«Сумерки. Самое лучшее время суток и самое спокойное.
Хотя и самое грустное, потому что означает конец дня
и приближение ночи».
Стефани Майер
«Можно я закурю?», – спросила она, поднося ко рту сигарету и щёлкая зажигалкой. Ответа она не ждала, потому что её собеседники сидели не перед ней, а перед своими компьютерами в разных городах и странах. Время такое. Пандемия. Встречи онлайн.
Зато аудитория гораздо шире, чем в какой-нибудь библиотеке, и уж, конечно же, не случайная. Она готовилась к этой встрече. Даже рискнула, нарушив уже почти ставшую привычной самоизоляцию. Сходила в парикмахерскую, покрасила волосы, сменила домашний бесформенный свитер на тонкий кашемировый джемпер, впервые за долгое время вспомнила про любимую цепочку, ну, и конечно, кольца. Массивные серебряные кольца, придававшие её рукам особую выразительность и свидетельствовавшие о безупречном вкусе и интеллигентности.
Обычно, встречаясь со своими читателями, она сперва старалась угадать их настроение, оценить заполненность зала, прикинуть средний возраст пришедших. Это настраивало её на разговор, подсказывало, с чего начать.
А здесь… Ни глаз не видно, ни реакции на её слова. Она ощущала себя словно в огромном стеклянном аквариуме, в котором она видна всем, а сама не видит никого. Что ж, придётся говорить с монитором. Надо только представить его живым собеседником. Она курила, выдыхая дым в сторону слегка приоткрытого окна и думая, с чего же она начнёт.
Когда организаторы этой встречи обсуждали с ней некий сценарий, что ли, её просили немножко рассказать о себе, потом почитать отрывки из её новой повести, а затем представить свою недавно вышедшую книгу и сказать, где и как её можно приобрести.
А что говорить о себе? Конечно, среди участников этой онлайн-встречи будут и реально знакомые ей люди, но ведь будут и другие, те, что вовсе имени её никогда не слышали. И вот им надо рассказать о её жизни, всё равно, что исповедаться случайному попутчику в поезде. Но там легче, там беседа, разговор за чаем, а то и за чем-либо покрепче. А здесь – сплошной монолог, причём не очень долгий по времени, но вполне содержательный.
Когда-то в ранней юности она услышала выражение «женщины бальзаковского возраста». Какими старыми они ей тогда казались! А сейчас… А сейчас они просто девочки по сравнению с ней! Какие жуткие названия нашлись вдруг для обозначения некоторых возрастных категорий: сперва это были люди пенсионного возраста, потом всё чаще стали говорить о возрасте дожития, а теперь вот ещё и группа риска. Словно круг очертили, и ты для тех, кто за его пределами, уже не женщина, всё ещё живая, чувствующая, тонкая, образованная и вполне привлекательная внешне, а пенсионерка из группы риска, отслуживший предмет обихода, который ещё пока не выбрасывают, но заталкивают в какой-нибудь дальний угол чулана, чтобы не занимал места и не мешал, да и на глаза пореже попадался.
И ничего, что ты столько лет преподавала, выучила и выпестовала стольких будущих знаменитостей, написала столько научных статей и книг! Да… Так что же рассказывать о себе? Даже неловко как-то повторять, что Время неумолимо, что оно летит с невероятной и всё нарастающей скоростью, что жизнь каждого человека такая короткая, но при этом вмещает в себя столько разных событий, что со стороны может показаться длинной…
Она родилась в прекрасной семье. Её родители были очень молоды, и её это бесконечно радовало, так как у многих её одноклассников родители были гораздо старше. А её отец и мать танцевали, ходили в походы, пели песни под гитару и её с самого раннего детства повсюду таскали за собой. Впитавшие в себя дух оттепели в юности, её родители плавно влились в шестидесятничество. Нет, нет, они не были ни художниками, ни поэтами, но искусство и литература были их воздухом, без которого невозможна жизнь. В их доме стали появляться не только книги, но и рукописи запрещённых по идеологическим соображениям произведений, а потом и так называемый самиздат. Всё это жадно читалось и передавалось друзьям и близким знакомым. Из желающих получить книгу хоть на одну ночь выстраивалась очередь. И вскоре мама стала размножать некоторые произведения под копирку на своей старенькой печатной машинке. Отец доставал и приносил книги, мама перепечатывала.
А потом отца забрали. Обвинили в диссидентстве. И дали срок. Хотя какое там диссидентство! Это было не диссидентство, не политика, не попытка свержения режима, а жажда свободы, свободы личности, свободы духовной и культурной. Мама вместе с нею отправилась вслед за отцом туда, куда его сослали отбывать наказание. Когда отец освободился, они тоже продолжали переезжать с места на место в поисках не то работы для родителей, не то просто потому, что нигде не могли почувствовать себя дома. Сколько школ ей пришлось поменять! Скольких друзей потерять, едва-едва успев подружиться с ними! Но ничего, выучилась. И университет окончила. Преподавала, писала статьи и учебные пособия. А потом неожиданно для себя стала записывать свои наблюдения, услышанные от разных людей истории их жизни, и сама не заметила, как эти истории стали превращаться сперва в короткие рассказы, а потом и в повести.
Поначалу она очень смущалась, когда после первых публикаций её стали называть писателем, а потом почти привыкла. Время только в детстве тянется утомительно медленно, особенно в школе, когда урок никак не кончается, а ты всё ждёшь и никак не дождёшься звонка. Но потом… Когда, в какой момент происходит это переключение скоростей? Ни за что не заметить! Но полетело Время с невероятной скоростью, увлекая за собой всех подряд: и тех, кто пытался обуздать его, и тех, кто старался изо всех сил бежать за ним, не отставая, и тех, кто зазевался, замешкался и спохватился только, когда за спиной неожиданно оказалось уже всего гораздо больше, чем впереди.
Личная жизнь её, по общепринятым понятиям, так и не устроилась. Нет, у неё, как и у всех, конечно же, были увлечения и даже недолгие романы, но семьи так и не сложилось. Но её это как-то не особенно беспокоило, так как она чувствовала себя молодой, довольно привлекательной и вполне состоявшейся женщиной. Да, именно так она себя ощущала до тех пор, пока какая-то молодая мама при входе в метро не одёрнула своего малыша, пытавшегося обогнать её: «Ну, куда ты так летишь! Бабушку толкнёшь!» И пошло-поехало… Когда ей впервые уступили место в автобусе, она густо покраснела и пыталась отказаться, но женщина, уступившая ей место сказала: «Садитесь-садитесь, я молодая, я постою». И разве ответишь ей, что ты только что закончила новую повесть о любви, и что героиня этой повести твоего же возраста, и что именно в этом возрасте она встретила своего главного мужчину, и что твой возраст совсем не так уж плох, потому что сердце ещё горячее, а голова уже на месте. И всё же надо последить за собой, не позволять себе горбиться, постараться ходить быстрее и сменить своё выражение лица на более деловое и уверенное – ведь ещё, как говорят, совсем не вечер, а всего лишь сумерки…
Дивные, прекрасные сумерки с их удивительным светом, цветом, запахом, полутонами, лёгкой грустью и предвкушением. И ещё очень много радостного и счастливого может произойти до наступления ночи. Она так и назвала свою повесть – «Сумеречная женщина».
И вот теперь она сидит одна перед монитором своего компьютера, выпуская последние колечки дыма в приоткрытое окно и глядя на экран монитора, где словно в камерах-одиночках, в квадратиках ZOOMа ждут её тоже переселившиеся в виртуальную жизнь любители литературы.
Пандемия… Уже почти год, как это слово прочно вошло в обиход и поселилось в сознании практически каждого человека. Она вдруг вспомнила, что где-то прочитала на днях слова одной очень немолодой женщины: «Наше детство украла война, а наши последние годы крадёт пандемия»... Да, время такое… Не Время вообще, а её собственное, её личное время. Оно тает, как снег на тёплой ладони, утекает, как река, улетает, как лёгкое облачко в небе, растворяется в воздухе, как дым. И другого Времени у неё не будет. Только здесь и сейчас. Или…
Она резко затушила окурок, тряхнула головой, словно сбрасывая с себя внезапно налетевшую тоску, закрыла окно и улыбнулась, глядя в светящийся глазок камеры. «Здравствуйте, мои дорогие. Мне почему-то вспомнились сейчас строчки из стихотворения Беллы Ахмадулиной «Сумерки» и захотелось предварить ими нашу встречу:
«Есть в сумерках блаженная свобода
от явных чисел века, года, дня...
Когда? Неважно. Вот открытость входа
в глубокий парк, в далёкий мельк огня.
Ни в сырости, насытившей соцветья,
ни в деревах, исполненных любви,
нет доказательств этого столетья, –
бери себе другое – и живи».
«Вот оно – ключевое слово! ЖИВИ! Может и вправду, ещё поживём», – мгновенно промелькнуло у неё в голове, и она уверенно произнесла: «Моя новая повесть называется ”Сумеречная женщина”».
Алла ЛЕВИНА
12.02.2021
