Алла Левина – давний друг и автор нашего журнала. Она неоднократно выступала на страницах «Мишпохи» со своими стихами и переводами, находила и представляла читателям журнала новых авторов. Сегодня же она сама является дебютантом, поскольку впервые выступает на страницах журнала с прозаическим произведением – небольшим рассказом «Нинка».
НИНКА
Женщины бывают разные. Да нет, не о том я, что, мол, добрые и злые, красивые и не очень. Это всё само собой, конечно. А о том я, что много женщин всяких, разного в данный момент статуса. Девочки, девушки, сёстры, подруги, дочки, матери, жёны, любовницы, внучки, бабушки и просто старушки. А ещё вдовы. Случается, что одна и та же женщина и той, и другой, и третьей бывает. А то и каждой из них по очереди. Ну, девочками и дочками они наверняка все рождаются и хоть недолго, да бывают непременно. А вот всеми остальными… Сестрой может и не оказаться или там вдовой, скажем. Матерью и бабушкой тоже не всегда. Да и с жёнами тоже не всё просто. Бывает, так в любовницах и застрянешь. И всё хорошо, вроде бы, и молода, и красива, и, и, и, а до кольца и фаты дело не доходит. Да… всяко бывает.
А вот Нинка была всеми! Ну, не одновременно, а последовательно. И девочкой с бантами, куклами и секретами, и сестрой старшего брата своего, любившего её беззаветно, и девушкой с мечтами, танцами и подружками. И женой стала, и матерью. А вот тут-то и приключилось её счастье-несчастье главное. В самом разгаре своего супружеского благополучия Нинка влюбилась. Нет, мужа-то она любила, конечно. А как не любить? Отец её детей как-никак. Да и вообще человек хороший. Девушкой Нинка ладная была, ну всё при ней. Не то, чтобы сильно модная, но платье нарядное с повседневным не путала. Да и кто тогда сильно модный-то был? С детства знали – главное в человеке не внешность, а душа. А в девушке ещё и скромность. Училась Нинка хорошо: не то, чтобы в отличниках ходила, а так, без особого рвения, но легко. Книжки читать любила. Сперва, потому что это модным было: попробуй забыть, откуда цитата или чьи стихи – и всё, позор, да и только! А потом увлеклась незаметно, и пошло-поехало. Время было такое, песни под гитару и стихи у костра, очереди за подпиской на классиков, толстые журналы из рук в руки. Вот тогда-то Нинка и прочитала у Фазиля Искандера ошеломившую её фразу. Прочитала и остолбенела буквально. Двое молодых ребят о девушках разговаривали. И один из них так и сказал, как все тогда говорили, что, мол, главное в девушке – душа. А второй ему в ответ: «Но ты ведь не душу её целуешь». Призадумалась Нинка. Да и было о чём. Многие из подруг уже замуж повыходили, детей завели, а она чем хуже? Да ничем! Даже наоборот! Потому-то и одна до сих пор. Между тем она и техникум закончила, и работа ей, если и не нравилась особенно, да не противна была. Вот коллектив только чисто женский: а какой ещё в бухгалтерии-то? Замуж пора, а хочется любви, да такой, чтобы на всю жизнь. Только где эта любовь? Вон и мать уже вздыхает украдкой и с отцом о чём-то шепчется. А у брата друг был. Валерой звали. В дом к ним часто захаживал. Нинка давно ему нравилась, да только она его почти что вторым братом считала. Но любовь – любовью, а замужество, как говорится, замужеством. Теперь уж и не вспомнить, когда, в какой момент, да только посмотрели они друг на друга другими глазами, а вскоре и свадьбу сыграли. И началась новая жизнь – семейная. Появились дети, сын и дочь. Забот-хлопот хватало, да Нинка справлялась не жалуясь. Жили, как все тогда: дом, работа, дети. Ну, телевизор там по вечерам или гости иногда. Хорошо жили. Как все. Да только в какой-то момент остановилась вдруг Нинка на бегу. Буквально остановилась. Неожиданно для себя. Совершенно внезапно. Что же это делается-то? День да ночь – сутки прочь! А там и следующие, и ещё, и ещё… Дни рождения да Новый год мелькают всё быстрее да быстрее. И что – так уже до самого конца?! А как же счастье? А любовь как? Да нет, и счастье, и любовь – это всё было, грех жаловаться, да только не такими это счастье и любовь представлялись когда-то. Дети росли-подрастали, уже меньше заботы требовали, телевизор надоел, и вспомнила тут Нинка, как в юности книжки читать любила. Даже стихи, когда-то заученные, стали неожиданно на ум приходить. Да и жизнь вокруг меняться стала. Много всего произошло. Вот и книги, дефицитом и предметом мечтаний бывшие ещё недавно, стали появляться в магазинах и на стремительно растущих книжных рынках. Нинка нет-нет, да и стала туда заглядывать. Что говорить – глаза просто разбегались! И что-то вдруг снова стало пробуждаться в душе, что-то радующее и пугающее одновременно. Снова стало казаться, что жизнь только начинается, и сердце переполнялось новым томлением и ожиданием чуда. Нинка к этой встрече с чудом была готова, хотя сама себе не признавалась в этом. «И неосознанно наметит кого-то дальнего себе…», – казалось, это про неё написал когда-то Евтушенко. Да, неосознанно и давно. Только не дальнего и не близкого, вообще никакого конкретно, но наметила, мечтала и ждала.
Однажды Нинку в очередной раз занесло на книжный рынок. Да что там однажды – частенько она стала сюда заглядывать, благо, работала неподалёку. Вот и забегала. То в обеденный перерыв, то после работы. А когда времени свободного побольше было, то и задержаться могла: то одну книгу раскроет, то другую, а то и зачитается откровенно. Вот и в тот раз так. Зачиталась. Да так, что ничего вокруг не замечала. Наконец, с трудом отрывая глаза от книги, неожиданно для себя громко вздохнула и воскликнула вслух: «Эх, жаль, всех книг не купишь!», и вздрогнула, услыхав: «Жаль, всех не прочтёшь!» И всё. Пропала Нинка. Окончательно и бесповоротно. Да и что такого сказал-то? А уже и самым умным казался, и добрым самым, и даже самым красивым. Слово за слово, и как это часто бывает, завязалось знакомство, а вскоре случайные встречи на книжном рынке перестали быть случайными, ну, а потом стали и вовсе частыми и в разных других местах. Олег – так его звали – был Нинкиным ровесником. Когда-то политех закончил, работал в каком-то проектном институте. А как времена изменились, работу эту свою оставил, на вольные хлеба перешёл. Многие так поступали: кто челночил, кто на рынке стоял, а он, Олег, ремонтом квартир занялся. Да так преуспел в этом, что и облицовку освоил, и некоторые дизайнерские навыки приобрёл. Хорошо работал, качественно и честно. И дела его тоже шли хорошо. Правда, с личной жизнью не всё столь же удачно складывалось. Был он женат когда-то, дочь имел, а вот с женой не сложилось. Разводились мучительно-скандально. С тех пор Олег в официальный брак больше не вступал. Алименты платил исправно, но дочь видел редко: бывшая жена вышла замуж во второй раз и всячески препятствовала встречам отца с дочкой. Нинку словно подменили: она буквально помолодела, расцвела. И улыбаться стала чаще, и успевать больше. Так всегда бывает: когда хорошо человеку, ему хочется, чтобы и всем вокруг непременно хорошо было. А уж когда кого-то любишь и себя любимой чувствуешь, тут уж и вовсе весь мир обнять хочется и любить всех, и помогать всем, и чтобы всем вокруг было тепло и радостно. Домашние ни о чём не догадывались, а только радовались Нинкиному хорошему настроению да с удовольствием тонули в её щедром тепле и доброте. Так и летело время, стремительно и незаметно одновременно. Вот уж и дети выросли. Дочь замуж вышла и укатила с мужем за моря-океаны. Там и внуков Нинке родила. Нинка-то их так и не понянчила: не привозила их дочь к деду с бабой. Да и сама только раз и приехала, когда какие-то справки ей понадобились. Одно счастье – появился скайп. Нинка и этому была рада. Сидя дома у компьютера, за внуками наблюдала. Хоть не часто, а всё равно счастье. Да и с Олегом всё по-прежнему хорошо было. Сын успел и жениться, и развестись с женой, что, впрочем, не очень-то Нинку и огорчило. Не срослось у неё с невесткой почему-то. А сын снова жениться пока не собирался. Колесил по миру, подруг менял, как, впрочем, и работу. Что ж, у каждого своя жизнь. Нинка это хорошо понимала и в жизнь детей не особенно вмешивалась. А Валера всё больше стал на даче пропадать. Любил он на земле возиться: то строил что-то, то посадками занимался. А как на пенсию вышел, и вовсе там поселился, разве что на два-три зимних месяца в город приезжал. Так и жили: у Валеры – дача, у Нинки – Олег и книги. Нинке не раз думалось, вот бы разбежаться с Валерой окончательно, и с Олегом открыто семьёй зажить. Да Олег не звал. А, в общем-то, и так всё вроде бы нормально было. Но жизнь ведь и верно, что полосатая. Да и то сказать, Нинке-то всё больше светлые полосы выпадали, пока не случилось несчастье. Взялся как-то Валера крышу на дачном домике перекрывать. Один. Без помощников. Оступился нечаянно, да и сорвался вниз. Окажись кто-то рядом да скорую вызови, может, всё и обошлось бы. Да никого-то рядом и не было. Соседка его через пару часов только обнаружила. Сильно он голову при падении поранил, крови много потерял. В общем, опоздала скорая. Не стало Валеры. Нинка не сразу-то и поняла, что теперь будет. Словно оглушило её несчастье. Сперва хлопоты все эти горькие. Да и дети по такому печальному поводу приехали. В общем, ни до чего ей было. А когда все разъехались, Нинка словно очнулась и ужаснулась страшному слову «вдова». Олег очень тактично себя повёл: пока дети рядом были, он в тени находился. А как Нинка одна осталась, сразу к ней бросился. Всем ей помогал, всяческую поддержку оказывал. Но что-то надломилось в Нинке. Она будто оцепенела, застыла совершенно. Через какое-то время Олег осторожно предложил ей съехаться – и так ведь практически всё время вместе, чего же бегать туда-сюда. Нинка раньше только и мечтала об этом и не понимала, почему Олег молчит. А он, видно, не решался её из семьи увести. Но теперь… Теперь уже Нинка молчала. Валеру вспоминала всё чаще. Нет, Олега-то она по-прежнему любила, но… Но теперь каждая встреча с ним ей предательством казалась: вот, мол, она живёт, любит, любима, а Валера… В общем, измучила она себя совсем. И Олега всё время мучила, сама того не сознавая. Запрещала себе радоваться, любовь свою душила, любой интерес, возникавший к чему бы то ни было, на корню в себе уничтожала. Только, что жила, физически существовала. Ну, кто такое выдержит? Вот и Олег тоже. Пришёл однажды и сказал: «Уеду я. Далеко и надолго. Мне не пиши. Ни на эсэмэски, ни на звонки отвечать не буду». Так и расстались. А время ещё быстрее прежнего полетело. Утро, вечер, день за днём, как будто с горы кубарем. Нинка книжку электронную себе купила. К счастью зрение пока ещё читать позволяло, хотя очки всё чаще менять приходилось. Зато скачаешь из нета любую новинку – и погружайся в чужую жизнь, в чужие проблемы: хоть на время от своих мыслей увернёшься. По дому особо Нинка себя не утруждала. Да и много ли надо одной-то? В магазин, правда, часто ходила. И не то, чтобы многое купить нужно было – на многое-то и денег не хватало – а всё ж развлечение какое-то и прогулка заодно. Однажды утром увидела Нинка у магазина щенка на привязи, очень симпатичного, спокойного щенка. Смирно сидел, хозяина дожидался. Нинка походила по магазину, купила что-то мелкое, да и направилась к выходу. Смотрит, а щенок всё так же сидит и ждёт. Небось, и лаять-то ещё не умеет. Нинка в собаках не очень хорошо разбиралась, породы не все различала, но всё же нравились они ей: что-то было в их глазах человеческое и нередко печальное. «И куда же это твой хозяин запропастился?», – мысленно обратилась Нинка к щенку, постояла немного и пошла домой. Остаток дня Нинка провела в беспокойстве, как он там, щенок этот, нашёлся ли хозяин? А вечером не выдержала и опять к магазину пошла. Щенок всё так же сидел, вернее, лежал, привязанный к поручням невысоких ступенек. Он показался Нинке ещё меньшим, чем прежде, и ещё более печальным. Даже светлая рыже-каштановая шерсть его, казалось, потускнела. «Ах, ты, бедненький мой, бросили тебя, красавчик ты мой палевый», – не то подумала, не то прошептала Нинка чуть слышно. «Голодный, наверное», – продолжала она, заметив, что возле щенка валялись какие-то объедки, подкинутые ему сердобольными прохожими, и к которым он, скорее всего, и не притрагивался. Нинка отвязала щенка, взяла его на руки, а тот и не противился вовсе, покорно и окончательно положившись на волю судьбы. «Как же мне назвать тебя, палевый ты мой?», – думала Нинка и удивилась, что снова почему-то определила его окрас этим словом. И вдруг её словно осенило: ну, конечно же, Палевый! Она так и будет его звать! Теперь у Нинки появилась новая забота: и кормить щенка, и выгуливать, и приучать его к жизни в новом доме и откликаться на данное ему Нинкой имя, и много всего другого. Очень скоро она и щенок не только привыкли друг к другу, но и очень привязались, а вскоре и вовсе полюбили друг друга, как два самых близких и родных существа. Куда бы Нинка ни шла, с собой его брала: где поводок на него надевала, а где и на руки брала, как ребёнка. Щенок быстро освоился в новом своём жилище, полюбил прогулки во дворе, а вот улица его поначалу пугала. Особенно обилие транспорта. Нинка решила, что надо его к транспорту приучать понемногу. Тем более, что сама она любила ездить, а так как путешествовать по-настоящему, далеко и надолго, она не могла по многим причинам, то частенько устраивала себе экскурсии по родному городу. Она изучила почти все автобусные маршруты и радовалась, когда появлялся новый. В дневное время людей в транспорте было меньше, чем рано утром или вечером. Можно было даже рассчитывать на то, что где-нибудь у окошка найдётся свободное местечко. Нинка пробивала талон, усаживалась на свободное сидение и отправлялась до конечной остановки, неотрывно глядя в окно, воображая себя в каком-нибудь незнакомом городе. На конечной остановке она пересаживалась в какой-нибудь другой автобус и снова отправлялась в путешествие. Вот и решила она взять с собой Палевого: надо же и ему кругозор расширять! Сначала щенок очень нервничал, вздрагивал от малейшего толчка или громкого звука в автобусе. Постепенно начал привыкать и даже проявлять интерес к происходящему вокруг. Особенно удивлялся он большому количеству незнакомых ему людей, вертел головой по сторонам и внимательно разглядывал всё, что попадало в поле его зрения. Обычно до остановки Нинка вела Палевого на поводке, а когда приближался автобус, брала его на руки. Но однажды она замешкалась – кто-то отвлёк её вопросом – и щенок рванулся в открывшиеся двери автобуса, поводок вырвался у Нинки из рук, а двери захлопнулись у неё перед самым носом – она и глазом моргнуть не успела. Сама не своя от ужаса Нинка инстинктивно рванулась вслед, размахивая руками, но автобус не остановился. Долго сидела Нинка на остановке. На что надеялась?.. Просто сидела молча и ждала чего-то. А когда уже начало темнеть, отправилась домой. Снова она была одна. Долго не могла заснуть, воображая страшные картины того, что могло произойти с её любимцем. Ночь, казалось, тянулась бесконечно. А утром Нинка заставила себя выпить чаю, собралась и вышла во двор. Постояла немного, бесцельно и без интереса глядя по сторонам, а потом потихоньку пошла в сторону остановки. Шла, вспоминая, как ещё вчера Палевый шёл рядом. Вернее, не совсем рядом, а впереди, на расстоянии всего вытянутого повадка. И не шёл, а скорее бежал, слегка подпрыгивая и быстро перебирая своими четырьмя лапами. От остановки только что отошёл автобус, забрав всех ожидавших его людей. Скамейка под навесом была пуста. Нинка села на краешек и уставилась на проезжающие мимо машины и проходящих по тротуару пешеходов. Нет, она, конечно, понимала, что Палевый был ещё слишком мал, чтобы найти дорогу обратно, вернуться сюда, где они так неожиданно потеряли друг друга. Но всё-таки… Всё-таки это место, казалось, ещё помнило его весёлый визг, и Нинкина душа чуть-чуть успокаивалась и погружалась в состояние сосредоточенного и терпеливого ожидания. С этого утра ожидание на остановке превратилось для неё в постоянное ежедневное занятие. В любую погоду. При любом самочувствии. Она уже знала наизусть расписание автобусов, стала узнавать в лицо тех, кто каждый день ездил с этой остановки на работу. Её тоже заметили и запомнили. Кое-кто начал с ней здороваться. Нинка как будто бы поселилась здесь, на этой скамейке, под этим навесом. Человеку нужна цель. Человеку необходимо конкретное действие, даже если оно и не рассчитано на определённый результат. Хотя что есть результат? Отсутствие желаемого результата в каком-то смысле и есть результат. Бессмысленность обретает смысл, если как-то смягчает боль и отчаяние, заполняет пустоту, успокаивает душу. Пока стояли тёплые долгие летние дни, Нинка почти весь день проводила на остановке. Только днём отлучалась на какое-то время, а к вечеру возвращалась снова. Торопиться ей было некуда и незачем: дома её не ждал никто. О чём только она не думала, что только не вспоминала, каких только рассказов не наслушалась от любителей поговорить по душам со случайным незнакомцем!.. Время неумолимо. Его невозможно остановить, невозможно повернуть его вспять, невозможно изменить скорость и направленность его движения. Да и надо ли? Жить всё равно нужно только вперёд. Даже если уже давно понятно, что это означает. Однажды Нинка так погрузилась в свои размышления, что и не заметила, как день постепенно начал угасать. Где-то далеко, где многоэтажные дома слегка расступались, образуя между их крышами небольшое открытое взгляду пространство, слегка зарозовело небо. В лучах заходящего солнца роились мелкие комары. «Завтра, видно, будет жаркий день», – подумала Нинка и неожиданно обрадовалась этому слову «завтра». Она тяжело поднялась со скамейки, опираясь о неё обеими руками, немножко постояла и направилась в сторону своего дома. «Какое хорошее слово – завтра», – снова подумала она. – «Только бы оно наступило».
Алла ЛЕВИНА
