(Элияху бен Шломо Залман – 1720, Селец Брестское воеводство Польша, ныне Брестская область, Беларусь 1797, Вильно, ныне Вильнюс, Литва)

Усыпальница святого

В конце Второй мировой войны Йешаягу Эпштейн прибыл в Эрец-Исраэль. Приехал вместе с освобождёнными из плена матерью и сестрой, которых обнаружил в одном из немецких лагерей. С тех пор он не посещал СССР. Но все эти годы Йешаягу знал, что придёт время и он отправится в Вильнюс на поиски могилы своего отца, погибшего в вильнюсском гетто. По слухам, 89 евреев, среди которых был и его отец, похоронили на еврейском кладбище.

 

В 1989 году Эпштейн впервые за почти полстолетия приехал в Вильнюс.

От старых огромных еврейских кладбищ здесь мало что осталось – клочки земли с плитами, на которых едва проступали буквы. 

Во время поисков к Йешаягу подошла женщина в кожаном пальто. Такими он помнил комиссаров. Но оказалось, что это директор кладбища: «Что вы здесь делаете?»

«Я приехал искать могилу своего отца. Мне сказали, что он здесь», – ответил Йешаягy.

Слово за слово – всё о могилах – и спросил он об одной усыпальнице.

И услышал в ответ: «Вон там какой-то святой».

Йешаягу поинтересовался, есть ли ключ от склепа. Узнав, что тот находится в синагоге, отправился туда. Когда он пошёл к усыпальнице, то увидел, что там находится могила не только святого, как сказала директор кладбища, а ещё шести человек. Но плиты, на которых были выбиты имена, в том числе и святого, были залиты краской и цементом. Он постарался краску стереть, но ничего не получилось, одна две ивритские буквы – вот пока и весь текст.

Йешаягу привёл в усыпальницу специалиста и сказал: «Надо очистить букву за буквой, а очищенные слова сразу же покрыть чёрным лаком. Но если хоть одну из букв повредишь, ни копейки не получишь».

Пока восстанавливали надпись, Йешаягу Эпштейн пытался разузнать (в архивах, в синагоге и у пожилых евреев), кто покоится в усыпальнице. Вскоре он выяснил, что её воздвиг некий американский еврей в 1952 году, когда узнал, что должно быть ликвидировано еврейское кладбище в Заречье (район Вильнюса). Прах некоторых усопших предполагалось перезахоронить, и одним из них был прах Илиягу – Виленского гаона. Для него, по слухам, и была выстроена эта усыпальница. Но это были только слухи.

Йешаягу Эпштейн стал искать доказательства того, что святой, о котором говорила директор кладбища, – это не кто иной, как Виленский гаон («Гений из Вильно»).

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«Илия-гаон (известен под названием Der wilner Gaon) – знаменитый талмудист и yчёный, родился в 1720 г. в Вильне (Примечание: по утверждению Электронной современной еврейской энциклопедии родился в Селец, Брестское воеводство, Польша, ныне Брестская область, Беларусь. – Я.Т.) умер там же в 1797 г. Его отец, Соломон Залман, глубокий знаток Талмуда, был потомком виленского раввина Исаака Кремера и автора «Beer Hagolah» Моисея Ривкеса. Уже в очень раннем возрасте И.-Г. обратил на себя внимание своими исключительными способностями; на седьмом году жизни он произнёс в синагоге талмудическую лекцию, в которой высказал поразительное для своего возраста знакомство с раввинской литературой.

В отличие от общепринятого тогда обычая, И.-Г. не обучался в иешиботах; после кратковременного пребывания в Кейданах (1727), где И.-Г. учился под руководством раввина Моисея, автора «Pene Moscheh», он продолжал изучение талмудической письменности без посторонней помощи.

И.-Г. весьма рано женился; в 20-летнем возрасте, оставив жену и детей, он отправился, подобно многим другим еврейским подвижникам той эпохи, в «изгнание» (gа-luth) и в течение пяти лет странствовал по городам Польши и Германии. Об этом периоде жизни Илии существует много легенд, восхваляющих святость и универсальные знания И.-Г., которыми он будто бы приводил в удивление даже европейских учёных.

Что Илия, действительно, уже тогда, несмотря на свой юный возраст, славился в еврейском учёном мире своей эрудицией, об этом свидетельствует тот факт, что известный Йонатан Эибеншюц в своей распре с Яковом Эмденном апеллировал (1755) к авторитету И.-Г., «слава которого, по выражению Эйбеншюца, велика в Польше, Берлине, Лисе и во всех местах, где он странствовал» (Luchoth ha-Eduth, 1). В 1745 г. И.-Г. вернулся в Вильну, где прожил до смерти.

Прах под ногами

Йешаягу Эпштейн стал собирать сведения о жизни, смерти и захоронении Виленского гаона.

И вот, что он узнал: он умер 204 года назад. Гаона похоронили на старом (уже по тем временам!) еврейском кладбище.

В советские времена на месте кладбища решили построить стадион. И прах гаона перезахоронили на погосте в Заречье. Казалось, что и с остальными еврейскими могилами поступят подобным образом. Никому и в голову не приходило, что может быть иначе. 

К тому же строители обнаружили 63 еврейские могилы в районе стадиона. Сохранились они только потому, что некоторую часть земли отвели не под беговые дорожки, а под лужайки. Все эти годы под цветами у стадиона покоился прах еврейских светил.

Рабочие из Германии и Швеции не хотели начать строительство торгового центра, пока им не дадут точные параметры бывшего еврейского кладбища, потому археологи вскрыли 58 могил и произвели замеры. Так было установлено, что в одной из могил захоронено 15 человек, в другом – всего один, по всей видимости, уважаемый, а может, и на самом деле святой человек.

Но в 1952 году стали уничтожать еврейские кладбища по всему СССР. Добрались и до кладбища в Заречье. И вновь надо было производить перезахоронение праха гаона. Вот тогда-то и прибыл в Вильнюс американский еврей, на чьи деньги была выстроена усыпальница для Виленского гаона, его детей и близких. Прах перенесли на кладбище, которое ныне известно под названием «Нахлат ха-гра».

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«Жизнь И.-Г. была всецело посвящена науке. Его трудолюбие было изумительно. Отдавая сну не более двух часов в сутки, И.-Г. неизменно сидел, облачённый в талес и тфилин, в прилегающем к его дому, бет ха-мидраше, погружённый в научные занятия. Чтобы не отвлекаться, он и днём занимался при искусственном свете, закрывая ставни.

Даже со своими детьми он весьма редко разговаривал, о чём сохранилось немало легенд, рельефно рисующих отшельнический образ жизни И.-Г. Он и детям настоятельно рекомендовано одиночество и обособленность от мира и даже советовал по субботам и праздникам молиться дома, а не в синагоге, дабы избегнуть искушения и не отвлекаться посторонними мирскими».

Свидетельства очевидцев

Йешаягу Эпштейну удалось разыскать человека, который присутствовал при последнем перезахоронении праха Виленского гаона. Это был раввин Нурок, главный раввин Риги. Он рассказал, что перезахоронение пришлось делать вопреки еврейским законам, по которым запрещено тревожить прах умерших. Кроме того, считается, что это ещё и небезопасно.

Десять евреев отрядились перенести прах Гаона. В течение года все десять отошли в мир иной. А ещё он сказал, что когда Гаона выкопали, то он был как живой.

Йешаягу поинтересовался у раввина Горовица из Иерусалима, может ли такое быть, и тот поведал, что когда англичане захватили двух членов подпольной группы ЛЕХИ и повесили их в Египте, то впоследствии, уже в пору существования Государства Израиль, их решили перезахоронить на родине. И когда откопали бойцов, они были «как живые», даже след от веревки виднелся на шее. Но в Египте земля сухая, в большинстве своём песок, а там, где был похоронен Виленский гаон, – влажная, почти болото. Потому это похоже на чудо.

Иешаягу Эпштейн рассказал своим близким о легендах, связанных с именем Гаона. Домашние стали уговаривать его не заниматься его могилой. И Йешаягу согласился.

Очередное посещение Вильнюса он целиком посвятил обустройству могилы своего отца, а также могил других, загубленных вместе с его отцом евреев.

Во время этой поездки он встретил минчанина, с которым ещё до войны учился в институте в Вильнюсе.

Оказалось, что отец сокурсника был среди десяти евреев, которые переносили прах Виленского гаона.

«А правда, что все потом внезапно умерли?» – поинтересовался Йешаягу.

«Кто когда умер, – ответил минчанин, – я не могу тебе сказать. Но мой отец руководил переносом праха и жил после этого ещё несколько лет».

Минчанин поведал и о некоторых подробностях перезахоронения: перед тем как приняться за дело, его отец и остальные пошли в микву, затем надели белые кипы и взяли с собой не железные, а деревянные лопаты.

После беседы с бывшим однокурсником у Йешаягу отлегло от сердца и исчезли все страхи. И он принялся за восстановление склепа Гаона.

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«Заявление И.-Г., что помимо излюбленного в талмудической литературе аллегорического толкования Св. Писания необходимо прежде всего изучать библейский текст в синтаксическом и филологическом отношении (Adereth Elijahu.I), было для этой эпохи настоящим откровением. Исходя из этих положений. И.-Г. требовал полной реформы воспитания юношества. По его мнению, необходимо сперва проходить с мальчиком Библию и грамматику еврейского языка, затем Мишну, лишь потом Талмуд с комментарием Раши и т. д. Он говорил, что и девушкам необходимо изучать Библию (на жаргоне), и в своём известном письме к семье с дороги в Палестину он напоминает, чтобы «дочери ради Бога каждый день читали Притчи на жаргоне, так как эта книга лучше всяких других назидательных». Для изучения богословской науки, по мнению И.-Г., необходимо знание не только еврейского языка, но и светских наук. Видя в Торе кладезь всякой мудрости, он указывал, что науки являются необходимым и законным к ней дополнением, так как без знания таких наук, как астрономия, география, математика, медицина и прочее, многие вопросы о которых трактуют Библия и Талмуд, остаются непонятными.

«Каждый пробел в области светского знания, – говорил он, – влечёт за собою в десять раз больший пробел в знаний Торы»

Для распространения светских знаний он советовал своим ученикам переводить на еврейский язык научные сочинения.

Зашифрованные имена

Из Вильнюса в Израиль Иешаягу привёз фотографии восстановленного текста, выбитого на каменных досках. Никто из специалистов (в том числе и такой знаток, как раввин Горен) вначале не мог сказать, кому посвящён тот или иной ивритский текст. На одной, центральной доске была даже не просто надпись, а целый плач по умершему.

Но Иешаягу был уверен, что в тексте должны упоминаться имена. Вскоре имена были обнаружены. Они были написаны как в акростихе: из первых букв строчек слагалось Имя.

Так определили имена всех усопших.

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«Сам И.-Г, составил разные научные руководства: считая необходимым знание математических теорем для объяснения темных мест Талмуда и определения различных ритуальных законов, он сочинил руководство по математике (Ayil Meschulasch): на основании библейских данных составил географию Палестины (Zurath ha-Arez), а также схематическую карту Палестины для ясного разумного библейского описания разделения Ханаана между коленами Израильскими. Кроме того, им составлены руководства по астрономии, еврейской грамматике и т.д.

Весьма крупное значение представляют исследования И.-Г. в талмудической письменности. В этой области он несомненно является новатором; ценность его исследовании ещё более увеличивается если принять во внимание, что в его время критическое исследование исторических документов и в еврейском ученом мире было ещё в зачаточном состоянии. Всю силу своего ума и огромную эрудицию он направил на критическое изучение и исправление текстов обоих Талмудов, древних галахических сборников, Мидрашим и Зогара, справедливо полагая, что многое неясное и противоречивое в древних источниках является следствием того, что в сохранившийся текст вкрались ошибки и искажения вследствие невежества или невнимательности переписчиков, а затем также наборщиков и издателей. Особое внимание Илия-гаон обратил на наиболее искажённый и наименее исследованный текст иерусалимского Талмуда».

Пепел графа Потоцкого

В усыпальнице Виленского гаона семь могил. Однако в одной могиле ничего нет: ни косточки, ни волоска. И вот почему.

Это могила графа Потоцкого. Граф отказался от своей, христианской веры и перешёл в иудаизм. Он стал разделять взгляды Виленского гаона.

Это был шок для христианской Польши. Ксёндзы прокляли графа и после его смерти не похоронили как христианина, а сожгли его останки, а евреи собрали этот пепел и опустили его в ту из могил, что по левую руку от захоронения Виленского гаона. Могилу графа на еврейском кладбище берегли, как и могилу Гаона. Рассказывают, что над могилой выросло дерево, похожее на человека с расставленными в стороны руками, как будто граф хотел и после смерти защищать иудаизм и Гаона.

В одну из зим на кладбище пришли польские солдаты из расположенной по соседству промёрзшей казармы. Они хотели срубить дерево, чтобы согреться. На стук топора явилось вдруг привидение, а вернее сторож, весь усыпанный снегом.

Когда солдаты увидели его, то приняли за мертвеца, разбуженного стуком их топоров. Их охватил дикий ужас: один из солдат скончался на месте, а второй едва унёс ноги с кладбища.

А вот справа от гения покоится богатый человек, который поддерживал Гаона добрыми делами. Он умер в тот же год, что и Виленский гаон. Чувствуя приближение смерти, завещал себя похоронить рядом с Илией-гаоном. Даже тексты, посвящённые им, выбиты на одной могильной доске.

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«Относясь с благоговением к тексту книг, признаваемых им священными, И.-Г. проявлял крайнюю осторожность, и каждое вносимое им изменение текста являлось плодом продолжительных и утомительных изысканий; как передают его ученики, иная поправка стоила ему ряда месяцев усидчивого труда. Убедившись же в правильности своего вывода, И.-Г. бесстрашно изменял текст, вычеркивал или переносил из одной главы в другие фразы и целые абзацы. Весьма часто лаконической ссылкою или перестановкою слов И.-Г. разрушал груды накопившихся схоластических толкований. Свои глубокие и ценные разъяснения И.-Г. излагал в лаконической форме, большей частью на полях самого исследуемого сочинения (экземпляр Мехилты, на полях которой И.-Г. обыкновенно заносил свои исправления и примечания, ныне перепечатываемой во всех изданиях под заглавием "Ephath Zedek”, хранится в Азиатском музее в Петербурге)».

Грех служителя синагоги

Один из учеников Виленского гаона, раввин из Шклова, вспоминал, что у его учителя было шестеро детей. Семья жила впроголодь и была на содержании еврейской общины. Раз в неделю жене Гаона передавали небольшую сумму денег, чтобы семья могла справить субботу. Эти деньги передавал им шамаш (помощник) синагоги. Но однажды Виленский гаон вернулся домой и увидел, что стол пуст. А жена не знает, как накормить детей. И гений из Вильно посоветовал ей: «Возьми детей и пойди к соседу. Попросись к нему, чтобы наблюдать за тем, как он делает кидуш. Он не откажет тебе в этом». Жена так и сделала. Сосед принял их и, кроме этого, накормил детей.

Никто в Вильне так и не узнал, что в семье Гаона в ту субботу, да и в некоторые другие, не было еды. Никто в синагоге не знал о том, что деньги еврейской общины иногда не доходили до Гаона. Никто, кроме шамаша, но и тот рассказал об этом только на смертном одре. Помощник признался, что присваивал чужие деньги. Это был один из больших грехов, с которым он отправился на тот свет.

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«Живя в крайней бедности, И.-Г. отказался от раввинского поста, так как раввину для разрешения юридических вопросов необходимо вникать и в мирские дела, оставаясь же частным лицом, можно всецело отдаваться учению Торы. Отшельническая жизнь окружала И.-Г. уже в молодые годы ореолом святости в глазах современников и ещё в 50-х годах XVIII века он был прозван "благочестивым" (Chassid). Несмотря на свою затворническую жизнь и нежелание публиковать при жизни свои произведения, И.-Г. вскоре приобрёл славу величайшего авторитета своего времени по талмудическим вопросам и стал как в учёном мире, так и в народной массе символом огромной эрудиции и исключительной святости».

Сон перед поездкой

Виленский гаон решил поехать в Эрец-Исраэль. Он не сказал семье ни слова и тайком отправился в Кенигсберг, где должен был сесть на корабль. Но, доехав до порта, он почему-то изменил свои планы. Первым делом он написал письмо семье, прося прощения за столь неожиданный отъезд. Он не мог найти оправдания и тому, что оставил семью без средств к существованию. И сообщал, что возвращается обратно.

Почему же всё-таки Виленский гаон столь внезапно оборвал свою поездку? Этому есть несколько объяснений.

Перед тем как сесть на корабль, он увидел сон, будто стоит он перед Яффскими воротами Иерусалима. На стук раздался голос: «Кто там?» – «Такой-то и такой-то. Из Вильно».

Потом тишина – и, как раскаты грома, ответ: «Ты не войдёшь в Иерусалим. Ты из поколения Моше Рабейну». (Как известно Моше Рабейну должен был вывести еврейский народ из Египта, но не имел права ступить на землю, текущую молоком и медом).

Есть и иное объяснение. Говорят, что в то время в Иерусалиме собрались знатоки Талмуда. Часть из них признавала положения Талмуда иерусалимского, а часть – Талмуда вавилонского. И, когда Виленский гаон узнал об этом, то решил, что не имеет права взойти в Иерусалим, ибо его приезд может повлиять на спор мудрецов.

В эти же дни руководитель хасидов тоже решил взойти в Иерусалим. Но и он, как и гений из Вильно, неожиданно вернулся с полдороги. Известно, что они были идейными противниками. 

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«От имени И.-Г. при звуках труб и зажжённых свечах хасиды были преданы отлучению во всех виленских синагогах (1772). Некоторые из наиболее видных виленских хасидов были подвергнуты "малкот”, и когда одного из них, Хаима Магида, заставили просить прощения у Гаона, которого тот заочно обидел, И.-Г. заявил, что он не может простить ни ему, ни его единомышленникам во веки веков. Еретикам нет возврата!” –

"Если бы от меня зависело, – сказал И.-Г., – я бы с ними поступил, как Илья с жрецами Баала". Призыв И.-Г. нашёл весьма сочувственный отклик среди литовского еврейства, где его авторитет был особенно высок; всюду на хасидов начали воздвигаться гонения, временно затихшие только вследствие политических неурядиц (раздел Польши). Но через несколько лет И.-Г. снова возобновил борьбу.

Когда глава литовских хасидов Шнеер-Залман приехал в Вильну, чтобы при личном свидании разъяснить И.-Г, насколько тот ошибается, видя в хасидизме угрозу иудаизму, И.-Г. решительно отказался от свидания, под предлогом, что с евреем-еретиком грешно вступать в спор.

При дальнейшей попытке уговорить И.-Г повидаться со своим идейным противником, он, во избежание искушения удалился из города и прожил в предместье, пока вождь хасидов не выехал из Вильны. Когда же хасиды распространили ложный слух, будто И.-Г. раскаялся и из гонителя хасидизма превратился в его приверженца, И.-Г. обратился (1796) с воззванием “ко всем богобоязненным сынам Авраама, Исаака и Яакова". "Я, – заявил он, – и теперь, как и раньше, стою на своём посту, и кто только носит еврейское имя и чтит бога в душе, обязан преследовать и угнетать хасидов всеми способами, где только возможно... они преступны и для еврейства опаснее проказы».

Этрог для Гаона

Гаон, уже смертельно больной, готовился встретить праздник Cуккот. Его ученики и дети заказали, как и положено, этрог. Плоды должны были переслать из южных стран, через Италию. Но человек, которому было поручено привезти плоды для евреев. уронил их наземь. Плоды побились и были уже непригодны для вознесения молитвы.

Ученики Гаона перевернули всю Польшу и Литву и обнаружили один-единственный этрог. Принадлежал он еврею, содержавшему постоялый двор. Тогда они обратились к нему: "Продай!" Но тот отказался. Тогда ему назвали имя того, кому необходим этот плод.

Он согласился, но при условии, что Гаон отдаст ему часть того, что даст ему Бог, за вознесенную над этрогом молитву. Ученики отнесли плод гаону. Виленский гаон обрадовался и так легко вскочил с кровати, что окружающие решили: болезнь отпустила его. В этот момент Гаону и рассказали об условии хозяина плода. Илия-гаон пришёл в восторг: "Какой прекрасный человек! Он ведь мог продать этрог за большие деньги. А просит для себя всего лишь часть того, что даст мне Бог"».

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«При жизни И.-Г. не издал ни одного из своих многочисленных (не менее 70) сочинений. Многие из них не были написаны им собственноручно, так как начиная с сорокалетнего возраста он сам ничего не писал, а сохранились лишь составленные его учениками под его диктовку или по памяти записки. Опасаясь подделок и мистификации, Виленский раввинат счёл необходимым выступить после смерти И.-Г. с воззванием, прочитанным во всех синагогах и молельнях города, не публиковать никаких рукописей от имени И.-Г, пока не будет точно установлена вполне компетентной коллегией их подлинность Большинство произведений И.-Г. были подготовлены к печати и изданы его сыновьями и учениками; но не все эти лица обладали необходимыми для столь ответственной работы знаниями, вследствие чего некоторые произведения появились в искажённом виде».

Небесные покровители

Гений из Вильно утверждал, что он всегда советуется с небесами, что там – его защитники и покровители.

На третий день праздника Суккот небожители пришли в его дом. Это был последний день земной жизни Виленского гаона.

Вдруг он сказал окружавшим его ученикам и детям: «Смотрите, какие гости пришли ко мне», – «Какие гости?!»

И Випенский гаон стал перечислять имена тех, кто давно покинул этот свет. Среди них были праотец Яаков и пророк Элиягу.

Из жизнеописания Илии-гаона, составленного С. Цинбергом

«И.-Г. умер с эмблемой обрядности в руках (по случаю праздника Кущей он держал райское яблоко и пальмовую ветвь), и в день смерти он, сжимая нитяные кисти в руке, выразил искреннее сожаление, что ему приходится расстаться с этим миром и что он уже более не сможет исполнять религиозные обряды.

“Если бы даже ангел с неба, – говорил он, – открыл мне научные истины, я бы не дорожил ими, раз они достались мне без личных усилий”».

Ян ТОПОРОВСКИЙ