо прожить. Она несётся, будто за ней кто-то гонится. И в её мелькании хочется разглядеть что-то важное. Жизнь ругают, на неё ворчат, ею жутко недовольны. Её любят и ненавидят. На жизнь безбожно наговаривают, утверждая, что это вообще не жизнь. Она часто связывает нас по рукам и ногам или даёт под дых, испытывая на прочность... Но лично я люблю жизнь, даже когда она становится невыносимой. Я тоже часто бываю невыносимым, но мои близкие и друзья всё равно не перестают меня любить.
Так удачно получилось, что я одинаково люблю придумывать фестивали и в перерывах между ними играть словами, складывая из них всякие рассказы – детские и взрослые. Для меня такое сочетание – огромное везение! В детстве, как и все из прошлого века, писал короткие слова на заборах, уже тогда понимая, что краткость – сестра таланта. Но гонорары за это не платили, а всыпать могли по первое число. Поэтому постепенно переключился на газеты и журналы. Публиковался в «Литературной газете», в газетах «Знамя юности», «Литературная Россия» и даже в знаменитом «Труде», и в журналах «Юность», «Москва», «Урал»...
А кабинетной тиши никогда не было, потому что не было кабинета. Писал, где придётся... Здесь я бы попросил правильно поставить ударение. Сяду, бывало, в уголочке и пишу себе, думая, что всё же приятно иметь в этой жизни свой угол.
– Чем природа юмора и вообще всяких текстов, атмосфера, задачи театра в России отличаются от наших? От Израиля? Как возник спектакль, который ставится по Вашей пьесе в Смоленском драматическом театре имени Грибоедова?
– Если отстраниться от задач, которые ставит «партия и правительство», у каждого театра они, по-видимому, свои независимо от географии. Главное, чтобы из театра не исчез сам театр, его необыкновенная атмосфера, где каждый день играется жизнь. Если есть атмосфера театра – есть и театр. В любой стране. Ну а если ушла, тут ничего не попишешь!..
Смоленский театр – настоящий долгожитель, ему в этом году исполняется 239 лет. Почти юбилей. И мне жутко приятно, что 26 февраля почти в юбилейном году состоится премьера. В авторском варианте комедия называется «Четверо в кровати, не считая пятого», в театральном менее конкретно: «Люби меня, люби». Но там всё достаточно пристойно, и спектакль могут смотреть даже дети до 16.
– Вы изменились за годы жизни в нашей драматичной и горячей стране? Изменились Ваши темы, юмор, печаль, цели, образ мысли и жизни?
– Пару лет назад я был в Витебске, и с разницей в один день случайно встретился с двумя дамами, с которыми когда-то ходил в один детский сад. С тех давних пор мы ни разу не виделись. И вот, первая мне сказала: «Слушай, ты вообще не изменился!». А вторая сказала: «Просто ужас, как ты страшно постарел!». Так что теперь могу с уверенностью сказать, что и изменился, и нет! Страну люблю, она всякая и разная, маленькая и огромная! В ней много мишуры, много шума, тут евреи из разных стран мира, глядя друг на друга, не верят, что перед ними евреи... Но страна замечательная, её просто надо разглядеть!
– Как обстоит дело с дураками? Вы их не замечаете? От них прячетесь? Вы с ними ладите?..
– С дураками в Израиле дело обстоит очень хорошо! Их среди евреев оказалось намного больше, чем можно было предположить! А может, дело в том, что дураки любят всегда быть на виду, любят руководить процессом... Но дурак в Израиле – больше, чем дурак, потому что, соединившись с местным колоритом, даёт непредсказуемый результат. Помню, ещё в ульпане, один из наших так был горд национальностью, что подходил по очереди ко всем и говорил запальчиво: «Я еврей, еврей, еврей! А ты еврей?!»
Знаете, дураки по какой-то причине размножаются быстрее, хотя китайцы размножаются быстрее всех на свете, но они далеко не дураки. Исключения есть во всём.
Но, если говорить серьёзно, я довольно часто, когда в чём-то лопухнусь, подхожу к зеркалу и говорю: «Ну и дурак же ты, Крумер!!!»
– Какое произведение литературы Вас восхитило, обрадовало, возмутило в последнее время?
– Обрадовала книга Леонида Финкеля «Будь счастлив, Рим, будь счастлив, Ашкелон!».
Я рад, что вхожу в круг его друзей. Он замечательный писатель и замечательный человек. Такое сочетание, увы, большая редкость.
– Что делает писатель Аркадий Крумер на досуге? Пишет, мыслит, смотрит ток-шоу, готовит изысканные блюда?
– Много чего делаю: пишу, закручиваю всякие фестивали, обожаю покупать подарки, выгуливаю лабрадоршу Леди, хотя она считает, что это она выгуливает меня... А иногда считаю ворон, плюю в потолок, брожу по блошиному рынку и выискиваю всякую красивую ерунду, которая, соединившись с ранее купленной, становится коллекцией. Я собираю фигурки клейзмеров, клоунов и ещё уйму всего. Всем этим у меня украшен балкон, салон, спальни и даже комнаты, которые называются удобствами. И, чтобы была ясна моя позиция, через весь балкон висит лозунг «Хозяин обожает минимализм».
Единственное, что никогда не делаю: не смотрю ток-шоу. Считаю их преступлением против венца природы.
А изысканные блюда я редко готовлю, что точнее будет сказать: не готовлю никогда! Я в основном их с удовольствием ем, что доставляет удовольствие тем, кто их готовит.
– «Славянский базар» – знаменитый международный фестиваль искусств в Витебске, что он для Вас? Как хватает сил на эти крупные израильские десанты? На то, чтобы собрать такие разные цветы в один букет? Чем в этом направлении жизни, в этом своём осуществлении Вы особенно гордитесь?
– Фестиваль в Витебске для меня – это удовольствие, настоящий праздник посреди лета. Я люблю Витебск – город с особой энергетикой. В этом году мы полетим на фестиваль в двадцать третий раз. И если вначале израильтяне на «Славянском базаре» вызывали удивление, то сегодня трудно представить фестиваль без нас. «Славянский базар в Витебске» – это фестиваль без границ, где все понимают друг друга, потому что говорят на одном языке – языке искусства, языке музыки.
– На какой журналистский вопрос Вам особенно приятно было бы ответить?
– Так случилось, что однажды Союз русскоязычных писателей вручал мне премию имени Ильфа и Петрова за книжку «Майсы с пейсами». А в конце, когда церемония закончилась и народ уже разошёлся, прибежал администратор и гробовым голосом сообщил, что все книжки, которые я принёс для выставки, кто-то умыкнул. Я жутко обрадовался и сказал, что о таком повороте событий мечтает каждый автор.
Поэтому если какой-нибудь журналист спросит: «Ваши книжки так популярны, что их когда-нибудь даже воровали?», мне будет очень приятно ответить.
– Писатели знают о жизни очень много. Дайте совет, как нам, людям, которые не стали писателями, стать счастливыми?
– Иногда, чтобы стать счастливым, достаточно не стать писателем, хотя вряд ли это идеальная формула счастья. Ну а если без шуток, большого счастья на Земле не много, а маленького не мало. Его просто нужно уметь разглядеть. Научиться радоваться простым вещам – это, наверное, и есть настоящее счастье.
– Что Вы никогда не прощаете?
– Как бы банально это ни звучало, не прощаю предательство тех, от кого не ожидал предательства. К счастью, отрицательный опыт у меня в этом совсем не большой. Друзья из прошлой жизни остались друзьями. И новые доказали, что они друзья. А я в свою очередь стараюсь не увеличивать их отрицательный опыт.
– Какую черту характера Вы в самом себе не принимаете, с какой боретесь?
– Я всю жизнь борюсь со своими недостатками, и всю жизнь они выходят победителями. Поэтому смирился и принимаю их, и пытаюсь выдать за достоинства.
– В нескольких словах: какой он, писатель и человек Аркадий Крумер?
– Я бы по отношению к нему не злоупотреблял словом «писатель». Он человек, пишущий всякие тексты. Иногда они хорошие и смешные, иногда наоборот... По-видимому, это нужно было сказать в начале нашего разговора, но подвела моя врождённая скромность.
А теперь по существу: он, то есть гражданин Крумер, находится в том возрасте, когда итоги подводить ещё рано, а браться за ум уже поздно. Известно, что он старался по жизни не валять дурака, не пудрить мозги, не материться сверх нормы. И сегодня может с чистым сердцем сказать, что эти старания оказались совершенно тщетными!.. В детстве он лазал в чужие сады, курил за углом и беспробудно врал. То есть, развивался вполне нормально.
У него есть дети, внуки, друзья и – осторожное предположение – есть голова на плечах. Поэтому он уверен, что у него есть практически всё...
– Как Вы относитесь к журналу «Мишпоха»?
– Для журнала «Мишпоха» я не чужой человек. Не знаю, какие впечатления произвели на «Мишпоху» мои рассказы, но на меня сам журнал произвёл впечатление очень хорошее. Он с первого номера стал своим для очень многих интеллектуальных читателей. Сегодня журналов, которые бы делались с такой любовью и безграничным энтузиазмом, совсем немного. Поэтому я рад возможности появляться в «Мишпохе» и желаю ей живучести при непростом финансовом выживании!
– Что Вы можете сказать про этот мир?
– Тоже считаю, что этот мир уже спасти нельзя. Но спасать всё равно нужно. Возможно, это единственное бесполезное занятие, которым стоит заняться.

Досье

Аркадий Крумер – автор пьес «Три часа на сочинение» и «Нонсенс» (в соавторстве с Михаилом Шульманом), которые ставились в Государственном академическом театре имени Якуба Коласа, Харьковском и Алма-Атинском ТЮЗах, Могилёвском драмтеатре и др. По ним сняты два телевизионных фильма. Написал повесть «Радостный дирижабль» (тоже в соавторстве с Михаилом Шульманом, печаталась в журнале «Рабочая смена» (новое название «Парус»).
В Израиле написал книжки: «Изя Кац и другие русские», «Нескучная книжка на вырост», «Нашествие клоунов», «Саги про Рабиновича», «Майсы с пейсами». Пьесы: «Слишком сумасшедшие похороны», «Четверо в кровати, не считая пятого», «Утомлённые хамсином», «Маленькие великаны», «Кукареку».

 С Аркадием КРУМЕРОМ беседовала Инна ШЕЙХАТОВИЧ