Я большую часть детства и юности жил с бабушкой и дедушкой. Мой дед (отец моей мамы) не любил весёлые фильмы о войне. Говорил, что всё это неправда, на войне очень страшно.И он не рассказывал о войне. А бабушка (мама моей мамы) по-своему переживала горе – часто делилась. Поэтому я знаю, о чём спросить мою маму.
Асю Семёновну Шур (в девичестве Азбель).
Будем вспоминать о Второй мировой войне.
Леонид: Итак, ты родилась..
Ася Семёновна: В январе 1940 года в городе Гомеле. Это был частный дом на улице Пионерской, 62. В 1939 году мой папа и его брат построили большой дом деревянный, и мы там жили до войны. Папа работал в торговле, а мама работала акушеркой.
С 39-года моего папу трижды забирали на войну – на финскую, на польскую.
А уже в 41-м году в июне месяце, не знаю когда точно, почти с самого начала войны его забрали в армию. И он там пробыл 5,5 лет. До 5 декабря 45-года.
Леонид: В 41-м году началась война. Что мама рассказывала об эвакуации?
Ася Семёновна: Нас всех погрузили в эшелон. Мы ехали долго, тяжело, тесно. Мама Анна Ильнична Хазановская рассказывала, что это была страшная дорога. П потому, что попадали под обстрелы. Но самый страшный обстрел был в Бахмачах (Бахмуте). Удивительно, что в этом же эшелоне ехала семья моих будущих родственников и мой муж, которому тогда было 4 года. Их переправили на Украину в Похвистнево.. А мы попали под бомбёжку. Все выскакивали из вагонов. Мама подбежала к колонке, чтоб меня помыть, сама стала мыться. И тут самолёты. И пришлось бежать. Мы бежали через поле, с нами – женщина в красном платье, и солдат рванул это платье, потому что она была мишенью для стрельбы. Мы бы там и остались на поле, потому что был высокий забор. Но подбежали два солдата, помогли нам перебраться через забор, и мы пошли дальше. Там был колхоз или совхоз. И председатель радушно принял нас. Маме дал две простыни. Для неё и меня. И мы легли обессиленные от ужаса.
Леонид: И вас там нашли родственники.
Ася Семёновна: В это время пришёл ещё один эшелон из Минска. Где ехали моя бабушка и моя тётя, младшая сестра мамы. Они прошли этой же дорогой и они пришли к этому лесочку, увидели лежащих людей. Тётя по ногам узнала мою маму. Дальнейший путь мы продолжали вместе.
Мы приехали в Коканд.
Солнечный город. Добрый город, который приютил беженцев. Я тут же заболела тяжело.У меня пошли нарывы на голове, на ногах. Меня без сознания мама Анна Ильнична Хазановская унесла в больницу. Врач посмотрел на меня и сказал, это надо их вскрывать, но нет ассистента. Мама сказала, что она акушерка, и она поможет ему. Мне вскрыли нарывы и оставили в больнице. Маму взяли санитаркой, попросила, чтоб её оставили.
Меня нельзя было одну оставить, там не было детского отделения. Потом я очнулась, стала ходить. Меня подкармливали больные.
Леонид: Вы выписались из больницы, стали там жить. И что вы ели, много фруктов было?
Ася Семёновна: Очень тяжело было… О фруктах речь не шла, потому что всё надо было покупать. Тётя работала на вязальной фабрике. Получали гроши. Маму научили торговать. Кусок мыла резала на квадратики ниткой жёсткой. Потом шла в аул
и брала там урюк. Муку доставали, варили затируху. Бабушка вскоре умерла. Она свой хлеб отдавала мне. Так получалось, что я оставалась дома всегда одна…
Конечно, меня ж выпускали на улицу. Русских детей я там не знала. С узбекским мальчишкой я дружила. И мама говорила: «Идите к его деду». Он работал в чайхане, и нам наливал чая.
Один раз я ушла или меня забрал кто-то... Искали сначала всем двором, мама сбилась с ног искавши меня. И вдруг она увидела, что идёт цыганка и несёт меня на руках. Принесла меня мама домой и больше почти не выпускали одну.
Землетрясения были.Часто, но небольшие. Одно землетрясение помню. Как прыгала крышка на кастрюле, шевелился мешок с урюком, соседка кричала в окошко: «Ася, открой окно». Я же была заперта. Но я говорила: «Нет, мама не разрешает».
А потом мама прибежала и меня вытащила. Ну, дом наш устоял.
Леонид: И потом вас нашёл папа.
Ася Семёновна: Через Красный Крест. И даже прислал посылку, где были бумага белая и кусочек белого мыла. Моя тётя даже подумала, что это пудра. Она же молодая была. Мы так были счастливы, что отец нашёлся, что он жив. Папа говорил потом уже после войны, что весёлым фильмам о войне ты не верь, Ася. На войне очень страшно. И он один раз мне сказал: «Мой земляк с нами был. Шёл бой, он меня толкнул, я упал в воронку, а он лёг сверху. А потом я стаскивал с себя мёртвого парня. В него попала пуля».
Папу пощадила война, он остался цел.
День Победы помню. Люди радовались, какие-то музыкальные инструменты звучали. Люди плакали. Мои мама и тётя плакали. А потом мы уже собрались в дорогу.
Сначала на вокзал пришли и пытались выехать как-то, это было невозможно. Столько было людей, столько было тесноты, столько было воров. Наши две подушки единственные даже разрезали, потому что думали, что мы деньги везём.
Мама поняла что меня некуда деть, и ночь наступает. Ей удалось меня устроить в детприёмник. Помню ясное солнечное утро, меня расчёсывает воспитательница или работница детприёмника, а мама стоит под окном и смотрит.
Потом мы приехали в Гомель. Дом наш устоял. Он весь был изрешечён пулями. Потому что там был сначала немецкий штаб, потом русский. А одна стена вся была искорёжена пулями. Наш дом помогли сохранить монашки, которые дружили с нами. Это очень большая ценность была. Они любили нашу семью. Дом был страшный – не зайти. Сначала выселили тех, кто там жил. Потом стали кипятить в печи воду и обливать кипятком стены, потому что было очень много клопов. Потом заселились. Мама пошла на работу старшей акушеркой.
В детский садик я плохо ходила, потому что беспрерывно болела. Приходилось оставлять. То ли у родственников, то ли у монашек.
Леонид: А потом в декабре пришёл папа с войны.
Ася Семёновна: В конце 45-го года, моя мама в этот день белила печь, а я, услышала, что идёт папа (к нам забежали и сказали, что едёт Сеня)…
Моя мама села и не могла двигаться, чуть не сознание потеряла. А я побежала, надела на себя летнее платье, которое у меня было…И расчесалась.
Папа зашёл и говорит: «Боже, что это за девочка?»
«Это же я, твоя Ася!», – закричала я.
И папа, наверно, неделю сидел дома, пока из его шинели не сделали куртку, чтоб он мог идти на работу.
Леонид: Он работал заведующим магазином.
Ася Семёновна: Его очень уважали за честность, большую принципиальность.
Магазин в этом районе был лучшим. Его даже в то время называли «Магазин Азбеля».
Когда уже родители перехали в Витебск ко мне сюда на улицу Лазо, я говорила: «Папа, ты столько прошёл войн, заслужил, чтобы у тебя была квартира».
А он ответил: «Знаешь, у людей так не хватает жилья, а нам здесь очень хорошо.
У нас четырёхкомнатная квартира с малюсенькими спальнями».
Папа считал, что это хорошо и достаточно.
Он был «Отличником советской торговли». Много благодарностей в трудовой книжке.
Мама работала, но периодически. Потому что папа пришёл очень больной с войны. Ему ставили диагноз, чуть ли не туберкулёз. Надо были обследования, надо было лечение. Он был всегда очень худой, серый, усталый от этой жизни, от этих войн. Но, слава Богу, он был живой.
Леонид: После войны ты училась, стала врачом…
Ася Семёновна: Я окончила школу в Гомеле с медалью, потом переехала в Витебск вместе с мужем. Закончила мединститут. Я всегда старалась помочь людям: взрослым и детям. Люди были благодарны за это.
Леонид: Что бы ты ещё хотела сказать о своей маме, о семье?
Ася Семёновна: Война – это страшно. Особенно для детей. Война и дети несовместимы. А, когда дети на руках, это ещё страшней. И когда люди жалуются, что что-то не так в магазинах или на улице или не та погода…Самое страшное, когда за окнами война. Поэтому дай Бог мира, дай Бог твёрдого настоящего мира, чтоб люди опомнились и по-другому относились друг к другу.
Мама с папой прожили вместе почти 59 лет, родили двух сыновей, у нас трое внуков. Мама посвятила жизнь медицине, никому не отказывала в помощи. Потому что семья и здоровье – это главное.
Леонид ШУР
