Когда на ленте facebooka я увидел и прочитал австралийские заметки Григория Трестмана, сразу же написал ему письмо: «Становлюсь в очередь на их публикацию на сайте и в журнале “Мишпоха”». По-моему, мы оказались первыми, хотя уверен, будем не единственными.
Гриша наш давний знакомый, до Израиля – минчанин. Мы публиковали в журнале его стихи, рассказы, главы из повести.
Австралия – глазами Гриши, это не только прекрасно написанная экзотика, это в первую очередь «семейные истории», то что всегда было и будет основной темой нашего журнала.
К каждой главке австралийских заметок есть фотографии автора (главки пронумерованы).
1
Это ж надо было одолеть более 15000 км, от весеннего Израиля до 40-градусной жары Таиланда, просквозить Аддис-Абебу, пересечь экватор, чтобы, в конце концов, оказаться у чёрта на куличках, в затерянных дождевых лесах Австралии, где стоит одинокая хижина моей дочери Нюшки и её немногословного избранника. Дочь моя от младых ногтей была бунтаркой, проколесила чуть не весь земной шар, и отринув лукавую цивилизацию человеческого рода, оттаяла душой только здесь, где даже обычно крикливые птицы отдают предпочтение тишине.
И вот сейчас Нюшка родила нам с Милашей долгожданную внучку по имени Лив, и мы по её, внучкиному, негромкому, но неотвязному зову предстали перед новорождённым человечком.
2
А вот ещё один член семьи – Нануки, пёс благородных, но смешанных кровей. Как-то профессор-кинолог пытался меня уверить, что, встречаясь в одном организме, царские крови нивелируют друг друга, а плод их любви – самый настоящий «ублюдок». Вряд ли это так. Нануки вобрал в себя всю мудрость четвероногого народа. Хотя он и не разговаривает, но понимает человеческие языки, и создаётся такое впечатление, что молчит он лишь потому, что люди ещё не доросли до собачьей мудрости: не с кем побеседовать о сущностях. Лает он лишь в том случае, когда около хижины появляются олени, кенгуру или другие званые или незваные гости. Лично я всегда испытывал робкое уважение к собачьему сословию и смотрел на его родичей снизу-вверх: пёс всегда являл и являет нашему виду – человеку – пример надёжности, бесстрашия, привязанности и искренней любви. Мы с Нануки пришлись друг другу по душе, и когда я просыпаюсь, вижу, что он спит у моих ног.
Дорогого стоит!
3
Что касается Нюшкиной хижины, то, несмотря на то, что она пока отапливается дровяной «буржуйкой» (за окнами март, по вечерам +4с), в ней проведено электричество и даже – как видите – наличествует подключение к интернету. Я сплю в одежде под ватным одеялом, впрочем, мне не привыкать, поскитался на своём веку. Зато скоро перелетим в лето, буду спать в чём мать родила.
Неподалеку журчит река, через неё плывет какой-то безразмерный питон, на нём верхом, как наездники, сидят крыса и лягушка с блатным прищуром (что: аттракцион из цирка сбежал?), с берега нырнул под воду зазевавшийся нелепый утконос, а рядышком плавает целый выводок утят. Ужели это всё на самом деле?! Будто я попал в эпоху мезозоя и сейчас из дебрей эвкалиптов, лайсвудов и баобабов явится птеродактиль. Спроси я в шутку у тысячелетней секвойи, чья крона скрылась в румяных от восхода облаках: «Простите за любопытство, сколько вам лет? – Она проскрипит в ответ. – Такие вопросы, дерзкий недомерок, дамам не задают!»
От хижины спускается тропа, которая километров через 15-20 приводит в культурный центр здешней ойкумены: магазинчики, банк, медпункт, аптека… Разве что полиции не видно, да ей здесь и делать нечего. Хотя в дверях вмонтированы замки, похоже, ими не пользуются.
О, этот одноэтажный рукотворный рай австралийской гилеи, где каждый магазинчик, каждая кафешка, каждый домик соразмерен с человеческой личностью! Почти все немногочисленные обитатели этого затерянного пространства знакомы друг с другом, и когда случается встретиться в лесной чащобе, на лицах людей не пробегает тень опасения.
Хоть Австралия не избежала войн, кровавых конфликтов и междоусобиц, но благополучное островное положение проникло в мозг костей молодой нации. А ведь всё начиналось с ссыльных уголовников, которые за пару столетий переродились и душой, и сознанием, и построили здесь достойную, лишённую живодерства жизнь.
Ранним утром мы поехали закупиться, и по дороге нам не попалось ни одной машины. В местной булочной продают свежайший горячий хлеб, который здесь же и выпекают учтивые работники.
Вместо визита в мясную лавчонку, наши дети купили у здешнего охотника четверть оленьей туши (получается втрое дешевле, чем в магазине). У знакомого рыбака приобрели большую коробку свежеприготовленной красной икры-пятиминутки (сами ловят, сами солят, сами продают).
И весь этот первобытный мир вращается вокруг крохотного прекрасного новорождённого существа – девочки Лив.
4
А девочка Лив плачет. Плачет горько и безутешно. Плачь, моя радость, плачь, моя ненаглядная. Ибо все, кто радуются тебе, виноваты перед тобой. Все мы – твои должники: и родители, потому что не спросили, разрешаешь ли ты им зачать тебя в наше шаткое время перемен; и бездушное государство, потому что без тебя оно лишится будущего; и даже сам Господь Бог, потому что не родись ты – исчезнет и Его религия, и Его мир, и Он сам, и даже некому будет сказать: умер Бог.
Да минуют тебя младенческие напасти, которые кошмарней всех взрослых горестей – ведь взрослые сами пестуют свои беды, а на тебя они обрушились внезапно – с рождения, ибо ты ещё невинна, и не понимаешь, что с тобой случилось, а бабушка с дедушкой, и мама с папой, которые пытаются тебя утешить уже не в силах вспомнить всю катастрофическую бездну твоего крохотного бедствия. Но тебя не угомонишь. Ты сама ещё не знаешь, что твой плач – пророчество, ты плачешь о будущем нашего падшего мира, ты плачешь и о себе, и о нас, и о нашем несчастном Боге, в котором ты ещё до рождения раскаялась, как и Он когда-то раскаялся в людях. Ты знаешь, что все мы обречены, хотя у нас есть ещё пусть грошовый, мизерный, уязвимый, но всё-таки шанс одуматься, и внять всевышнему зову: выбери жизнь!..
5
Мы едем к океану, останавливаемся у придорожной кафешки. Собственно, кафешка представляет собой деревяный ларёк, больше похожий на собачью конуру с прилавком, с наружной стороны которого поставили пару грубо сколоченных столиков и несколько сидений, наскоро преображённых из позавчерашних магазинных ящиков. И знакомая хозяйка этого солидного заведения, прежде чем подать нам кофе, выбегает к нам, радостно обнимает каждого, и делает это настолько искренне, что ты, девочка моя, перестаешь плакать. Вот ты и улыбнулась. И это знак того, что будущий апокалипсис временно отменяется…
А кофе, кстати, прекрасный!
В.К.
Здравствуй, путеводная кривая!
Если нынче – трон, то завтра – плаха.
Почему младенец не моргает?
Потому, что он не знает страха.
Не хули судьбу – судьба такая:
нынче ты богат, а завтра нищий.
Почему младенец не моргает?
Потому, что ничего не ищет.
Он в коляске детство коротает.
Посмотри на это чудо, Боже!
Почему младенец не моргает?
Потому что врать ещё не может.
Однако дорога зовёт.
Гиль (кстати, так зовут мужа моей дочери) сворачивает на просеку, чтобы навестить друзей, а заодно оставить у них на пару дней пса Нанику: в хоромах, которые мы сняли, собакам жить, увы, запрещено…
Эта пара поселилась в такой глухомани, что, не зная точных примет, их жилища днём с огнём не найдёшь, да и искать никто не станет. Её имя Ники, она индианка, его зовут Маус – ирландец. Ему за пятьдесят, ей в районе сорока. Ни с миром, ни с его порождением – государством они, по возможности, не хотят иметь ничего общего. Единственная их сделка с этим монстром – покупка земельного участка. Они вырубили деревья, разбили сад, живут, в основном, с огорода. Налоги государству не платят. Хотя вокруг их скрывища царит пещерный мусорный беспорядок, они пользуются электричеством, поскольку смонтировали современные солнечные батареи, воду дарит кристальный ручей, протекающий через сад. Ворота в сад увешаны черепами оленей и кенгуру. Маус – охотник.
На облезлом эвкалипте на одной лапе застыла отрешённая коала. Коала выбрала именно это дерево, потому что его листья не столь ядовиты, но она и от этого яда в вечном кайфе. Поспит, пожует свой наркотик и опять спит. Вот она, воплотившаяся мечта алкаша! Коала никому не приносит зла, ни на кого не нападает. Был бы я монахом – брал бы с неё пример.
А в большом загоне обосновались страус и молодая страусиха, которая ещё не подобрала любвеобильному супругу подобающий ему гарем. На самом деле эти птицы не страусы, а эму. Страусов в Австралии нет. Но и с эму были проблемы. Эти птички разоряли фермеров не хуже, чем грабительские банды 90-х годов бизнесы совковых предпринимателей. Пришлось даже задействовать армию, дабы прекратить безобразие. И эму победили армию! Правда, надо признать, что все войска, которых правительство послала на святую войну с пернатыми налетчиками, состояла из 2-х (прописью) двух солдат и 1-го (одного) офицера. Тогда власти учредили денежную премию за убийство каждой вражеской особи. А деньги, как учит нас история, самый гениальный военачальник… Этим двухметровым птичкам пришлось ой как несладко. Их почти полностью истребили. Но, слава Богу, нынче их популяция восстанавливается.
Однако я отвлекся.
Если вы подумали, что хозяева этого затерянного в чащобе жилого пятачка, нищие, вы ошиблись. Рядом с их хибарой стоят пара внедорожников, трактор, большой автобус-трейлер и новенькая «авдюха» с массажёрами для пассажиров…
Надо отметить, что в этих краях даже в самых глухих участках выставлены дорожные знаки, они определяют скоростной режим 50, 60, 70, реже 80 и почти никогда 100 км в час (разве что по магистральным дорогам). Что ж, уклад пасторальной жизни мудр и нетороплив. Спешить некуда и вредно и, если солнце вдруг ослепит глаза, мы повернёмся к нему спиной и пойдём в другую сторону, поскольку цель нашего пути от этого не изменится…
6
Вот мы и добрались, моя девочка, до океана. Сколько бы раз человек не был здесь, а всё кажется, что впервые. Прав старик Эмануил: «Величие всегда спокойно, великий океан – он же Тихий океан».
Только вода и небо. Только две стихии, которые никогда не прикоснутся друг к другу, хотя и обманывают наше зрение ложной линией горизонта. Зато какая перспектива! Между водой и небом – птицы. Они громозвучней прибоя и обширней неба.
Особенно крикливы изощрённые чайки. Эти проказницы для наживки воруют в ближней хлебной лавке панировочные сухари, чтобы привлечь несмышлёных рыбок. А некоторые из них быстро-быстро топают ножками по земле, имитируя звуки дождя, и на эту мелодию выползают наивные дождевые черви: чем не завтрак?!
А вот, видишь, плывет пара чёрных лебедей со своими птенцами. Экие афро-австралийцы! Господи, как же они изысканы! Ещё совсем недавно, всего пару-тройку веков назад, учёные дяди не верили в существование чёрных лебедей. Более того, выражение «чёрный лебедь» авторитеты употребляли, когда говорили о том, чего в природе действительно нет и в принципе быть не может.
А кто эта большая птица? Вот она, вот! С мешком под огромным клювом! Теперь увидела? Это пеликан. Он в свой мешок может набрать больше ведра воды. Он без сомнения птица добродушная, но сейчас проголодался, стал разбойничать и отбирает еду у других птиц. Кстати, ходят слухи, что пеликаны – древние алхимики, они знают тайну философского камня и могут превращать железо в золото.
А кто там лает на берегу… нет, не лает, поет… а сейчас ржёт, словно конь. Попугаи что ли? Нет, попугаи черно-белыми не бывают. Да это же… сороки! С ними надо быть настороже. Местные сороки умные, наглые и никого не боятся. Даже людей. Более того, люди их боятся. Стоит разозлить хотя бы одну, они нападут на обидчика всей стаей. Кое-кто из австралийцев даже надевает мотоциклетные шлемы, дабы уберечься от изуверов.
Эти певчие нахрапистые твари охотятся на мышей, кроликов, могут напасть даже на орла…
Ну, вот, здравствуйте! Я тебе рассказываю, рассказываю, думаю, что ты меня слушаешь, а ты оказывается спишь…
7
А сегодня пришлось совершить набег в цивилизованный мир – в четырёхмиллионный Мельбурн.
Чтобы сэкономить на гостинице, расчётливые люди, в число которых я, к сожалению, не попал, на какое-то время меняются жильём. Вот и Гиль (если забыли – муж моей дочери) поменялся на двое суток со своим приятелем (а приятель его, не больше-не меньше, натуральный индийский принц, приехал несколько лет назад в Мельбурн, влюбился, как последний дурак, в местную медсестру и остался здесь). И я его понимаю. Если бы вы (упаси, Господи!) заболели, попали в больницу и вдруг увидали там эту сногсшибательную грациозную демоницу, вы бы вряд ли захотели из больницы выписываться.
Его, принца, многомиллионные апартаменты находятся в элитном квартале города, и смотрят своими окнами во всю стену на океан. Дом весь в электронике, компьютерах, японских туалетах (ах, если бы современные технологии опекали человеческую душу хотя бы вполовину так, как они опекают задницу, цены бы им не было). Ну, и прочие навороты, которые описывать рука не поднимается.
Казалось бы, царские условия! Что меня, идиота, не устраивает?!
Когда смотришь на океан с берега, исполняешься чувством безмятежной радости и одновременно блаженного, трепетного покоя. А когда глянешь в ту же сторону из окна этого кришнаитского сераля, где-то внутри живота возникает некая настороженность, беспокойство, в общем какой-то почти незаметный напряг. И это несмотря на то, что и принц, и его принцесса приняли нас, что называется, с распростертыми объятьями…
Правда, существует в моем мире ещё один взгляд: из окна Нюшкиного жилища в непроглядную глушь чернолесья, особенно сразу после восхода, когда разноцветные стаи попугаев пробуют горлышко, делятся на разные голоса ночными страхами и вспыхивают перед глазами, словно пытаются поджечь росистое лесное поприще. И дирижирует птичьим хором большой, солидный какаду в белом смокинге.
И да простят меня все наследники всех царств, королевств и княжеств, но этот пейзаж мне милей великих зрелищ и затей, коими тешат себя и подагрические султаны, и мудрые махараджи, и новые «русские».
Тем не менее, принца я искренне полюбил, да и он, судя по всему, проникся ко мне доверием, и даже угостил меня травкой. И я, ни разу в жизни не позволявший себе подобного соблазна, оскоромился.
Прощаясь, я спросил его, почему он выбрал такую фазенду? Он абсолютно непритворно, без всякого юмора ответил: «Я предпочитаю скромную жизнь».
8
Мельбурнский музей, в который мы угодили по дороге, явил нам непревзойдённое кладбище не похороненных
скелетов и трупов от Юрского периода до наших дней.
Когда мертвецов выставляют на обозрение почтеннейшей публике, они беззвучным хором поют реквием. Вы когда-нибудь сподобились услышать голоса сотен тысяч мертвецов, поющих траурную ораторию по себе и тем, кто пришёл на них поглазеть? Не каждый выдержит эту заупокойную мессу. Людей спасает лишь то, что они глухи к чужим страданиям, особенно, к страданиям отошедших душ.
Мертвецы часто величественней и привлекательней временно здравствующих, но и от них хочется поскорее ретироваться в дышащую жизнью лесную чащобу.
А девочка Лив слышит эти голоса. Она захлопнула от ужаса свои прекрасные огромные глаза, и съежилась в коляске. Ей отвратительны неотвязные хоры насекомых, засушенных и наколотых энтомологическими булавками к музейным витринам. Ей ненавистны скрежещущие дойны гигантских, беспомощных скелетов окаменелых динозавров. Ей глубоко неприятны колючие арии чучел и чудовищ, застывших в боевых позах.
Впрочем, малютка на миг оживилась, засветились глазки. Она учуяла среди этого торжественного и праздничного погоста нечто живое. Это аквариум с рогозубами. Рогозубы – двоякодышащие рыбы. Они могут дышать и жабрами, и лёгкими. Они такие же древние, как их бездыханные соседи.
Но мы же не рогозубы!
9
Поехали, моя девочка, отсюда, поехали!
Тем более, что по пути нас встретит добрый заповедный лес, в котором дикие и витальные звери не чураются людей, ибо эти люди оберегают их, подкармливают и лечат, если им случится занедужить. Даже такая агрессивная и злобная тварь как тасманийский дьявол (его здесь называют «сумчатый черт»), который нападает на всех без разбора, и пожирает добычу целиком, с кожей и костями, позволяет некоторым из двуногих погладить себя по спинке. А беспечные кенгурята греются на осеннем солнышке, и никуда не торопятся. И вредный вомбат, близнец того, который зарылся под наш домик и по ночам не даёт нам спать, здесь вылез из норы, и стал похож на шаловливого мишку-лилипута. А ещё тебя поджидает ибис, потомок бога мудрости и справедливости Тота, именно его, ибиса, бальзамировали древние египтяне. И рыжий дикий динго, которого в сумерки трудно отличить от нашего Нануки. И смешной утконос, которого я, твой дедушка, никак не смог сфотографировать, потому что он отказывался позировать, и всё время уходил под воду. И косолапая ехидна, которая всё время ищет муравьев и термитов. И чёрные какаду, весьма впечатляющие, редкие и чистоплотные птицы, которые выбирают пару навсегда, и за то, что они не познали разводов, Господь отмерил им 90 лет жизни. Между прочим, труппа попугаев приготовила для тебя птичье шоу.
В любом случае, хоть ты и не Маугли, нам пора домой – в лес…
10
Думал, что мои австралийские заметки исчерпали себя, но навязчивая, хотя и светлая тоска по девочке Лив помешала выйти из этого состояния и прикрыть за собой дверь. Кроме того, Господь, должно быть, пошутил, внедрив в мои не самые удачные мозги страсть к завершению композиции. Любое неоконченное дело (да хотя бы этот недописанный текст), подобно неоплаченному долгу, ввергают моё существо в некую удручённость, в недовольство собой, в уныние.
И снова тянет дезертировать в джунгли – куда угодно, лишь бы подальше от гуманитарных уродов университетской цивилизации, их профессоров и студентов, у которых тоже с мозгами не всё в порядке. Возникает впечатление, что у нынешнего человечества IQ находится между камнями и рептилиями… пожалуй, ближе к камням.
Впрочем, нет смысла жаловаться, я ведь и сам числюсь в академиках.
Прости меня, Господи (или не прощай, Тебе видней), но я надеялся ласково попрощаться с моей новорождённой внучкой в день её рождения, ведь вчера ей стукнуло аж три месяца, а завтра мне возвращаться домой, в самую противоречивую страну нашей планеты – в Израиль.
На самолёте всего-ничего, чтобы преодолеть половину земного шара. Но этого времени хватило, что и в мыслях, и наяву снова вернуться в мир, где делят деньги и портфели, где живут не только друзья, но и враги, где словом «война» играют, как теннисным мячиком.
Человечество не может уединиться, как моя дочь и её муж.
Но однажды окунувшись в австралийскую Одисею, я, надеюсь, буду снова приезжать сюда. Конечно, чтобы увидеть повзрослевшую девочку Лив, поговорить с Нюшей и Гилем, и надышаться, запастись хоть на короткое время, воздухом чистоты.
Григорий ТРЕСТМАН
