Фамилия Берхифанд, мне казалось, довольно редкая. Но сейчас, когда появилась возможность поискать в интернете, оказывается Берхифандов не так уже и мало, особенно в Беларуси. Берхифанды живут и в России, в разных её регионах. Причём среди них есть с именами-отчествами совершено не еврейскими, а христианскими. Пятерых я таких нашёл в интернете.
Я родился за три года до начала войны в 1938 году в Витебске. Мог родиться в Архангельске, потому что отец мой Берхифанд Нохим Шепшелевич перед войной работал в Витебске главным бухгалтером хлебозавода. У него был хороший друг со времён гражданской войны, который служил в НКВД, и тот посоветовал в 36-м году «слинять» куда-нибудь подальше от Витебска. Отец в своём главке в организации «Эскпортлес», наверное, хлопотал о переводе. Его направили работать в Архангельск, и мы там всей семьей несколько лет прожили, и потом вернулись в Витебск. Тут я и родился.
Был младший в семье. Кроме меня мать родила ещё троих детей. Старший – Илья, родился в 1924 году, затем Фрида – в 1927 году, и Мэра, которая родилась в 1931 году.
Я, как младший, не был обделён любовью. Её мне досталось, наверное, больше, чем всем прочим детям.
Отец мой 1897 года рождения. Был призван в 1915 или 1916 году в русскую армию, служил во время 1-й Империалистической войны, попал в плен немецкий, пробыл там некоторое время, вернулся, когда ещё шла Гражданская война. Призвали его в Красную армию. Прослужил там несколько лет, был пулемётчиком. Он об этом очень мало рассказывал, так же, как и об Отечественной войне, в которой тоже принимал участие.
Помню из рассказов такой момент: он был пулемётчиком и вторым номером у него был китаец. Отец любил изображать китайское произношение. Очень похоже это делал. Был человек музыкально одарённый, в молодости играл на трубе.
После окончания Гражданской войны его демобилизовали. Не знаю то ли он получил специальность бухгалтера ещё раньше, до службы в армии, всё же учился в реальном училище в Бобруйске, у них была семья не бедная, и отец имел возможность учиться.
У него была сестра – близнец, которая в то время вышла замуж и переселялась в Палестину. Звали отца с собой. Но он был человек идеологически обработанный. Ему говорили: «Поехали на историческую родину». Он ответил: «У пролетариата родина одна – Россия» и остался здесь.
Мама была тоже, как говорится, из хорошей семьи. Родилась на Могилёвщине. Её отец был казенный раввин. Перебрались в Витебск. Бабушка родила 14 детей. Четверо из них умерли в младенчестве и детстве. Мама со своим братом-близнецом Аароном были самыми младшими. Такое совпадение, что и отец из двойни, и мама из двойни. А у моих сестёр, у меня двойняшек не было. По наследству это не передалось.
Мама не работала, естественно, с четырьмя детьми, перед войной. Но, когда я уже подрос, мне было три года без малого, она устроилась в редакцию газеты «Витебский рабочий» кассиром. Её звали Евгения Захаровна, по-русски, а на самом деле по-еврейски её имя и отчество – Геня Звулоновна Хайтина. Деда звали Звулон. Хайтина – популярная фамилия. В интернете нашёл я десятки. С некоторыми вступил в контакт.
В Витебске перед войной мы жили на улице Оборонной. Своего дома у нас не было. Это сейчас тот отрезок улицы Правды, который идёт от улицы Ленина вниз к Двине. Там, где Профсоюзный центр, стоял домик. Жила семья Лазаревичей, с которыми мы с тех пор подружились до нынешнего времени. У них был дом и флигель, этот флигель мы занимали. До самого отъезда в эвакуацию. Центр города, отцу было близко на работу ходить.
Когда наша семья – мама и четверо детей покидали город, мама работала кассиром, у неё был полный сейф денег, а работники все рассосались. Кто-то убежал, кого-то срочно забрали в армию. Некому было сдать деньги, и она металась по городу, чтобы найти кого-нибудь ответственного человека, который взял бы у неё деньги и дал расписку. Из-за этого мы чуть не остались в Витебске. В конце концов, нашла оставшегося финансового работника из облисполкома и тот принял у неё деньги.
Отца в первые же дни войны призвали. Хотя у него был порок сердца. Он во время Гражданской войны заболел тифом и это дало осложнение на сердце. Отца определили в истребительный отряд. Эти отряды формировались из людей случайных. Они скорее всего не столько истребляля немцев, сколько сами были ими истребляемы. Отец уцелел.
Спустя некоторое время отца перевели в артиллерию, и он служил артиллеристом до 1944 года, пока не был ранен тяжело, потом прошёл госпиталя и вернулся к семье.
... В 41-м мать осталась с четырьмя детьми. Как выбраться из Витебска? Немцы уже рядом. У нас был друг семьи. Сын его работал на витебской ТЭЦ. Организацию вместе с оборудованием эвакуировали. Он нас пристроил в вагон, который был загружён оборудованием. Это первый проблеск моих воспоминаний. Какая-то большая машина, вроде кастрюли. Вероятно, динамо-машина – электрический промышленный прибор. На крышке этой машины наше семейство расположилось.
Только проблески памяти... Бомбёжка в дороге, когда старший брат Илья, схватив меня в охапку, потащил подальше от вагонов в какой-то овражек, чтобы спрятаться там. Илья был высокий, крепкий парень, лыжник.
Моя старшая сестра на остановках брала меня за ручку и вела вдоль воинских эшелонов. Мы очень долго стояли. Естественно, воинские вагоны и военные грузы, солдаты, которые в этих вагонах находились, были первоочерёдными. Видя меня с сестрой, а я был хорошенький, белокуренький, с голубыми глазами, они нас одаривали частью своего пайка: сухарями, куски сахара давали. Сестра собирала эту дань.
После довольно долгого путешествия, недели две оно продолжалось, нашли мы себе пристанище – в Саратовской области, в Вольском районе, известном своими цементными заводами. В 25 километрах от Вольска стали на якорь. Совхоз «Большевик» №5 назывался посёлок. Поселили нас и ещё одну семью эвакуированных – польскую семью из Гродно, Сусанну Францевну Вишневскую, её сын Тадика – в одной крохотной комнатке, может быть, она была квадратных метров 12 или 14. В одном углу стояли кровати. Как на беду, мама заболела дизентерией. Можете себе представить в каких условиях она болела, когда нельзя даже уединиться по нужде.
Мама и брат устроились на общие работы в совхоз. Илья работал на быках. Летом перевозил какие-то сельскохозяйственные грузы. А мама с лопатой в поле или с вилами работала. Илья был интеллигентный парень, воспитанный, но начал усваивать поведение местных юношей и их лексикон.
Сусанна Францевна однажды приходит и говорит маме: «Евгения Захаровна, я сейчас видела, как ваш Илья ехал на быках, перевозил что-то, и матерился, как сапожник». Мама у него спрашивает, когда он вернулся: «Илья, что такое? Почему?» Он говорит: «Знаешь, мама, они другого языка не понимают. Они привыкли, что их по матушке. И если с ними нормально говорить они с места не сдвинутся».
Не скажу, что я голодал, потому что меня кормили в первую очередь, но кусочку хлеба и столовской порции каши перловой все были рады. Нас подкармливали в совхозной столовой.
Спустя некоторое время мама подружилась с местной продавщицей Фроловой Шурой. И, как разбирающийся в бухгалтерии человек, помогла ей дебет с кредитом сбивать в магазине, где она торговала в основном хлебом. Тут обнаружили местные власти, что мама понимает в бухгалтерии, а директором этого совхоза был человек по фамилии Шикин. Ещё молодой, с сильно повреждённой ногой. И назначил он маму заведующей молочным пунктом. Небольшое здание, в котором стоял сепаратор, приспособление для сбивания масла из сливок. Мама, заведующей молочным пунктом работала до конца войны. Почему её назначили? Когда местные люди заведовали пунктом, половина продукции расходилась по родственникам и друзьям. У мамы родственников там не было, и она больше подходила на эту должность. Хотя нас, конечно, иногда подкармливала.
Совхоз был овощеводческий: выращивали дыни, арбузы, жгучий перец, огурцы, помидоры. Мама вдобавок устроилась агентом по заготовке овощей для районного центра Вольска. Приходили оттуда машины, мама получала от совхоза овощи и передавала их вольскому овощеторгу. Энергичная, умная женщина, которая должна была кормить четырёх детей и успешно это делала.
Брату, когда мы приехали в этот совхоз, было 17 лет. Он рвался на фронт, но мама умоляла его, видишь, как семье тяжело. Пока ты работаешь, хоть прокормить могу детей вместе с тобой. Одна я их по-настоящему не прокормлю. И он держался. Но, когда мама получила работу в овощеторге, Илья поехал в Вольск и подал заявление в военкомате, чтобы пойти в армию добровольцем. У него близорукость была, а там миномётное училище. В училище старались брать людей с нормальным зрением. Илья попросил какого-то парня, пройти обследование у окулиста вместо себя. По всем остальным статьям он был эталонный хлопец. Сильный, высокий, красивый. Его взяли в училище. Он начал учиться в начале 43-го года. Начиная с этого времени общались только письменно. Рассказывал, что получил благодарность за отличную лыжную подготовку, ещё какие-то благодарности. Где-то уже под конец учёбы написал с намёком – я этого не понимал, мать поняла, что у него был конфликт с кем-то и ему выговор вынесли.
Я думаю, конфликт был связан с какими-то антисемитскими вещами. Кто-то обидел его, «жид» или что-то в этом роде сказал, а Ильюша был человек, который мог за себя постоять. Это отразилось на нём плохо, хотя он был отличником и всё такое прочее… Его отправили рядовым на ротный миномёт. А что такое ротный миномёт? Это маленький миномётик, где нужен один крепкий парень, таскать плиту. Обстрел ведёт в непосредственной близости окопов противника, то есть в поле его зрения. Миномётчики менялись буквально каждую неделю. Илья продержался несколько месяцев. В это время началось наступление наших войск на Украине.
В ноябре 1944 года пришла похоронка. Илья погиб. Мама плакала по ночам. Меня, казалось, из пушки нельзя было разбудить, но я просыпался от маминых сдавленных рыданий в подушку.
Отец вернулся к семье, когда мы ещё жили в эвакуации. Он приехал в совхоз на костылях. Был очень тяжело ранен в бедро, в спину. И хотя полгода провалялся в госпиталях, но излечен не был как следует.
Я его, конечно, не знал. Мне было три года, когда он ушёл на фронт, а тут уже семь… Мама его решила подкормить. Устроился он временно бухгалтером в совхоз. Был бухгалтер экстра-класса. Несколько месяцев работал. Заработал какие-то деньги и большой мешок пшена. Моя средняя сестра Мера, отвезла этот мешок в Саратов, на базаре стаканами продавала пшено. Раскупалось не очень быстро, она снизила цену, и как только сделала пшено самым дешевым на базаре, к ней выстроилась длинная очередь и за пару часов огромный мешок распродала.
Отец списался с Витебском. Город уже был освобождён, и его, естественно, знали по довоенной работе. Отец вернулся и сразу ему дали в Керосинном переулке две комнатушки. Одна была кухня, а другая – крохотная спаленка. Большую часть этой кухни занимала печь – грубка, как говорили у нас, и плита большая. Мы в эту квартиру, если можно так её назвать, спустя некоторое время вселились, вернувшись в Витебск в 47-м году.
Отец никогда и ничего не добивался: есть жильё – и хорошо, он был не нахрапистый, хотя и главный бухгалтер, и ценный кадр. В этой квартире мы прожили пока район не пошёл под снос много лет спустя.
Когда мы вернулись в Витебск город лежал в развалинах. Улица Замковая – сплошные руины, дома, которые стояли – коробки с проломами и обвалившимися потолками. Собор на площади тоже был разрушен, хотя стены в повреждённом виде оставались. Это уже позже местные власти его доломали.
В школу я пошёл в эвакуации и окончил там первый класс. В Витебске должен был продолжить учёбу. По улице Герцена была начальная школа №2. На высоком фундаменте, большой деревянный дом. Похоже, это был старый еврейский дом, приспособленный потом под школу. Пошёл во второй класс, учительницу помню хорошо – Варвара Васильевна Кичина. Она казалось мне весьма пожилой, хотя ей было на самом деле лет сорок. Эту школу я окончил. Не был круглым отличником, и не скажу, чтобы был очень примерным, но хорошо учился. В пятый класс пошёл уже в 18 школу, которая находится в начале Марковщины, возле 5-го Коммунального. Эту школу я окончил в 55-м году. Тоже много воспоминаний, хороших и не очень, с этим периодом связано. В мои годы много было ребят переростков, которые во время войны не учились. Одноклассниками были дяденьки на голову или две головы выше нас. Я помню одного такого парня – Вася Пыльников. Высокий, крепкий. Учился в 4 классе, а было ему лет 16 или около этого. Бывало во время перемен мы выбегали во двор школьный, носились, натаптывали снега столько, что образовывался целый щит, который от оттепелей и дождей, когда подмораживало, превращался в монолит толщиной чуть ли не в метр. Весной Вася подряжался очистить двор. Брал лом здоровый выходил на этот щит ледниковый, откалывая большущие глыбы. Мы любовались – Вася такой богатырь.
В те времена, большая проблема была устроиться на работу. Я, после школы, работал на самой простой работе: на бетонном заводе на ДСК загружал транспортёр песком, щебёнкой, или на башне с бетоном, к которой подходят машины, в судоремонтных мастерских подсобником и т.д.
В стройбате отслужил три года. Там приобрёл строительные специальности. Хлебнул простого рабочего труда, поэтому понимаю простого работягу.
На телевидении и радиовещании я отработал 26 лет. Плюс работа в районных газетах – Лиозно, Чашники.
Старшая из моих сестёр Фрида, умерла в 86 лет. Это было в 2013 году. Другая сестра Мера, умерла пару лет назад, прожила 90 лет. Обе последние годы жизни провели в Америке, в эмиграции. Дело в том, что в Америку перебрались мои племянники.
Мама умерла на 91 году жизни, в 1993 году.
Из большой витебской семьи я остался один. Но оставил потомство. Дочка Ася живёт в Санкт-Петербурге. Вышла замуж за очень хорошего и доброго человека. Родила дочку, мою внучку Ксюшу. Источник моей надежды и радости.
Я уже почти 50 лет женат на Галине Ивановне Шпаковской. Мы познакомились на профессиональной, так сказать, почве. Она приехала к нам на радио, на ТВ в Витебск практиканткой факультета журналистики. Осталась здесь и мне удалось уговорить её выйти за меня замуж. Галя нашла себя в профессии, лауреат премии Союза журналистов "Золотое перо", ценили её когда она работала на ТВ, в газете. Я считаю этот брак счастливым.
Если моя короткая биография послужит кому-нибудь уроком, буду рад. Хотя человек должен найти и выполнить своё предназначение сам, сделать свои ошибки. Каждый должен прожить свою жизнь и не сожалеть о прожитых годах.
Записал Аркадий Шульман