Когда он впервые услышал эту историю и от кого, Олег Григорьевич вспомнить не мог. Казалось, всю жизнь знал о ней и… толком ничего не знал. Слышал какие-то полунамёки, когда ещё ребёнком задавал вопросы, чтобы что-то узнать. Всё-таки интересно, что взрослые скрывали от него. Но они только злились и не хотели отвечать. Он особенно и не настаивал. Так, в одно ухо влетело, в другое вылетело.
Олег Григорьевич был ещё Олеженькой, как называла его бабушка, когда на какой-то семейный праздник собрались у неё дома. Отец сделал что-то не по бабушкиному нраву, она выстрелила в него глазами и сказала: «Ну конечно, их порода». Отец не стал с бабушкой спорить, он вообще никогда не спорил с ней, и разговор про «не ту породу» как-то сам по себе испарился.

Олег Григорьевич запомнил эти слова цепкой детской памятью и дома, когда по какому-то поводу был недоволен папой или мамой, говорил: «Конечно, их порода». Родители переглядывались и делали вид, что не понимают, о чём говорит их сыночек.
Второй раз Олег Григорьевич соприкоснулся с этой историей, когда учился в шестом или седьмом классе. Перед 9 Мая классная руководительница предупредила, что будет Урок памяти и надо принести фотографии своих родственников, которые были на фронте, и рассказать про них. Олег Григорьевич сказал об этом дома. Мама ответила, что её родители были ещё молодыми и сами в то время учились в школе, а про других родственников она ничего не знает. Предложила Олегу позвонить дедушке и спросить у него. Только долго говорить нельзя, потому что междугородный телефон дорого стоит. А отец заметил, что не надо тратить деньги на звонки и можно рассказать про второго деда.
– Правда, – сказал отец, – фотографии его у нас нет.
– Про какого второго деда? – не понял Олег Григорьевич, которого уже называли по-мужски – Олег.
– Как какого? – удивился отец Григорий Александрович. – У меня же был папа. Значит, тебе он дед.
– А почему нет его фотографии?
– Он ушёл на фронт, как только началась война в 41-м, и сразу погиб. А я родился в начале 42-го.
– Разве так бывает? – удивился Олег, который уже знал, как рождаются дети, но сразу не сообразил подсчитать нужное количество месяцев.
– Бывает по-всякому, – ответил Григорий Александрович, который был не рад, что затеял этот разговор.
Но Олег продолжал расспросы.
– Так твой папа – это муж нашей бабушки?
– Понимаешь, – стал объяснять Григорий Александрович, но его прервала жена:
– Дед погиб на войне и всё… Фотографии не сохранилось. Так и скажешь. У многих не сохранились…
Олег попытался найти фотографию деда у бабушки, но та рассердилась, услышав просьбу.
– Нет у меня фотографии. И вообще, ни дед он тебе никакой…
– А кто мой дед? – ничего не понимая, спросил Олег.
– Погиб и всё, – прервала бабушка разговор. – У меня голова болит, давление высокое.
Недосказанность занозой сидела в памяти, но никакого неудобства от этого Олег не ощущал. Он и про живого деда вспоминал, когда тот на день рождения присылал ему деньги. А про несуществующего – чего вспоминать.
…Прошло много лет. Олег окончил институт и начал работать. Однажды позвонил отец и спросил: «Когда у тебя отпуск?». «Записался на июль», – ответил Олег Григорьевич. «Вот и хорошо, к этому времени моя очередь на машину подойдёт. Поедем в Белоруссию на рыбалку, “Жигули” обкатаем. Я место присмотрел по карте в Ушачском районе – озёр миллион. И гостиница недорого. Без особых удобств, но мы же с тобой не сахарные – не растаем».
Так они оказались в Витебской области. Места действительно шикарные, и рыбалка хорошая. Но уже назавтра Олег Григорьевич понял, что маршрут оказался не случайным, и выбрал его отец не только по карте.
Сидели в лодке, рыбачили, и Григорий Александрович сказал, что где-то в этих местах родился его отец. А потом, через короткую паузу, добавил: «Говорят, и погиб где-то здесь».
– Его звали Александр? – спросил Олег Григорьевич.
– Бабушка у нас Екатерина Александровна, – ответил Григорий Александрович. – И я стал Григорием Александровичем.
– Почему? – не понял Олег.
– Я сам толком не знаю. Бабушка всегда злилась, когда спрашивал об этом.
– Но ты же знаешь, где он родился, где погиб, значит, что-то знаешь.
– Слышал от бабушкиных родственников, от отчима. Они все были однокурсниками. Прожила бабушка с отчимом недолго. Сам знаешь, какой у неё был характер.
– Что они тебе рассказывали?
– Мне ничего не рассказывали. Между собой говорили. Я собирал по зёрнышкам. Отца звали Семён.
– Значит, ты Григорий Семёнович. Тоже неплохо, – с улыбкой сказал Олег.
– Закончили два курса. Встречались. Хотели пожениться. Но его родители были против.
– Почему?
– Говорили, рано ещё, молодые. Дело, думаю, в другом. Не принимали они бабушку. Когда я родился, знать нас не хотели. Даже сказали, что бабушка – аферистка. Нагуляла ребёнка, а теперь ищет, кто бы его содержал. Обиделась она на всю жизнь.
– Почему были против бабушки?
– Они из богатых, а бабушка простая, деревенская. Бабушкин муж, когда они однажды ругались, сказал: «Конечно, тебе евреи нужны. Я не подхожу». Наверное, евреями они были и не хотели, чтобы сын женился на русской. У них это строго было.
– Так ты еврей? – Олег с удивлением посмотрел на отца и даже отложил в сторону удочку.
– Кто теперь скажет кто я? Никто!
– Значит, и я еврей, – настороженно сказал Олег. Только сейчас до него стал доходить смысл слов, сказанных отцом: «Ты особенно не рассказывай. Сам знаешь, как к ним относятся».
– Кроме тебя, никому не говорил, даже маме твоей.
– А как его фамилия была?
– Не знаю. У меня бабушкина фамилия.
– Без фамилии не найдём его могилу.
– Искать не будем, – ответил Григорий Александрович. – Какая разница, где похоронили…
Олег Григорьевич долго не вспоминал этот разговор. Но однажды, когда его утверждали главным инженером, пришёл домой и сказал жене:
– Долго проверяют мою анкету.
– Чего тебе волноваться?
– Отец рассказывал, что дед у меня был евреем. Может, какие-то родственники за границей. КГБ на то и комитет глубокого бурения, копать умеют.
– Чего? – не поняла жена.
И Олег Григорьевич рассказал ей всё, что знал о своей родословной.
Жене разговор не понравился, но она была умным человеком и не подала виду. Более того, перевела всё в шутку.
– Голова у тебя, наверное, еврейская. А вот с деньгами у нас могло быть и лучше. Неправильным евреем был твой дед. И вообще ты большой фантазёр.
Через пару дней Олега Григорьевича утвердили в должности, и он пожалел, что рассказал о своей тайне жене.
Но это предыстория. Теперь перейдём к главному.
Олег Григорьевич считал, что сны он никогда не видел. Может, так, а может, просто вспомнить ничего не мог из увиденного во сне. Но вслух об этом не говорил – повода не было. А на своё пятидесятилетие проговорился. За столом стали рассказывать о странных снах, и Олег Григорьевич сказал, что страдает бессонницей.
– Как? – удивились гости.
– Вот так, – ответил он. – Бессонница – это жизнь без снов.
И как будто этими словами ударил себя по голове. В эту же ночь ему приснился сон: краски были приятные, пастельные. Продолжался сон, как показалось Олегу Григорьевичу, долго. Хотя на самом деле он мог длиться всего десяток-другой секунд.
Он открыл глаза и спросил у жены:
– Не спишь?
– Ну, – сонно произнесла она.
– Я сон видел.
– Какой ещё сон? Спи. Ночь.
– Странный какой-то...
Жена окончательно проснулась и повернулась к нему.
– Ты? Сон? Выпил лишнего.
– Еврей сидит на лавочке возле палисадника и чертит что-то палочкой на песке.
– Откуда ты знаешь, что он еврей? – спросила жена.
– Чёрный сюртук, фуражка на голове. И лицо их, с бородой. Еврей, что я, не понимаю.
– А что чертил?
– Какой-то прямоугольник, и палочкой всё время тыкал в один угол.
– Говорил что-то?
– Что-то быстро-быстро, как ворона каркала, ничего не понял.
– Спи давай, – сказала жена, поцеловала его в щёку и повернулась на другой бок.
Утром, когда сели пить кофе, вспоминали вчерашнее застолье, кто и что сказал, кто и с кем танцевал, жена вдруг сказала:
– По-моему, вчера не было ни одного еврея.
– К чему это ты? – спросил Олег Григорьевич.
– К твоему сну. Разбудил меня, я потом
уснуть не могла. Лежала и думала, чего тебе вдруг еврей приснился. Ни на работе, ни среди знакомых нет никого. А на кого он был похож?
– Не знаю. Что-то знакомое в лице было.
– Может, чертил на песке новый двигатель? Что вы сейчас делаете? Как у Менделеева, тот же свою таблицу во сне увидел.
– Может, чертил? Надо подумать, – сказал Олег Григорьевич, всерьёз не принимая ни одного слова. Надо было что-то ответить, чтоб она не обиделась.
– Устал ты, – сказала жена. – Через две недели отпуск и мы поедем… – она стала рассказывать о том, что услышала в туристическом агентстве обо всех прелестях отдыха на Карибском море.
…Прошло месяца три. Отпуск, потом сдавали новый проект. Из головы Олега Григорьевича вылетел странный сон, и он мог опять уверенно сказать, что «страдает бессонницей».
Но однажды вечером жена решила развеселить его.
– Иду сегодня домой, – сказала она, – увидела на следующем доме за супермаркетом вывеску «Снимаю порчу, объясняю сны…» и чего там ещё. Представляешь, на чём стали зарабатывать?
– А что, – улыбнулся Олег Григорьевич, – идея неплохая. Пока есть доверчивые люди, можно зарабатывать деньги.
– Она совсем недорого берёт. Сто рублей, и объясняет любой сон.
– Ты туда заходила?
– Так, ради шутки. Спросила, что означает еврей, который рисует на песке палочкой прямоугольник.
У Олега Григорьевича от этого воспоминания почему-то сразу испортилось настроение. Жена почувствовала это.
– Я никому не сказала, что ты видел этот сон, – стала оправдываться она.
– Ещё чего не хватало, – ответил Олег Григорьевич, но любопытство всё же взяло верх. – И чего она тебе рассказала?
– Геометрические фигуры – к переменам в жизни. Ещё сказала, что ждёт дорога, будешь ходить по этой фигуре, пока не придёшь в точку, которую тебе показали на песке. Если еврей приснился – вещий сон.
Олег Григорьевич слушал жену, раздражаясь всё больше с каждым словом.
– Я всё же не с улицы человек. Столько лет живёшь со мной и веришь этим глупостям. Если заело любопытство, можешь в Интернете посмотреть, там ещё и не такую ерунду расскажут, – сказал он и встал из-за стола.
Этот разговор, наверное, что-то сдвинул в голове у Олега Григорьевича. И ночью ему опять приснился знакомый сон, причём повторился даже в мельчайших деталях, как будто был записан на плёнку и его снова прокрутили.
Олег Григорьевич приподнялся на локтях, посмотрел на часы – половина четвёртого утра, и снова опустил голову на подушку.
Жена почувствовала, что он проснулся, и даже поняла, почему это произошло, но притворилась спящей, чтобы не нарваться на неприятности.
И на следующую ночь еврей снова пришёл во сне с палочкой и стал рисовать на песке.
– Всё ты со своими гадалками, – зло выговорил Олег Григорьевич жене.
– Что он тебе, мешает? – спросила жена. – Спи себе и всё.
– Значит, мешает, раз не сплю, – ответил Олег Григорьевич.
Жена хотела посоветовать ему сходить к психиатру, но решила этого не делать. Неизвестно, как Олег Григорьевич отреагирует. Ещё подумает, что она считает его сумасшедшим. Но он и без её совета понял: «Пора».
Психиатр слушал Олега Григорьевича, ни разу не перебил, а когда он выговорился, стал задавать вопросы. Он подробно расспрашивал обо всём, что, казалось бы, ко сну никогда отношения не имело. Были ли конфликты на службе, доволен ли семейной жизнью, каким людям доверяет, а какие его раздражают. А потом спросил:
– Вы сказали, что еврей во сне кого-то вам напоминает. Кого?
– Кого? – повторил Олег Григорьевич. Он ни разу не задумывался над этим. – Что-то в нём есть от моего отца, а что-то… – Олег Григорьевич запнулся, он не хотел говорить, но это выскочило само. – А что-то в нём есть от меня.
Психиатр внимательно и долго смотрел на Олега Григорьевича, как будто пытался его принудить к правдивому ответу:
– Мы не говорили о ваших предках...
– Я плохо их знаю, – Олег Григорьевич перебил психиатра, не дав досказать ему до конца. Он боялся этой темы, не хотел, чтобы посторонние люди знали, кто был его дед. Хотя времена сейчас другие, но когда всю жизнь скрываешь что-то, времена уже не играют существенной роли. Это становится для кого-то «пунктиком», а для кого-то целой религией.
Психиатр почувствовал настроение Олега Григорьевича:
– Я не спрашиваю у вас конкретно. Но если кто-то, предположительно из ваших предков, может быть человеком, который приходит к вам во сне, советую узнать о нём как можно больше. В народе говорят: «Если снится покойник, надо сходить к нему на кладбище».
– Я не знаю, где похоронены мои предки.
– Просто поинтересуйтесь, кто они были. Может быть, этого будет достаточно.
Олег Григорьевич пожалел, что пришёл на приём к психиатру. Ему рекомендовали его как крупного специалиста, а он оказался очередным знатоком паранормальных явлений. Всё, что Олег Григорьевич считал пустой болтовнёй, он относил к этой категории.
– Вы верите в связь тех, кто там, – Олег Григорьевич показал пальцем на потолок, – и тех, кто здесь? – с иронией спросил он.
Психиатр сделал вид, что не заметил изменившегося тона разговора, и спокойно сказал:
– Что бы мы ни прятали в наших тайниках, – он дотронулся рукой до своей головы, – приходит время, нужен только повод, и всё вырывается наружу, и тогда приходят ко мне.
– Я понял вас, – сказал Олег Григорьевич и вышел из кабинета.
Ничего убедительного он не услышал, но решил: а почему бы действительно не узнать, кто был дед. Хотя бы узнать его фамилию.
История затянулась месяца на два. Но когда знакомый сон снова потревожил Олега Григорьевича, он решил заняться этим делом. «Отдам полдня, а там что будет, то и будет», – подумал он и поехал в институт, где учились его дед и бабушка.
В архиве никого не оказалось. Пришлось ждать, пока найдут сотрудницу. Она пришла недовольная и сказала, что для неё это просто дополнительная нагрузка. Но после большой коробки конфет, привезённой Олегом Григорьевичем, сразу подобрела.
– Говорите, поступили на учёбу в 39-м? Энергетический факультет? Будем искать, раз это очень интересует. Родственники?
– Дедушка друга, – торопливо ответил Олег Григорьевич. – Живёт в другом городе. Попросил помочь.
– Сейчас модно. Родословная. Где только раньше были? – женщина из архива разговаривала как будто сама с собой, не обращая внимания на Олега Григорьевича. Она время от времени повторяла: – Семён, Семён. Значит, фамилии деда ваш друг не знает. Странно как-то.
Она снимала со стеллажей папки, протирала пыль, скопившуюся за много лет, и когда дошла до нужного 39-го года, стала передавать их Олегу Григорьевичу.
Папок, перевязанных тесёмкой, набралось шесть штук.
– Здесь все документы по 39-му, – сказала женщина и спросила Олега Григорьевича: – Вы же приличный человек?
– Что случилось? – не понял он. – Неприличным документы не выдают?
– Оставайтесь здесь, я пойду. Вас закрою. Когда закончите работу, позвоните, – и уже открыв двери, добавила: – Если ваш Семён был нерусский, вы смотрите близкие имена. Был у меня один случай – искали еврея, так он поменял имя. Приехал из местечка, а здесь, знаете, Москва.
– Спасибо, – кивнул Олег Григорьевич, и ещё раз посмотрев на шесть пухлых папок, подумал: «Надо это мне всё?»
Но дверь закрылась, щёлкнул замок, и он решил, что неудобно сразу уходить. Надо посмотреть, что в папках.
Пожелтевшие листы бумаги, выцветшие чернила, вот и всё, что осталось от молодых ребят, которые когда-то здесь учились. Олег Григорьевич механически перекладывал документы, пробегал глазами текст. А вспоминал почему-то свои студенческие годы… Наверное, он бы так пролистал все шесть папок, но вдруг глаза упёрлись в его собственную фамилию. Это вернуло его к реальности.
«Бабушка, – подумал он. – Что про неё написано?»
– Студенты группы «32-б», – вслух прочитал он. И через строчку один Семён, потом ещё один.
Олег Григорьевич выписал их фамилии и подумал: «Всё или нет? Конечно, нет, – ответил он сам себе. – А если учились в разных группах. Надо искать дальше».
Теперь уже ничто не отвлекало его от бумаг. Он нашёл ещё одного Семёна и одного Соломона. Перечитал все документы: о помощи в строительстве Московского метрополитена, о работе в пионерской организации подшефной школы, о выборах в первичной организации Осоавиахима. Но самыми важными посчитал справки о материальном положении студентов. Там были указаны родители, их имена и отчества, кем работали, сколько зарабатывали. Всё это Олег Григорьевич выписал в блокнот. И когда уже решил, что можно попросить, чтобы его открыли, услышал, как в замке поворачивается ключ.
– Мне пора уходить, – сказала женщина, – если не успели, в следующий раз.
– Не знал, что у вас здесь так интересно, – раскланялся Олег Григорьевич.
– Интересно? – удивилась женщина. – За нашу зарплату...
Олег Григорьевич сел в машину и, когда выезжал со стоянки, подумал: «И что дальше? Три Семёна и один Соломон. Все из Москвы. Все евреи. Кто из них мой дед? Какой-то ребус с кроссвордом».
Вечером дома Олег Григорьевич сел за компьютер и стал решать задачу с четырьмя неизвестными. В интернете нашёл сайт «Память народа», где есть данные о погибших и пропавших без вести бойцах и командирах Красной Армии в годы войны.
Через полчаса сказал жене:
– Я знаю, кто был мой дед. И даже знаю, кто был прадед. Между прочим, в 1939 году – директор универмага «Торгсина». Как только живым остался?
Жена, не знавшая ничего про поиски Олега Григорьевича, подошла к компьютеру, удивлённо посмотрела на него и спросила:
– С чего это ты?
– Скабловский Семён Исаакович, родился в Москве в 1921 году, призван в РККА в Москве 26 июня 1941 года. Связь прервалась в
сентябре 1941 года. Можно считать пропавшим без вести в сентябре 1941 года, – читал по экрану Олег Григорьевич. – Отец Скабловский Исаак Соломонович. Москва… – после довольной паузы произнёс: – Есть две нестыковки. Слышал, он родился в Белоруссии, а здесь – Москва, – эти слова были сказаны не жене, Олег Григорьевич рассуждал сам с собой. – Как такого необстрелянного на фронт? Хотя 41-й год. Всё могло быть, – и теперь уже для жены: – Видишь, папенька не отмазал от фронта, хотя, наверное, мог.
– Откуда ты знаешь, что он Скабловский? – спросила удивлённая жена.
– В институте был, архив смотрел. Нашёл всех Семёнов-Соломонов. Посмотрел погибших. Понятна логика?
– Не отпускает это тебя.
– Хочу узнать, кто такой Исаак Соломонович Скабловский, мой прадед, – сказал Олег Григорьевич.
– Он нахрена нужен? – жена не скрывала, что ей это непонятно и даже неприятно слышать. Чужие люди, давно исчезнувшие с белого света, вторгаются в их жизнь. – Он тебе тоже приснился? Олег, ты сходишь с ума. Тебе нечем заняться?
– Мне есть чем заняться, – ответил Олег Григорьевич. – Я этим займусь.
Займусь-то займусь, но действительно, когда? Пару часов посидев в архиве, Олег
Григорьевич понял, что быстро это дело не одолеть. Девушка с читального зала поинтересовалась, что он ищет, и посоветовала:
– Наймите специалиста. Можете официально, через архив, можете частное лицо. Это будет дешевле.
– Лучше частное лицо, – ответил Олег
Григорьевич. Подумав, что при официальном заказе надо указывать паспортные данные. А потом, если возникнут вопросы, объясняй, для чего это тебе нужно.
– Я подыщу человека. Оставьте номер телефона.
На следующий день, после работы Олег Григорьевич встретился с мужчиной средне-неопределённого возраста, который представился как специалист по архивам.
– Ну-с, выкладывайте, пожалуйста, своё дело, – сказал он. – Обсудим возможности.
Олег Григорьевич рассказал, что узнал в архиве института и прочитал в Интернете.
– Что хотите узнать? – поинтересовался специалист по архивам.
– Мой друг интересуется родословной со всеми подробностями.
– Интересует 18-й век, 19-й?
– Это вы тоже можете? – спросил Олег Григорьевич.
– Зависит от того, можете ли это вы. Всё стоит денег.
– Моего друга интересует Исаак Скабловский. Откуда, кто и так далее. И, возможно, его родители.
Специалист по архивам назвал цену. Причём, попросил пятьдесят процентов вперёд, а если будет положительный результат, то ещё двадцать пять процентов премиальных. Олег Григорьевич не стал выяснять, за что он должен платить деньги, если результат не гарантируют. Его возмутила сумма, которую просили за работу.
– Вы не академик? – спросил он.
– Не хотите – не заказывайте. Решили снова стать евреем, значит, платите.
– Никто не хочет стать евреем…
– За всех не говорите. Мне всё равно: хотите – не хотите. Я даже фамилию у вас не спрашиваю.
Олег Григорьевич с минуту молчал, а потом сказал:
– Хорошо, начинайте работать.
– Как получу деньги, так и начнём…
К концу недели специалист по архивам позвонил Олегу Григорьевичу:
– Я готов, и вы, пожалуйста, тоже будьте готовы…
Они встретились в парке, уселись на лавочку.
Специалист по архивам достал из портфеля серую папку для бумаг, завязанную на бантик серой тесёмкой.
– Здесь ксерокопии документов по родственникам вашего друга. Как полагается, со штампом архива, всё проставлено: фонд, дело, опись, страницы, – развязал тесёмки, достал лист бумаги и стал читать.
– Скабловский Исаак Соломонович, 1899 года рождения. Родился в местечке Кубличи Лепельского уезда Витебской губернии.
– Ушачский район – это Белоруссия? – перебил его Олег Григорьевич.
«Вот и Белоруссия всплыла. Не у деда, так у прадеда», – подумал он.
– Возможно, надо свериться с картой, – сказал специалист по архивам и продолжил читать документ. – Отец Скабловский С.И., из служащих, убит контрреволюционными бандитами в 1918 году, мать Скабловская П.А. – домохозяйка. В 1918 году добровольно поступил в ряды Красной Армии и до 1921 года участвовал в Гражданской войне.
Специалист по архивам оторвался от документа и сказал:
– Биография хорошая. Член партии с
1926 года. Учился на рабфаке, потом пришёл на склад «Торгсина». Написано: «за присмотром за непролетарским элементом». В 1937 стал директором универмага «Торгсина». Вам понятна дата? Проверенные люди быстро занимали должности. Так что с вас ещё и премиальные.
– Это за что? – спросил Олег Григорьевич.
– Здесь, в документах, прописана национальность Скабловского И.С. Вам же это надо?
– Ничего мне не надо, – резко ответил Олег Григорьевич. Он забрал папку из рук специалиста по архивам и протянул ему деньги. – Без премиальных обойдётесь. Не такой уж сложный заказ.
– Никакой интеллигентности у людей не осталось, – сказал специалист по архивам и, не прощаясь, ушёл.
«Теперь я знаю про Кубличи, – подумал Олег Григорьевич, возвращаясь домой. – Кажется, когда-то мы с отцом там были. Название помню и больше ничего. Надо бы дождаться отпуска и съездить».
Дома он сообщил об этом жене. Настроения у неё от этой новости не прибавилось.
– Кубличи… Какие Кубличи? – переспросила жена. – Нам же понравилось на Карибском море. Ты сам хотел съездить туда ещё раз.
– Понравилось там, понравится здесь, – ответил Олег Григорьевич.
– Совсем с ума сошёл. Нашёл, что с чем сравнивать, – жена ушла на кухню, потом вернулась и сказала: – Правильно говорят: не связывайся с евреями, они до хорошего не доведут.
– Это ты про кого сейчас? – у Олега
Григорьевича даже глаза округлились после таких слов жены.
– Про деда твоего. Правильно твоя бабушка говорила про «их породу».
Олег Григорьевич пожалел, что завёл с женой разговор. Поехал бы на рыбалку, она бы не догадалась, куда и зачем. Но, несмотря на размолвку с ней, желания побывать в Кубличах у него не убавилось. Если уж говорить о «породе», то, наверное, он в отца: была у него черта довести любое дело до конца. Может, благодаря этому он всё же многого добился в жизни.
Назавтра Олег Григорьевич позвонил сыну. Когда-то он и сам с отцом съездил в Белоруссию и там узнал семейную тайну.
– Нет, папа, – с ходу ответил сын. – Мы с друзьями договорились в это время поехать в Таиланд. И вообще, как и что ты собираешься там узнавать? – спросил он. – Сто лет прошло. И никого из евреев там не найдёшь – всех в войну немцы расстреляли. Родственников не найдёшь, если они тебе нужны, в чём я сомневаюсь. Кто и что тебе расскажет? Или ты просто хочешь посмотреть те места? Тогда понимаю тебя. Но поехать с тобой не смогу.
Олег Григорьевич понял, что жена уже поговорила с сыном. Тот не хотел портить отношения с мамой и нашёл предлог, чтобы не поехать с ним.
– Я звонил в Кубличи, – ответил сыну Олег Григорьевич. – Разговаривал с директором школы. Она рассказала про местного краеведа. Дала его телефон. Только что говорил с ним. Обрисовал картину. Он сказал мне: «Приезжайте, поможете мне, а я помогу вам».
– Ну и настырный же ты, папка. В следующий раз тоже поеду, а сейчас, сам понимаешь…
Не будем ломать отпуск, – решил Олег Григорьевич, – незачем дома войну начинать. Карибы так Карибы. А я на выходные съезжу. Дороги здесь с гулькин нос...
Увидев кубличского краеведа, Олег Григорьевич переспросил:
– Это Вы Иван Иванович? Я с Вами по телефону говорил?
– Не сомневайтесь, – широко улыбнувшись, ответил краевед.
Олег Григорьевич ещё раз посмотрел на его странную одежду. Рубашка, галстук, а сверху телогрейка, спортивные брюки с лампасами и туфли из восьмидесятых годов на толстой платформе. А в довершение ко всему – настоящая зелёная баварская шляпа с пером. Поймав на себе взгляд гостя, краевед сказал про шляпу:
– Немцы подарили, самые настоящие.
– А что они здесь делали?
– На охоту приезжали, я им про наши красоты рассказывал. А Вы, наверное, клад ищете?
– Какой клад? – не понял Олег Григорьевич.
– Ваше дело, рассказывать или нет, – сказал краевед. – Как договорились: я помогаю Вам, Вы – мне.
– Чем я могу Вам помочь? – Олегу Григорьевичу становился интересным этот странный человек.
– Книгу я написал про наши Кубличи. Десять лет писал. А издавать никто не хочет. Только за свои. Где ж я найду деньги? Я, извините, инвалид по здоровью.
«И этот человек тоже хочет денег», – подумал Олег Григорьевич, а вслух сказал:
– Если есть за что, можно помочь.
– Я покажу Вам книгу, принесу счёт из типографии. Мне самому ничего не надо. Хочу, чтобы люди знали. Никто слушать не хочет.
– Вернёмся к этой теме, – сказал Олег Григорьевич. – Меня интересуют Скабловские.
– Есть одна интересная история. Но Вы с книгой дали слово, – торопливо напомнил краевед. И, не дождавшись ответа, продолжил: – Извините, если не клад, для чего Вам это?
Олег Григорьевич снова стал рассказывать придуманную историю о друге, который интересуется своей родословной, а он помогает ему в этом.
– А почему ваш друг сам не приехал? – поинтересовался краевед.
– Далеко живёт.
– Понятно, в Израиле. И чего им здесь не сидится?
Олег Григорьевич понял, что разговор с краеведом может быть долгим. Человеку нужно с кем-то поговорить, скрасить одиночество. Олег Григорьевич решил его поторопить и стал задавать конкретные вопросы.
– Что Вы знаете о Скабловских?
– У меня в книге две страницы про них. Богатые люди были, купцы 1-й гильдии. Лесом промышляли и льном. Здесь были льняные склады. А про лес – брали делянки, нанимали мужиков, вырубали зимой, а по большой воде сплавляли к Двине, там – до самой Балтики. Ещё отец Соломона, Исаак этим занимался. А после его смерти Соломон продолжил.
– Сын Соломона писал в документах, что отец из служащих, – у Олега Григорьевича возникло недоверие к краеведу. Не складывалась биография отца с биографией сына.
– Хитрый этот Соломон, – помахал пальцем краевед. – Я тоже вначале не всё понимал. А потом нашёл документы. Когда пришла революция, он понял, что это надолго. Добровольно отдал какую-то часть денег новой власти и пошёл работать. По лесному делу – сортировщиком.
– И никто не понял его хитрости? – с недоверием спросил Олег Григорьевич.
– Человек был знающий. Новой власти пригодился. И сына добровольно отправил в новую армию. Понимал, сыну нужна красивая биография. И к нему самому больше доверия.
– А про какой клад Вы говорили? – как бы между прочим спросил Олег Григорьевич, хотя это слово засело в голове.
– Сразу с этого надо было? – поинтересовался краевед. – Не поняли бы, в чём дело. Денежки у Соломона, конечно, были. Не всё же он отдал новой власти. Дворовому псу и то понятно. Однажды ночью к нему пришли бандиты. В 18-м году их много было. Соломон в отказ: «Нет денег, всё отдал новой власти». Били его, пытали, а он ни в какую. Жалко было, всю жизнь копил. Думал, помучают и отстанут. А бандиты его убили. Хорошо, ещё семью не тронули.
– Что стало с семьёй?
– Продали дом и уехали. Говорят, в Москву.
– Деньги Соломона не нашли до сих пор? – заинтересовался Олег Григорьевич. Он не собирался искать клад, но его заинтересовала история предков.
«И сына на Гражданскую отправил, и сам не испугался бандитов, видно, крепкий был орешек, – подумал Олег Григорьевич. – А бабушке не нравилась их порода. Действительно – порода, есть о чём говорить. Теперь понятно, в кого дед: добровольцем ушёл на фронт, сразу на передовую. Не местечковые евреи, а сплошные герои».
– Новые хозяева дома ещё до войны всю территорию перекопали, – краевед вернул Олега Григорьевича к разговору. – Пол подняли, в сараях всё перевернули, на чердаке. Говорят, даже печки перекладывали. И ничего. В войну здесь партизанская блокада была, дом сгорел. Потом пепел просеивали, головешки руками перебирали. Где-то спрятал Соломон – и концы в воду.
– Сколько лет было Соломону, когда его убили?
– Ровно пятьдесят, – ответил краевед.
Этим ответом он как будто ударил Олега Григорьевича по голове.
«Пятьдесят… И мне было ровно пятьдесят, когда приснился этот еврей… Не слишком ли много совпадений?» – подумал Олег Григорьевич.
Не веривший ни в какую мистику, он вдруг стал сомневаться: а может, действительно, есть что-то вокруг нас, чего он не понимает и поэтому напрасно отрицает.
– А где стоял их дом? – спросил Олег Григорьевич.
– Скабловских? – переспросил краевед. – Место показать могу, но Кубличи сейчас другие. От довоенных, считай, ничего не сохранилось.
«Еврей сидел на лавочке перед палисадником и чертил что-то палочкой на песке. Надо посмотреть. Может, узнаю это место» – подумал он.
– Далековато будет. Лучше на машине. Переедете площадь – и по улице напрямую. Около зелёного забора остановитесь. На этом месте стоял дом Скабловских, – сказал краевед. – Мне с Вами ехать?
– Спасибо, найду сам.
– Вы не забудьте про книжку. Слово дали, – напомнил краевед.
По кубличским понятиям, до дома за зелёным забором было далековато, а так чуть больше километра. Олег Григорьевич, не выходя из машины, осмотрел место. Палисадник, куст сирени, цветы. Дальше дом, три окна на улицу, и высокое крыльцо. Это место или не это он видел во сне? Мог здесь еврей рисовать палочкой на песке или не мог? Разве поймёшь...
– Ко мне приехали? – у открытой калитки появился мужчина и оторвал Олега Григорьевича от раздумий. – С машиной что-то случилось? – спросил мужчина.
Олег Григорьевич вышел из машины и с недоумением посмотрел него.
– Чего приехали? – не понял мужчина. – Где прочитали объявление: в Лепеле, в Ушачах или в Полоцке? Автослесарь – это я.
Олег Григорьевич выслушал и, долго не задумываясь, решил: это хороший повод завязать знакомство с хозяином дома. Для чего ему нужно было это, он и сам не знал.
– Стучит двигатель на холостых оборотах, и всё нет времени заехать, чтобы посмотрели. А здесь появилось полдня, – двигатель, действительно, стучал и Олег Григорьевич после возвращения домой собирался заехать на станцию техобслуживания.
– Вы к нам из самой Москвы? Будет в лучшем виде. Заезжайте во двор, – сказал мужчина.
Пока он осматривал машину, заводил её, копался в моторе, Олег Григорьевич, спросив разрешения, обошёл вокруг дома, даже потрогал руками старый фундамент, выложенный ещё из камней. Потом достал телефон и сделал несколько фотографий.
– Придётся покопаться, – сказал мужчина. – Так сразу и не скажу. Может, клапан, а может, распредвал, или коленвал, или поршневая. Но это не смертельно. У меня сегодня срочная работа, скоро приедут за машиной. А Вы приезжайте завтра с утра, за полдня всё сделаем.
Завтрашних полдня в запасе были. Олег Григорьевич собирался в Ушачах переночевать. Съездить на какое-то озеро, порыбачить, а к вечеру отправиться в Москву.
– Завтра приеду, оставлю у Вас машину. Вы завезёте меня на какое-нибудь озеро или речку? Порыбачу, душу отведу. А когда будет готово, заедете за мной?
– Без проблем. Озёр у нас на всю Москву хватит, – сказал мужчина. – Родственники здесь или купить что-то хотите? У нас здесь много москвичей и вообще с России.
– Родственники когда-то были здесь, – ответил Олег Григорьевич.
– Я нелюбопытный, – сказал мужчина. – Но интересно, чего Вы мой дом фотографировали?
И Олег Григорьевич в который раз рассказал придуманную историю про своего друга и его предков.
– Евреи, что ли? – уточнил мужчина. – Так от того дома и следа не осталось. Разве только фундамент. И то мой дед добавлял, когда ставил этот дом…
Ночью в ушачской гостинице Олег Григорьевич долго не мог уснуть. То ли от непривычного места и некомфортной кровати, то ли оттого, что разные мысли лезли в голову.
«Пока этот сон не приснился, не думал обо всём этом. Евреи, Кубличи… Может, права жена, зачем мне это надо? И сын, наверное, считает, что у меня ум за разум заходит. Ну хорошо, узнаю про Скабловских. Что дальше? Выиграю миллион в лотерею? Что мне не сидится спокойно? Или, действительно, бабушка была права, когда говорила, что “это их порода”. И “порода” диктует, и её не выковыряешь».
Утром, часам к десяти, Олег Григорьевич был в Кубличах.
– Поздно спите, а ещё на рыбалку собрались, – сказал автослесарь. – Действуем по плану?
– Как договорились, – ответил Олег Григорьевич.
– Вы интересовались старым фундаментом, так я Вам вчера забыл показать. У евреев дом был большой, они богатые. Деду такой был не нужен, и он поставил дом только на части их фундамента.
Автослесарь отошёл шагов на десять и показал на пирамидку, сложенную из булыжников.
– Это один угол фундамента, – сказал он. – Авон, видите, ещё одну пирамидку? Второй угол. Можете представить прямоугольник старого фундамента? – автослесарь прошагал от одной пирамидки к другой.
– Куда делся остальной фундамент? Одни углы остались? – спросил Олег Григорьевич.
– За столько лет… Разобрали. Чего булыжникам без дела лежать?
– А углы чего остались?
– Руки пока не добрались. Садитесь ко мне в машину. Я отвезу на озеро и возьмусь за дело.
Олег Григорьевич нашёл на озере мостки и стал ловить рыбу. Клевала плотва и краснопёрка. И вдруг, даже непонятно в какой момент, ему показалось, что прямоугольник старого фундамента дома совпадает с прямоугольником, который рисовал еврей во сне. Олег Григорьевич сошёл с мостков, нашёл на берегу палку и нарисовал на песке старый фундамент дома.
«Точно, – решил он. – Такой прямоугольник я видел во сне. А палочкой еврей всё время тыкал в этот угол, – Олег Григорьевич ткнул палкой в угол нарисованного им прямоугольника. – Это же ближняя пирамидка, сохранившаяся от фундамента».
В его голове мгновенно прокрутилось всё, что он узнал: про клад, про то, что Соломона убили в пятьдесят лет, а он впервые увидел сон на своё пятидесятилетие, и прямоугольники, которые, как ему показалось, совпадали.
Олег Григорьевич больше не ловил рыбу, ходил по берегу озера и ждал, когда за ним приедет автослесарь.
«Обманывать хозяина дома нельзя, – подумал он. – Надо обо всём сказать и разобрать булыжники в этой пирамидке».
Олег Григорьевич так и сделал.
– Клад, говоришь, – после некоторого
раздумья произнёс хозяин дома. – Давай сначала за ремонт рассчитаемся.
Он забрал деньги и спрятал их в карман.
– А теперь бери свою машину и вали отсюда. Это мой двор. Много здесь сумасшедших ходит. Клад искать будет у меня во дворе.
– Я, конечно, могу уйти. Но прямо в милицию и напишу заявление, что ты хочешь спрятать от государства клад. А это статья уголовного кодекса.
– Пускай найдут сначала этот клад.
– Разберут фундамент и найдут, – Олег Григорьевич сказал это таким уверенным тоном, что хозяин дома поверил ему.
Он пошёл в сарай, принёс лом и стал отбивать от пирамидки булыжники.
– Зубило у тебя есть и молоток? С двух сторон будет быстрее.
Олег Григорьевич тоже принялся за работу. И в это время калитку открыл краевед.
– Ждал Вас. Увидел, что приехали, решил счёт принести из типографии… – он не договорил до конца предложение.
В это время Олег Григорьевич откинул очередной булыжник, под ним лежал царский золотой червонец.
– Клад ищете? – прошептал краевед. – А я поверил Вам, – обратился он к Олегу
Григорьевичу.
– Тебя сюда кто звал? – крикнул на него хозяин дома. – Без тебя сумасшедших хватает. – И повернувшись к Олегу Григорьевичу, забрал у него с ладони найденную монету: – У меня целее будет. Давай дальше искать.
– Это не клад, – сказал краевед.
– Ты откуда знаешь? – снова крикнул на него хозяин дома.
– Богатые евреи, когда строили дом, клали в фундамент золотую монету, чтобы дом прочный был и богатство было. Традиция у них такая.
Хозяин дома вывернул ломом ещё несколько булыжников.
– Больше ничего нет, – разочарованно сказал он.
Олег Григорьевич снял рукавицы, положил рядом с развороченным фундаментом и вытер пот со лба.
– Червонец забирай себе, – сказал он хозяину дома. – Я своё уже нашёл.
– Что ты нашёл? – не понял хозяин дома.
Олег Григорьевич оставил вопрос без ответа и сел в машину.
– А как же книга? – вдогонку прокричал краевед.
– Давайте счёт из типографии, – сказал Олег Григорьевич…
Наутро он был в Москве.
– Ну, как съездил? – спросила жена.
– Нормально, – сказал Олег Григорьевич. – Теперь можно на Карибское море.
– Замечательно, – обрадовалась жена. – Отпустили тебя наконец твои евреи…
Вот такая история. Хотите – верьте, хотите – нет…