Стояли солнечные и спокойные сентябрьские дни 2018 года. Я только что вернулся из командировки в столицу белорусского Полесья город Пинск. Одной из целей моей поездки – было посмотреть, узнать, что же осталось от еврейского Пинска, города, который занимает особое место не только в еврейской истории, но и в самом появлении на карте мира государства Израиль. И сейчас, положив на письменный стол чистые листы бумаги, я стараюсь в хронологическом порядке вспомнить все встречи, беседы, экскурсии по городу, поездки по району.

С прежним руководителем пинской еврейской общины Иосифом Либерманом я был хорошо знаком, несколько раз приезжал с презентациями журнала «Мишпоха», которые проходили в синагоге. Впрочем, такого деятельного человека, как Иосиф Яковлевич, знали многие. Возглавив еврейскую общину, он отдавал этому всё время: встречался с земляками, живущими в разных странах мира, принимал участие в работе еврейской школы, устраивал праздники, ходатайствовал об установке памятников, организовывал пленэры, спортивные турниры, выпускал газету и книги, заботился о кладбище, хотел сделать музей. Что-то закончено при его жизни, что-то находится в процессе... Иосиф Либерман ушёл скоропостижно…
Мой первый визит был к новому руководителю Пинского культурно-просветительского общества имени Хаима Вейцмана Марату Дурнопейко. Он многие годы работал вместе с Иосифом Либерманом, был его заместителем.
Марат Ефимович руководит туристической компанией, в городе человек известный.
– В середине 90-х, когда по всей Беларуси организовывались еврейские общины, и у нас появилась, – рассказывает Марат Ефимович. – Возможности были довольно скромные, а евреев в Пинске гораздо больше, чем сейчас. Например, на праздник Рош-а-Шона, еврейский Новый год, мы арендовали зал городского дома культуры и не могли усадить всех желающих. Я был одним из тех, кто организовывал культурно-просветительское общество в те годы.
Много наших земляков живёт в Израиле, США, других странах. Там были и есть организации, объединяющие выходцев из Пинска. В самом городе сегодня меньше 500 человек, которые чувствуют связь с еврейской общиной. Понятно, общие дела с нашими земляками из других стран – одно из основных направлений деятельности общественной организации.
Я занимался организацией встреч земляков и проведением совместных мероприятий. Кто-то ищет свои корни, кто-то привозит детей и внуков, чтобы показать места, где жили предки.
Недалеко от Пинска есть деревня Погост-Загородский. Там в годы войны было расстреляно всё еврейское население. Одна женщина, получив два ранения, сумела укрыть своего ребёнка. Она отползла в кучу с гнилым картофелем. Куча была настолько вонючей, что даже собаки не смогли взять след. Женщина спаслась. Она из семьи Круглых. Недавно умерла в Израиле.
Интересна история этой фамилии. В конце XVIII – начале XIX века приезжал в Погост-Загородский один из представителей знатного и очень богатого польского рода Голимбиовских. Сегодня уже никто не расскажет подробностей этой истории, но увидел он еврейскую девушку, и приглянулась она ему. А девушке приглянулся знатный шляхтич. Уговаривали её, а потом и проклинали родители, но потеряла она рассудок. Отношения еврейской девушки и знатного шляхтича зашли очень далеко. Род Голимбиовских не хотел даже слышать об этом. …Родила она ребёнка, произошло это в деревне Круглая, рядом с Погостом. И дали мальчику фамилию Круглый.
Сегодня в мире живёт много потомков этого мальчика. Не все знают историю происхождения своей фамилии. Недавно некоторые из них собрались в Пинске, потом поехали на фестиваль «Погост собирает земляков»...
Приехали также потомки Давида Боброва. Очень интересная личность. К началу войны Давиду было 30 лет. Житель Пинска, в 1939 году служивший в польской армии. Отец Боброва был хозяином мельницы и лесопилки, и поэтому Давида «за отца» перед войной арестовало НКВД и посадило как врага Советской власти в пинскую тюрьму, из которой он сумел сбежать с другими заключёнными, воспользовавшись неразберихой в первый день войны. В июле 1942 года Бобров был одним из организаторов в пинских болотах еврейского партизанского отряда имени Кагановича, которым стал руководить, после гибели первого командира Шлёмы Зандвайса. По воспоминаниям Давид был представлен к званию Героя Советского Союза, но, вместо этого награждён орденом Ленина. Умер в лесу от сыпного тифа. В Пинске на памятнике увековечено его имя…
Приехали в Погост-Загородский из разных стран люди разных национальностей, когда-то жившие в местечке. Встреча получилась запоминающаяся. Еврейская община Пинска приняла в ней участие.
– Хочу сохранить Музей пинской еврейской общины, начало которому положил Иосиф Либерман, – сказал Марат Дурнопейко, когда мы поднялись на второй этаж старого дома, в котором собраны многие интересные экспонаты.
На стенах картины художников, которые участвовали в пленэрах, организованных еврейской общиной. Среди работ, в основном пинских художников, есть заслуживающие внимание.
На длинном столе выставлены предметы быта, кухонная утварь, которой в прежние времена пользовались жители Пинска. Здесь же старая радиола, довоенный велосипед, пожелтевшие от времени газеты…
Всё это приносили в музей, передавали в дар общине пожилые евреи, которые хотели сохранить память о своём детстве, надеялись, что в создаваемом музее семейные реликвии будут в целости и сохранности.
Весной 2022 года я снова побывал в Пинске. Новый музей «Тропами еврейской истории», созданный на базе экспонатов, собранных Иосифом Либерманом, разместился в цокольном этаже школы «Бейс-Агарон». Площадь небольшая, но экспозия, исполненная со знанием и любовью, впечатляет. В этом заслуга в первую очередь основателя школы, раввина и мецената Моше Фимы и Татьяны Хвагиной, возглавившей творческий коллектив музейщиков, историков, дизайнеров. В музей приходят экскурсии, экспозиция постоянно пополняется и работы над его обновлением и совершенствованием продолжаются.
Еврейская община, и это тоже инициативы Иосифа Либермана, принимает участие в проведении республиканских и городских спортивных турниров. Теннисного – имени Якова Маркмана. Это был известный тренер, один из родоначальников большого тенниса в Беларуси. Сегодня в спортивной школе Пинска работает его сын Валерий Яковлевич Маркман. Турнир проходит ежегодно летом. Собираются ребята от 12 до 16 лет со всей республики. Приезжает 150 – 180 человек. Община награждает победителей и призёров подарками, медалями.
Проводит община и шахматный турнир в память об известном земляке международном гроссмейстере Семёне Фурмане. Были годы, когда на турнир приезжали именитые шахматисты из других городов.
Гордость пинской еврейской общины – это школа, в которой учатся мальчики и девочки со всей Беларуси. Пока мы ехали в школу, где учатся девочки, Марат Ефимович рассказывал:
– Мы благодарны Моше Фиме, который проявляет постоянную заботу и внимание о школе. Он из Великобритании, но его семья уже больше двадцати лет живёт в Пинске.
Дети обучаются по индивидуальным учебным планам. У одного склонность к гуманитарным предметам, ему увеличивают часы на изучение литературы, истории, у другого – к точным наукам, и он глубже изучает математику, физику. Выпускники школы получают вместе с аттестатом знания, которые даёт обычная школа плюс репетитор.
Школа для девочек – красивое четырёхэтажное здание по улице Островского 9а. У входа табличка «Частное учреждение образования “Средняя школа Бейс-Агарон”». И рядом на чёрной гранитной плите написано: «Школа носит имя лауреата Нобелевской премии в области экономики, уроженца Пинска Семёна Кузнеца (1901 – 1985)».
Наша первая школьная беседа была с заместителем директора по воспитательной работе Татьяной Ивановной Лецко.
– Девочки и мальчики у нас учатся отдельно. Мы ведём наборы с 1 по 11 классы. Обычно 8 – 10 учеников в классе. Есть классы по одному учащемуся.
Наши школьники занимаются по программе Министерства образования Беларуси и факультативно изучают национальную культуру и иврит. Национальная культура – это еврейские история, традиции, литература.
При школе есть интернат, и для девочек, и для мальчиков, где наши учащиеся живут. В школе мальчиков хороший спортзал.
Выпускники поступают учиться в университеты и колледжи Беларуси. Некоторые, чаще мальчики, продолжают учёбу за границей, в Израиле, США, в ешивах и университетах. Образование за границей они получают за счёт спонсорской помощи еврейских общин.
Из школы девочек мы отправились в школу мальчиков. И снова, пока едем в машине, Марат Ефимович уточняет некоторые детали школьного разговора.
– Школа религиозная. Учатся галахические еврейские дети (евреи по материнской линии). Много детей из смешанных семей. Есть из неблагополучных. В таких семьях сложно дать детям серьёзное образование. А здесь плюс к общему образованию работают обучающие и развивающие кружки, детям помогают распознать их талант. Родителям не надо платить ни за обучение, ни за проживание, ни за питание. И после школы никто не обязывает выпускников посвятить свою жизнь религиозной теме. Это личное дело каждого уже взрослого человека.
Мы встретились с директором школы Станиславом Станиславовичем Бизукоть. Педагог с большим стажем. Окончил Минский педагогический университет (ныне им. М. Танка). С тех пор в Пинске. Работал учителем истории и обществоведения в вечерней школе, заместителем директора по воспитательной работе и более двадцати лет директором средней школы.
– С первого дня работы директором школы был замечательный педагог Игорь Абрамович Каролинский. Когда я был ещё начинающим директором, он уже в образовании считался человеком первой величины. Ушёл на пенсию в 88 лет, имея 66 лет педагогического стажа.
Эта школа создавалась усилиями многих людей, но в первую очередь – Моше Фимы и Игоря Абрамовича Каролинского. Сначала были национальные классы при средней школе № 6, при Ставокской сельской школе. Мальчики занимались на базе бывшего оздоровительного лагеря Кончицы. Были трудности. Но потом построили здание по ул. Островского для девочек, а в 2014 году вступило в строй здание по улице Партизанской, в котором учатся мальчики. Мы преодолели период становления.
В школе хорошая материальная база: кабинеты с современным оборудованием, интерактивные доски, удобная мебель, в интернате – современные жилые блоки.
Многие наши учителя имеют большой опыт, достигли вершин педагогического мастерства. Игорь Абрамович Каролинский обычно говоря о возрасте некоторых педагогов проводил аналогию со старым вином: чем больше у него выдержка, тем оно качественнее.
По уставу школы мы не можем набирать в класс более 10 учеников. Практически у нас индивидуальное обучение. Ребёнок может начать обучение в школе с любого класса. Если, например, ученик пришёл в пятый класс, для него вводятся дополнительные занятия по ивриту.
С разрешения директора школы мы заглянули в некоторые классы. Немецким языком с педагогом занимался… один ученик. Не понадеешься «на авось»: вызовут – не вызовут, приходится каждый день учить уроки, – подумал я.
В школьной библиотеке говорили с заведующим Марией Ивановной Богатыревич:
– Сегодня дети увлечены интернетом, – сказала она. – Какие книги берут в библиотеке? И фантастику, и приключения, и исторические, и те, что изучают по программе.
Потом мы заглянули в столовую. Кашерно пообедали, нас угостили вкуснейшими булочками, которые выпекают здесь же.
Пинск – красивый город. Я был там три дня и выкраивал какое-то время, чтобы погулять по центру. Стояли дни золотой осени, и старые дома, подсвеченные осенним солнцем, радовали глаз. На улицах рядом с театром, музеем, костёлом сохранилось ощущение довоенной интеллигентности. И даже молодой человек, в сюртуке, с бабочкой, цилиндром на голове и тросточкой в руках (откуда такой каждый день появлялся?), конечно, выглядел, как театральный персонаж, но вовсе не казался инородным телом. На пешеходных улицах рядом с кафе (их много для небольшого города) под зонтиками стояли столики. Люди пили кофе, неторопливо беседовали, у меня это как-то больше связывалось со столичными манерами.
Погулять в такой день по набережной Пины – не только удовольствие, но и сеанс настоящей релаксации.
Мои хвалебные оды городу остановил человек, родившийся и проживший здесь много лет. «Представляете, какой Пинск был раньше? – спросил он. – Сказка, а не город. Сейчас что осталось? Пинск – это красивые девушки, идущие под руку с моряками, польская речь на улицах и много евреев. Моряков больше нет, как нет и флотилии в Пинске, польскую речь не услышите на улицах, а все евреи (или почти все) уехали».
С Татьяной Аркадьевной Хвагиной я был знаком давно, правда, заочно. Учились в одно время в университете: она – на филологическом, я – на журналистике. Её статьи о Пинске публиковались в журнале «Мишпоха». Я читал книги, краеведческие очерки Татьяны Хвагиной об истории Полесья. Приехав в Пинск, хотел встретиться с ней. Наша встреча состоялась накануне моей поездки в Мотоль, на родину первого президента Израиля Хаима Вейцмана. И речь зашла о его детских и юношеских годах.
– С именем Вейцмана связана история пинской гимназии. На стене здания висит мемориальная доска, где на двух языках, русском и иврите, написано об этом. Хаим Вейцман тепло отзывался об учителе химии Корниенко. Он заметил способности юноши, его интерес к предмету и стал заниматься с ним отдельно, разрешил самостоятельно работать в лаборатории. Это в дальнейшем подтолкнуло Вейцмана к научной деятельности.
Хаим Вейцман в воспоминаниях пишет, как выглядел в то время Пинск. Он был настоящей столицей региона. По прошествии времени Вейцман оценивал Пинск уже по-другому – как еврейский городок, который среди других выделялся активным сионистским движением. И в юности Хаим тоже приобщился к этим идеям.
В гимназии все предметы преподавали на русском языке, дома мальчик говорил на идиш, отец требовал, чтобы ему письма он писал только на иврите. Когда однажды Хаим написал письмо отцу на идише, Эйзер вернул письмо даже нераспечатанным. В такой языковой обстановке вырос будущий первый президент Израиля.
Отец Хаима Эйзер Вейцман занимался лесоторговлей. Работал тяжело. Не сидел всё время в конторе за столом, подсчитывая доходы. По осени нанимал 50 – 60 человек, которые валили до весны лес, складировали его недалеко от Агинского канала, а потом вязали плоты и сплавляли по Ясельде, Щаре, Нёману к Балтийскому морю. Эйзер зимой был в лесу. Однажды на него напали разбойники. Хорошо, что был вместе с работниками, и они сумели отбиться. К сплаву Эйзер привлекал старших сыновей. Хаим знал не понаслышке, что такое труд плотогона. Эйзер был хорошим хозяином, умел с людьми находить общий язык.
Мама Хаима, говоря сегодняшними словами, была дважды матерью-героиней. Впрочем, в то время это не было такой уж редкостью. Рохел-Лея родила пятнадцать детей, из которых трое умерли в младенчестве, а двенадцать выросли, стали самостоятельными людьми.
В Пинске сохранился дом, про который говорят «Дом Хаима Вейцмана». Хаим никогда не был хозяином этого дома, принадлежал он Григорию Лурье, представителю богатой еврейской фамилии. Но дважды Хаим вселялся сюда. Сначала во время обучения в реальном училище. Хаим был домашним учителем сына Григория – Исаака. Тогда было модно нанимать домашних учителей, как сегодня репетиторов. А Хаим нашёл и кров над головой, и заработок за то, что учил сына хозяина. Исааку Лурье тогда было лет десять. Тоже интересная личность, заслуживающая отдельного рассказа. Исаак (Александр) в 1918 году вошёл в состав Белорусской Народной Рады, провозгласившей независимость Беларуси. В течение двух лет был дипломатическим представителем БНР в Копенгагене, штатным сотрудником Чрезвычайной дипломатической миссии БНР в Берлине. А позже, в 1922 – 1927 годах, работал в МИД Литвы.
Много ярких личностей дал Пинск, и о каждой хочется рассказать. Но вернёмся к Хаиму Вейцману. Поработав несколько лет в Европе, он приехал в Пинск и снова стал трудиться на фабрике Лурье, а жить в его, уже знакомом доме. В это время Хаим забрал к себе родителей из Мотоля.
Иосиф Либерман в своё время добивался, чтобы на доме по улице Кирова, 21 была повешена памятная доска, сообщающая о том, что здесь жили Вейцманы. Власти отказали под предлогом, что не хватает научной точности.
Данные, что именно здесь жили Вейцманы, появились из карты Либиндигера, жителя Пинска, который ещё в довоенное время уехал в Палестину и затем уже после войны, нарисовал территорию гетто. Сам он во время войны жил вдалеке от Пинска и знал про гетто по рассказам и документам. Именно он обозначил угловой дом, как «Дом Хаима Вейцмана». Возникли вопросы: в этом ли доме жили Вейцманы, или в соседнем, или в том, что стоял во дворе? Мне кажется, где бы конкретно ни жила семья Вейцманов, к Пинску она имеет гораздо большее отношение, чем Сергей Миронович Киров, в честь которого названа улица. И если её переименовать, это не вызовет споров ни среди краеведов, ни среди архивистов. Правда, это может вызвать недовольство определённых политиков и части населения. Но это уже другой разговор.
Через узкий переулок от «вейцмановского» стоит другой дом. На нём мемориальная доска с портретом Шубитидзе – начальника штаба Полесского партизанского соединения в годы Великой Отечественной войны. Некоторые люди, впервые приезжающие в Пинск, говорят: «Вот дом Вейцманов, а вот и сам Вейцман», – и показывают на портрет Шубитидзе.
Эйзер Вейцман внушал детям, что единственный способ занять достойное место в жизни – это получить хорошее образование и много трудиться. К его советам прислушались все дети в большой семье. Девять из двенадцати получили университетское образование. «Дело по тем временам неслыханное», – отмечал сам Хаим Вейцман.
Назавтра рейсовым автобусом я ехал в Мотоль. Пятьдесят километров по золотой осени, прекрасные пейзажи за окнами, и путь показался незаметным.
Маленький городок на берегу реки Ясельда, украшенный всеми оттенками жёлтой и красной листвы, подсвеченный ласковым сентябрьским солнцем, выглядел красивым и приветливым.
Я спрашивал прохожих, как пройти к дому первого президента Израиля, и мне подробно рассказывали, как надо идти. Хотя пути от остановки до конечной цели – меньше километра. Я сделал небольшой круг, прошёл мимо мельницы, заглянул в этнографический музей, а потом мимо кафе – на Лазебную улицу, почти к озеру, к дому родителей Хаима Вейцмана.
В этнографическом музее мне сказали, что ключи от дома хранятся у соседки – бабы Христи.
По фотографиям, которые я видел в интернете, сразу узнал дом Вейцманов. Подошёл к соседнему, открыл калитку и постучал в дверь.
Через минуту на крыльцо вышла, опираясь на палочку, пожилая женщина и вопросительно посмотрела на меня. Мол, что надо?
– Баба Христя? – спросил я и, не дождавшись ответа, продолжил: – Можно поговорить с Вами?
– Раз пришёл, говори.
– Хочу посмотреть дом Вейцманов. Но это после, а пока хочу поговорить с Вами.
Меня предупредили, что баба Христя добрый человек: и поможет, и расскажет. Но вначале поворчит. Всё-таки девятый десяток отсчитывает. Мы уселись на крыльцо. Я задавал вопросы, а баба Христя рассказывала. Первые минуты я привыкал к её мягкому и мелодичному мотольскому диалекту, в котором слышал и белорусские, и украинские, и польские слова.
– Я родилась в Мотыле. Моя девичья фамилия Стасевич. Нас здесь много, Стасевичей, в Мотоле жило. По мужу я Белова. Муж у меня русский. Мотоль до войны был меньше теперешнего. Но евреев много жило, считай, третья часть. Была целая еврейская улица, и в других местах они жили. Я к ним за мацой ходила. В субботу шла по их улице, они меня к себе звали и мацу давали. Мой дед у них в магазине работал. Вспоминаю, как иду с бабушкой в церковь, она меня за руку ведёт, а они кричат: «Тэкля, зайди да мяне». А бабушка: «Атчапицесь, у мяне няма грошей». А они: «Мы табе на паверу дамо».
Работящие были люди: кузнецы, столяры, портные, сапожники. На себя работали и на продажу. Был базарчик и много еврейских магазинов. Торговали и конфетами, и материей, и разным железом. Бери, что хочешь, лишь бы рассчитаться мог. Синагога стояла, где сейчас музей, только ближе к моему дому. (В довоенном Мотыле было две синагоги – А.Ш.) И раввин, понятное дело, был. Субботу строго соблюдали. Даже лампу сами не тушили. Попросят, зайдёшь, потушишь, они тебе конфету или копеечек дадут.
По субботам они только гуляли по улице: туда-сюда. Школа была еврейская. И говорили все на своём языке, но мои родители и остальные понимали и даже сами говорить могли на их языке…
Мотоль на протяжении нескольких веков был тесно связан с евреями. А легенды и народные предания связывали их ещё теснее, чем было на самом деле. Даже в самом названии местечка многие видят еврейский след…
Первое письменное упоминание о Мотоле относится к 1422 году. В актах Литовской метрики написано, что «за паном Дарком 14 человек в Мотоли...».
Евреи появились здесь более чем через сто лет. Но одно предание отсчитывает историю Мотоля от корчмы, построенной по дороге из Пинска в Бездеж местным жителем Мотлом. Другая легенда – о столетнем мудром еврее Мотле, который предложил односельчанам спуститься к реке Голодок и заселить один из островов, чтобы спастись от частых набегов шведов.
Почти четыре века евреи жили в Мотоле. Любили, женились, рожали, умирали. Считали этот городок своей родиной. И хотя каждый год повторяли, как заклинание: «На следующий год в Иерусалиме», но о себе говорили почти как Хаим Вейцман: «Я – еврей из Мотоля».
В 1766 году в местечке проживало 98 евреев, в 1806 – 152, в 1847 – 222, в 1878 – 404 (18,8 %), в 1897 – 1354 (31,5 %), в 1921 – 1140 евреев (26 %).
Работали хедеры, где дети учились, проводились ярмарки, на которые съезжались продавцы и покупатели с окрестных деревень и местечек. В начале ХХ века на сукновальне Айзика Фишмана были задействованы четыре наёмных рабочих. В 1914 году владельцем сукновальни и паровой маслобойни был Иосель Померанц. Местная мастерская по выделке кожи принадлежала Арону-Берко Готлибу.
Как нередко случалось в еврейских местечках, община разделилась на две части. Они поддерживали Чемеринских, другие горой стояли за Пинских. Что они не поделили между собой? Сегодня, зная всю последующую историю, их споры выглядят горькими и смешными. Но тогда они готовы были идти стенка на стенку…
Первые заседали в мещанской управе, вторые – в молитвенном правлении общества. В феврале 1883 года Чемеринские подали жалобу Гродненскому губернатору о том, что Абрам Пинский явился на богослужение в синагогу в пьяном виде, и просили назначить вместо него раввином Шмуйлу Рубинштейна. Пинский все обвинения отмёл и пояснил, что призывал единоверцев молиться за государя императора и его семью…
Хаим Вейцман – из рода Чемеринских по материнской линии, коренных мотылян. Его отец, Эйзер Вейцман, приехал к родственникам в Мотоль на учёбу и познакомился с дочерью извеcтного мотольского арендатора Михаэля Чемеринского – Рахелью Леей. Свадьба состоялась в 1866 году. Хаим был третьим ребёнком в семье. В Мотоле прошло его детство.
Род Чемеринских оставил заметный след в истории местечка. Они жили тут со второй половины XVIII века. Среди них были руководители общины, старосты, раввины, казначеи, резники. В 1811 году шохетом в Мотоле был Мовша-Шлома Чемеринский (1775 – ?), в 1882 – 1900 годах мещанским старостой – Сроль Чемеринский.
Эйзер Вейцман непродолжительное время тоже был мещанским старостой. Хаим в своих воспоминаниях трогательно пишет о нём: «Помню отца стоящим в синагоге и ведущим молитву. Голос его до сих пор звучит в моей памяти, когда мне грустно или одиноко. И нередко несколько знакомых тактов синагогальной мелодии воскрешают в моей душе далёкие картины, казалось бы, навсегда забытого прошлого».
В 1913 году единственными врачом и зубным врачом в Мотоле были евреи, единственная акушерка – еврейка. Евреям принадлежали единственный склад аптечных товаров, три бакалейные и единственная галантерейная лавка. В 1920–30-х годах в Мотоле действовали отделения различных еврейских партий и организаций.
После переезда семьи Вейцман в Пинск дом в Мотоле продали купцу Песецкому. Но в местечке оставались жить Череминские – родственники Хаима по маме.
– Постреляли здесь всех евреев, – говорит баба Христя. – Мне тогда восемь лет было. Но я всё помню. Страшно было. На Илью это было в 1941 году. Праздник, жара стояла. Их по улице вели. Мужчин на день раньше увели. А женщины с детьми… Куда одни денутся? Конечно, знали они. Слышали выстрелы, когда мужчин убивали.
Бабушка меня за руку держала. Я чернявенькая была. Один полицай мотольский подошёл и говорит бабушке: «Внучка твоя похожа на еврейку, уводи её, а то застрелить могут».
…А евреи брели по улице, по песку, пыль стояла. Малюсеньких, грудных на руках несли. Молча шли. Я спросила: «Бабушка, почему они не плачут?» А она: «Не могут они плакать. Нечем им уже плакать». Вокруг охранники с собаками. Собаки лают. А они шли посередине улицы. А потом как начали стрелять. Наши мотольские люди выходили смотреть. Говорили, страшно было.
Один раненый еврей убежал, молодой хлопец, может 18 лет, может, меньше. У моего батьки в сарае прятался. Ночью ему еду носили, а мне интересно было. Я спрашивала бабушку: «Ты куда еду носишь?» Она отвечает: «Поросятам». А я говорю: «Кто поросятам ночью еду носит?» Три дня у нас посидел, а потом его в лес отправили. Всякие люди были, донесли бы полицаям, и нас бы расстреляли.
Хлопчик этот говорил моему батьке: «Алексей, останусь живым, отзовусь». Никто не знает, что с ним случилось. После войны евреи в Мотоль не вернулись, если кто и остался в живых. Их дома сохранились, и люди в них вселялись.
Мотоль был захвачен немецкими войсками уже на четвёртый день войны, 26 июня 1941 года.
В штабе войск СС при рейхсфюрере СС Гиммлере в эти же дни был утвержден план операции «Припятские болота», который предусматривал проведение первых массовых акций уничтожения еврейского населения, проводимых войсками СС на территории Беларуси. Мотоль значился в этом плане.
2 августа 1941 года каратели окружили местечко, а затем согнали на базарную площадь всех евреев. Мужчин – взрослых и детей – построили в колонну и объявили, что направят на работу. Под конвоем отвели примерно на километр от Мотоля в сторону деревни Осовница. Группу евреев сожгли в сарае в этой деревне. Остальных заставили копать себе ямы. Мужчин расстреляли в четырёх рвах. Местных жителей пригнали закапывать их.
На следующий день, 3 августа, оставшихся в живых еврейских женщин и детей собрали в центре местечка, потом отвели в урочище Гай, на полкилометра восточнее Мотоля, и расстреляли. Всего за эти два дня было убито 1550 евреев.
Весной 1942 при ликвидации гетто в Мотоле было расстреляно ещё около 1 500 евреев.
По данным Чрезвычайной Государственной комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков, всего в Мотоле было убиты или заживо погребено от 2400 до 2800 евреев. Из них около 1000 человек – беженцы из Польши в 1939 – 1940 годах, остальные – жители Мотоля и окрестных деревень.
На месте одного из расстрельных рвов у деревни Осовницы стоит памятный знак жертвам геноцида. В урочище Гай на братской могиле евреев тоже установлен памятник. Опубликованы неполные списки убитых мотольских евреев в книге «Память. Ивановский район».
Сегодня об истории Мотоля напоминают считанные дома, кусочек старого еврейского кладбища и исконные названия районов Мотоля: Маровятница, Гора, Потыща, Запылина. Правда, помнят их, пожалуй, только старожилы. Запылина – за рекой Пылина, а Корживка потому, что там был пекарский цех, в котором пекли вкусные коржи. В Мотоле до сих пор всю сдобу коржами называют.
Исконно мотольских в названиях улиц раз-два и обчёлся. Всё, как везде: площадь Ленина, улицы Калинина, Горького, Ворошилова. Какое они имеют отношение к Мотолю? Правда, недавно улицу Колхозную переименовали в улицу Ольги Мироновой. Она была директором Мотольской довоенной школы. Погибла в пинском гетто. Кстати, нет в Мотоле улицы, названной в честь знаменитого земляка – первого президента Израиля.
Утверждают, что ремёсла прижились в Мотоле с тех времен, когда здесь появились еврейские семьи. Евреи почти восемьдесят лет не живут в Мотоле, а деловая хватка у местных жителей осталось. Видно, хороший задел был сделан в старые времена. Здесь работают коптильный цех, колбасный. Кстати, выпускают «Колбасу еврейскую». Я купил её в местном магазине. Она хотя и не кошерная, но из говядины, без свинины.
Баба Христя ведёт меня к дому Вейцманов. Открывает калитку, заходим во двор, а затем большим старым ключом она отпирает двери.
В доме сырость и запах нежилого помещения, хотя видно, что когда-то дом был ухоженный.
– Не живёт никто, не топят дом, надо с ним что-то делать. Купил его в середине девяностых человек из Минска. Хотел здесь музей сделать, чтобы туристы ехали. Даже фестиваль придумал «Мотальскiя прысмакi», – рассказала баба Христя.
Говорят, не так давно хотели купить дом граждане Израиля, чтобы перевезти его в Реховот, туда, где находится музей Хаима Вейцмана, но прикинули, во сколько обойдётся перевозка, и от этой идеи отказались.
На стенах фотографии семьи Вейцман, на столе сувениры, наверное, оставленные туристами. И только в одной небольшой комнате старый шкаф и кровать из хорошего дерева. Судя по всему, ровесники этого дома.
– До войны дом Вейцманов стоял там, где теперь кафе, в самом центре Мотоля, – рассказывает баба Христя. – Сама, конечно, я этот дом не помню. А мама моя, она недавно умерла, прожила больше ста лет, говорила, что ещё Эйзера Вейцмана помнила.
Я рассматриваю фотографии, а баба Христя комментирует их. Я спрашиваю:
– Откуда знаете?
– Так столько наслушалась всего. И книжки здесь в шкафу всякие оставляют. Раньше, когда глаза хорошо видели, читала их.
В послевоенное время в этом доме была учительская детского дома, жилые комнаты для завуча и директора. Потом, когда в начале 60-х годов Мотольский детдом расформировали и он выехал отсюда, директор выкупил этот дом и перевёз сюда, ближе к озеру, в Лазебный переулок. Почему переулок называется Лазебный? По-русски – Банный. Вон и баня напротив стоит. Директор детдома подрезал третью часть дома. Большой он для него оказался. Это ж у Вейцманов было двенадцать детей, а у директора такой семьи не было. Жил тот директор в доме, пока не утопился.
– Как утопился? – не понял я.
– А вот так, среди бела дня пошёл на озеро и утопился. Говорят, поругался… Молодой был ещё…
Я ещё долго разговаривал с бабой Христей. Она рассказывала мне о мотольских новостях, о своей улице: «У нас здесь всего три дома стоит», о тех, кто приезжает посмотреть дом Вейцманов: «Поначалу много было гостей, а сейчас редко кто приезжает», о фестивале «Мотальскiя прысмакi»: «Поют, танцуют, выпивают и закусывают…».
– А где до войны хоронили евреев? – спросил я.
– На их кладбище, – ответила баба Христя, а потом добавила: – Только мало что осталось от того кладбища… Сходите, сами увидите.
Я отправился разыскивать еврейское кладбище. У остановки междугородных автобусов спросил у велосипедиста, ехавшего из грибов, и он на таком же сочном мотольском диалекте стал объяснять. А потом, посмотрев на меня, сказал: «Подожди десять минут, я грибы домой завезу и провожу тебя».
…Мы шли на кладбище, и мой новый знакомый поинтересовался, что я хочу увидеть. Я стал рассказывать про цель моего приезда, про то, что, возможно, дедушка и бабушка Хаима Вейцмана и остальные родственники Чемеринские похоронены там.
– Я родился в 70-м году, – сказал мой провожатый. – Евреи в Мотоле после войны не жили, но старики много про них рассказывали. И про то, как торговали: «Деньги любили, но не обманывали», и про семейную жизнь: «Они между собой женились. На двоюродных, троюродных могли. А дети ладные получались», и про то, как кушали: «Лишь бы что есть не станут, с голоду помрут, а не станут…», и как веру блюли: «Это у них первым делом было…»
Бывшее еврейское кладбище сегодня скорее напоминает мемориал. Участок метров 30 на 50, огороженный металлическим забором. Даже не видя захоронений, понимаешь, что это имеет отношение к евреям. Через каждых десять – пятнадцать метров на заборе прикреплена металлическая минора. У ворот табличка на трёх языках: иврите, английском и русском. Текст гласит: «Кладбище отреставрировано благодаря финансовой помощи господина Мартина Беркина из Лондона. Его предки проживали в Мотоле, и его прапрадедушка похоронен здесь». На зелёном газоне двадцать – двадцать пять мацев. Но чаще осколки надгробных памятников – то, что сумели найти на месте старого еврейского кладбища. Работы здесь были выполнены во второй половине 2004 года.
Назавтра в Пинске у меня была встреча с Эдуардом Львовичем Злобиным. Через пару часов общения я понял, что гуляю с «ходячей пинской энциклопедией». По его собственному признанию, к евреям не имеет отношения, «хоть бы на капельку найти». Но знает о пинских евреях всё, или почти всё. Дружит с пинской общиной в Израиле и по их приглашению в 2002 году гостил в стране. Историк-архивист, имеющий музейный стаж работы, автор статей по пинской истории. И очень приятный собеседник.
– В Пинске, куда ни повернись, увидишь часть еврейской истории города. Стоит высоченная труба. Её видно издалека. Про неё говорят: «Баня Хойник». Жил в Пинске Ханон Глоцер, банщик, держал городскую микву. Здание не сохранилось. И труба уже советских времен, но по-прежнему говорят «Баня Хойник», даже не зная, кто такой этот Хойник…
…Первым место работы Хаима Вейцмана была фабрика Лурье. И жила семья Вейцманов в доме Григория Лурье. Его предки из Могилёва. Один из них женился на дочери богатого пинского купца Левина. Тот Лурье прожил мало, но дал начало пинской династии. Семья владела большим участком земли. Его сын Давид открыл в 1850-м году банковское дело в городе, Моисей в 1880-м занялся деревообработкой. Начиналось всё со шпилечного производства. Потом появилось гвоздильно–шпилечное – потом фанерное. Сейчас это известное всей стране производственное объединение «Пинскдрев».
…У русского писателя Лескова есть замечательные воспоминания о Пинске. Он приезжал как корреспондент газеты «Северная пчела» писать о начавшемся строительстве железной дороги Белосток – Гродно – Антополь – Дубровица и далее на юг до Львова. Но после восстания Кастуся Калиновского 1863 – 1864 годов строительство прекратили, дабы не помогать развитию края и не содействовать крупным польским помещикам. Воспоминания Лескова называются «Из одного дорожного дневника».
Пинску посвящены три корреспонденции. Лесков описывает поразившие его еврейские похороны. Когда писатель обедал в Антополье в трактире, вошла местная помещица и с пренебрежением стала разговаривать с трактирщиком. Тот не выдержал и спросил:
– За что же Вы, пани, так ненавидите евреев?
– За что вас любить? – с возмущением спросила помещица. – Вы нашего Христа распяли.
– Пани, ну что Вы такое говорите? – суетливо возразил трактирщик. – Это же не наши, не антопольские распяли, а ружанские.
Лесков отмечал, что у многих мужчин-евреев хорошее европейское образование. Они учились в университетах России, Германии, Швейцарии, в Риге, Дерпте. И в то же время сохраняют все еврейские традиции, верят забабонам, в разные ниточки, которые надо повязывать на руку. Карлинских хасидов писатель и вовсе называл «карлинскими скакунами».
Мы беседовали в сквере напротив нынешнего Полесского драматического театра. Эдуард Злобин, продолжая экскурсию, сказал:
– Нынешний театр – это дом лесопромышленника Боярского. Здесь находился первый в городе синематограф. Пинск был культурный город: работал театр братьев Гольцманов, в 1901 году открыли театр Корженевского. Между прочим, самый крупный в Минской губернии: с залом на 1000 мест, механической сценой. Тогда в Пинске проживало менее 25 тысяч человек. Сейчас – 140 тысяч, а театр всего на 120 мест. Спектакли шли в основном на русском языке. Но было много гастролирующих театров, игравших на идиш. Всё же 18 тысяч евреев жило в городе, и абсолютное большинство из них идиш считало своим родным языком.
…У пинских евреев бытовал странный обычай: чтобы подчеркнуть своё благородное происхождение, они стали добавлять к фамилиям приставку «ди». У некоторых людей «благородные» приставки «ди» и «де» вошли в фамилии. Вроде, как у французов д,Артаньян. Только у евреев получилось Ди Лурье, Ди Вейцман.
…Отправились гулять с Эдуардом Злобиным по Пинску. Про каждую улицу, и, кажется, даже про каждый дом он готов рассказывать:
– Улица Крупская. Дом, который в народе называют Аргентинским. Где Аргентина, и где Пинск, скажете Вы и будете абсолютно правы. Дело в том, что в 1957 году довоенным гражданам Польши разрешили во второй раз после окончания войны воссоединить семьи, а попросту говоря, выехать в Польшу. Уехало немало, в том числе и евреев, которые через Польшу подались в Израиль. Среди них были и довоенные члены Коммунистической партии Западной Беларуси, которые на себе поняли, «за что боролись».
Советская власть заволновалась и решила в глазах международной общественности поднять свой престиж. В начале XX века часть пинских евреев выехала в Латинскую Америку. В Аргентине даже была создана община пинских евреев. Среди них советские дипломаты стали вести активную работу, обещали привезти в страну, где нет бедных и обездоленных. И двенадцать семей, которые не смогли устроиться в Аргентине, которых мучила ностальгия, вернулись в Пинск. Правда, им было обещано право в любой момент уехать обратно. Всех поселили в специально построенном «аргентинском» доме. Кто-то задержался в Пинске дольше, кто-то уехал быстро, но одиннадцать семей попрощались со страной Советов. И только одна семья пустила здесь корни. Представитель её – известный переводчик, писатель Карлос Шерман, недавно умерший в Минске. Он был председателем Белорусского отделения Пэн-клуба.
Два пинчука с довоенными корнями возглавляли Пэн-клубы соседних стран. Карлос Шерман в Беларуси и в Польше Ричард Капустинский, публицист, писатель. Родители Капустинского были учителями, жили в доме Колодных. В Пинске были две большие семьи Колодных. Более состоятельная жила в центре города по улице Костюшко, а та, что победнее, на улице Переца (ныне Суворова). Один из домов Колодных сохранился. Там висит мемориальная доска, посвящённая Ричарду Капустинскому. Из семьи Колодных вышел известный израильский политик Моше Кол.
Проходим ещё метров двести. Эдуард Злобин обращает моё внимание на дом, стоящий в глубине лужайки. Сейчас это кожвендиспансер. Исторически здесь был центр еврейской общинной жизни: размещались Талмуд-Тора (учебное заведение для мальчиков из малоимущих семей), Дом старца, еврейская больница. Здесь же была и синагога.
Еврейская больница работала до 1939 года. Здесь могли лечиться не только евреи, но названа так, потому что содержалась на средства еврейской общины.
Мы подходим к парадному подъезду. Эдуард продолжает рассказ и обращает моё внимание на металлический козырёк над дверями.
– Видите, на козырьке из металла, в орнамент вписана дата и русские буквы «ПЕБ». Это год реконструкции больницы и аббревиатура – Пинская еврейская больница. А с двух боков козырька – магиндовиды.
Сто лет назад в Пинске было 40 синагог. С той поры сохранилось пять зданий, в которых евреи молились: каменная синагога Перловых, действующая и поныне, каменная Конфедерацкая синагога и три деревянных, сейчас в них жилые дома…
Всего у нескольких пинских улиц в центре города сохранились их исторические названия. Первоначально власти сохранили улицу Александровскую и имени Ицхока-Лебуша Переца – известного еврейского писателя. Но в 1956 году опомнились и Александровскую улицу, названную в честь российского императора Александра, переименовали в Янки Купалы, а улице И.-Л. Переца дали имя Суворова в связи с тем, что в советском городе улица не может быть названа в честь еврейского реакционного националистического писателя. Формулировка была записана официальными инстанциями.
В послевоенные годы многое запрещалось. В Пинске работало два областных уполномоченных по делам религий. Один занимался вопросами РПЦ (русская православная церковь), другой – по культам (сюда входили католики, иудеи, баптисты и др.). Официально последняя синагога в Пинске была закрыта в 1962 году. Но верующие по-прежнему собирались в бывшей Китаевской синагоге на улице Коржа. Это здание снесли в конце 80-х годов.
Активистами были братья Бурдо, они прожили до 100 лет, Рубаха. Власти пытались оказать давление на них, их детей. Но бесполезно. Иногда власти принимали и вовсе анекдотичные решения. Например, горисполком запретил в рыбном магазине на Рыночной площади (в центре города) по четвергам продавать свежую рыбу, чтобы евреи к субботе (шабесу) её не могли приготовить.
Перейдя через железнодорожный мост, мимо складских помещений идём к старому католическому кладбищу. Сегодня там более 400 еврейских захоронений. Как это произошло? Эдуард Злобин обстоятельно рассказывает историю почти сорокалетней давности.
– Когда в конце 60-х годов в Пинске закрыли последнее еврейское кладбище и запретили там хоронить, возник вопрос о старом католическом кладбище. Оно тоже должно было быть закрыто, а впоследствии и снесено. Здесь собирались строить стадион.
У нас очень любят строить на месте кладбищ стадионы. Я заметил это во многих городах. Даже появился «чёрный» юмор: почему на кладбищах лучше бегать? – покойники жгут ступни.
Здесь произошло событие, о котором почти никто уже и не помнит в Пинске. Ксёндз предложил евреям хоронить своих собратьев по всем религиозным канонам на отдельном участке католического кладбища. Понятно, что ни ксёндз, ни евреи не могли сами распоряжаться участками на кладбище, оно находилось в ведомстве жилищно-коммунального хозяйства. Но у кого-то во властных структурах были родственники, у кого-то свояки, друзья. И после того как на католическом кладбище появились целые ряды новых еврейских захоронений, о сносе уже не могло быть и речи. По закону должно пройти 25 лет после последнего захоронения. Вот так католики помогли евреям, а евреи – католикам.
Однажды Эдуард Злобин с другом обнаружили на проезжей части Школьного переулка, на месте, где когда-то было старинное Карлинское еврейское кладбище, большую мацеву. Он позвал двух старых евреев, чтобы те помогли прочитать, кто же под этой мацевой был похоронен. Пришли Хаим Красинский и Марат Дурнопейко.
Хаим долго смотрел на мацеву, потом сказал:
– Я читать могу, но ничего не вижу.
А Марат Дурнопейко тут же добавил:
– А я всё вижу, но читать не могу.
Эдуард всё же нашёл человека, который и видел и читал, и узнал, что мацева первоначально стояла на могиле Давида Лурье. Это у его сына, Григория Лурье, жил в своё время Хаим Вейцман. Конечно же, любую мацеву надо убрать с проезжей части, найти ей достойное место. А уж тем более мацеву Давида Лурье. И решили перенести её на еврейский участок католического кладбища.
Сегодня Карлин – один из районов Пинска, и только краеведы или историки могут показать границу между когда-то отдельными и даже соперничающими городами.
Основным промыслом карлинцев в середине XIX века была продажа соли. Карлинцы держали монополию на этот важнейший продукт. Российское государство, конечно же, не хотело зависеть от евреев и решило забрать всю соль «под себя». Карлинское купцы покупали соль на Украине, где её добывали, и продавали затем по всему Северо-Западному краю. Но основные запасы оседали на карлинских складах. Недаром польский писатель и публицист Юзеф Крашевский называет Пинск «полесским Ливерпулем», а про сам город говорит, что это «жид, сидящий на мешке соли». В Пинске находилось много кораблей торгового флота, и порт был очень бойким местом.
Государство в противовес пинским купцам создает Юго-Западное акционерное общество, куда вошли даже представители императорской фамилии. Им выделили большие деньги под закупку украинской соли. Акционеры были уверены, что займут ведущее место на этом рынке.
Но карлинцы придумали ответный ход. Еврей по уставу не мог войти в состав акционерного общества. Но карлинские купцы договорились, чтобы туда вошёл поляк Войцех Бусловский. Ему подарили за это пароход. В 1852 году Бусловский стал акционером. Карлинцы снабдили его деньгами, и он купил на них соль, якобы для этого общества. Она была завезена на те же карлинские склады и не попала в продажу. Акционерное общество разорилось и рухнуло. Карлинцы подержали год соль на складах, потом выбросили её на рынок и снова стали контролировать цены…
В Карлине жили разные евреи: и наследники большого богатства, состоятельные люди, и обладатели драных сюртуков. Но всё же первых было больше. Карлин считался богатым местом.
Когда Советская власть в 1939 году пришла в Пинск, репрессиям и выселению в Казахстан, на Алтай, в Архангельскую область подверглись те, кого новая власть посчитала врагами: и христиане, и евреи. Евреев было выслано 970 человек. Вывозили в вагонах за четыре раза. Парадоксально, что, выслав этих людей «к черту на кулички», Советская власть тем самым спасла их от Холокоста.
Карлин мог бы стать еврейским музеем мирового значения под открытым небом. И туристы приносили бы денег не меньше, чем соль в своё время. Жаль, что не все понимали и понимают это. Иначе бы не сносили здесь постройки, которые создавали исторический фон города. Они были ещё вполне пригодны для использования их в разумных целях. В 1980-е годы два квартала Карлина было снесено – строили мясо-молочный техникум, потом пришла очередь гидромелиоративного техникума. Уже в новое время снесли пятнадцать карлинских вполне крепких домов – под студенческий городок. Это хорошо, что в Пинске думают о подрастающем поколении. Но неужели в городе не нашлось другого места для студентов?
…В двух домах по нынешней улице Советской жил дедушка премьер-министра Израиля Голды Меер, она сама не раз приезжала сюда. Напротив стояла синагога карлинских цадиков. Они жили между Пинском и Столином. В Столине был деревянный дворец, и чаще, особенно в конце XVIII – начале XIX века, они находились там. Ежегодно семья Карлинеров (так называли цадиков) переезжала с места на место. Это было потрясающее зрелище. Дорогая золочёная карета, большая живописная процессия двигалась по местечковым дорогам. В эпопею превращалось, когда очередной цадик выбирал себе постоянное место жительства – Карлин или Столин.
В конце XIX века несколько пожаров обрушилось на Карлин. В 80-е годы сгорела большая деревянная синагога, потом, в 90-е – старое здание синагоги Перловых. Теперешнее здание синагоги в Карлине построили после пожара в конце 90-х годов XIX века или в самом начале XX века. Она действовала до оккупации Пинска фашистами. После войны здесь был обычный жилой дом.
Когда начала возрождаться община в начале 90-х годов XX века, евреи попросили вернуть им здание бывшей синагоги. Но городские власти не спешили с решением. К счастью, в Пинске в бюро технической инвентаризации сохранился архив и старые польские планшеты – планы города, причём довольно подробные. Весь довоенный Пинск был разделён на участки, нанесены дома с фамилиями их владельцев.
Когда Эдуард Злобин с историком Маргаритой Марголиной, сейчас она живёт в Иерусалиме и работает в мемориальном комплексе «Яд-Вашем», обнаружили планшеты, было документально подтверждено, что здание принадлежало еврейской общине. К тому времени здесь жило четыре семьи. Три выехали быстро. Противилась только одна… еврейская. Её не устраивало новое жильё. В конце концов и они освободили здание. Оно было отремонтировано, хотя этот процесс был очень долгий. Всё делали согласно старым чертежам, только крышу упростили.
– Недалеко от синагоги Перловых, – продолжает рассказ Эдуард Злобин, – располагалась площадь Трёх карлинских синагог. Стояла двухэтажная деревянная Большая карлинская синагога, рядом – Конфедератская и синагога при женском ремесленном училище. Сохранилось до наших дней кирпичное здание Конфедератской синагоги и карлинская миква, правда, сейчас это жилой дом, и он перестроен.
Мы подошли к территории старого Карлинского кладбища. Его снесли после войны. Сейчас здесь школьный двор, зелёный газон, беседки. Здесь были похоронены основатель Карлинской династии цадиков Аарон бен Яков Великий (Карлинер) и его сын Ошер. Неподалеку от этого места под асфальтом дороги – могила отца первого президента Израиля Хаима Вейцмана.
Ушедшего не вернешь, и прошлого не восстановишь, но хотя бы знак на этом месте поставили, информационную табличку сделали. А то ведь асфальтом легко закатать всю память, а потом удивляться, откуда появились люди ничего не знающие, ничем не интересующиеся.
Этот день вместе с Эдуардом Злобиным мы заканчивали на квартире Романа Цыперштейна. В это же время к нему приехали два молодых парня из пинской ешивы. Я понял, что они не впервые здесь… Роман – необычный человек. Идишкайт буквально живёт в нём, но с еврейской общиной города общий язык не находится… С большой чёрной бородой, постоянно в кепке, Роман читал стихи на идиш. Мне казалось, что я попал в старый Пинск. Но хозяин квартиры подходил к компьютеру, включал еврейские мелодии и всё возвращалось в реальное время…
В магазине «Евроопт» увидел еврейскую молодую пару в традиционной одежде. Он – в чёрном сюртуке, шляпе, с пейсами. Она – в длинной юбке, чёрном полупальто, с платком, закрученным на голове. И никто из посетителей магазина не удивлялся. Наверное, это привычная картина. В Пинске работает еврейская школа, ешива.
Вспоминаю перекрёсток «двух евреев». Улицу, названную в честь Якова Давидовича Мошковского – советского лётчика и парашютиста, одного из пионеров парашютизма в СССР, пересекает улица, названная в честь Шаи Иосифовича Берковича – Героя Советского Союза, одного из руководителей комсомольско-молодёжного подполья и партизанского движения на территории Пинской области в годы войны.
Таким городом, как Пинск, можно гордиться. Теперь я понимаю, почему пинчуки, где бы они ни жили, при знакомстве первым делом загибают мизинец и сообщают: «Во-первых, я из Пинска». Говорят, в городе хотят поставить памятник жителю Пинска – человеку с загнутым мизинцем.

2018 – 2022 гг.