Восемьдесят с лишним лет тому назад произошло событие, которое до сих пор периодически сотрясает европейскую и российскую политику. Судя по названию очерка, речь идёт о печально известном Договоре о ненападении между Германией и Советским Союзом (нем. Deutsch-sowjetischer Nichtangriffspakt), который был подписан 23 августа 1939 года народным комиссаром иностранных дел СССР Вячеславом Молотовым и министром иностранных дел фашистской Германии Иоахимом Риббентропом. Так, например, в середине июня 2020 года президент России опубликовал статью «75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим», в которой изложил своё видение причин Второй мировой войны. По его мнению, заключённый с нацистской Германией Договор о ненападении был вынужденным и помог СССР подготовиться к будущей войне. Оставим анализ статьи специалистам, а просто попробуем рассказать, как события планетарного масштаба сказались на судьбах простых граждан.
17 сентября 1939 года шестисоттысячная группировка «непобедимой и легендарной» Красной Армии вошла на территорию панской Польши и устремилась на Запад. Уже к концу дня полк связи, где служил срочно мобилизованный лейтенант Моисей Гуревич из Москвы, без сопротивления достиг небольшого городка Несвиж, который находился в 30-ти километрах от бывшей границы. Полк расположился в польском военном городке. Выбор объяснялся просто – до прихода советских войск там размещались польские связисты. Казармы, складские помещения, гаражи и конюшни, мастерские, учебные классы, столовая и подсобное хозяйство после ухода польских войск остались в неприкосновенности и перешли в собственность Красной Армии.
В ближайший выходной день группа наших офицеров решила прогуляться по городу. Сначала зашли в заведение под названием RESTORACJA, где выпили вкуснейшего пива и съели по две порции сосисок с тушеной капустой. Далее компания разделилась – кто-то отправился отдыхать, а кто-то продолжил прогулку по центральной улице Несвижа, буквально на следующий день после вторжения переименованной в «улицу Ленина». Гуляющие офицеры прошли вперёд, а лейтенант Гуревич замешкался, так как заметил в витрине одного из маленьких магазинчиков почтовые и канцелярские принадлежности.
Тут следует сделать небольшое лирическое отступление. С раннего возраста лейтенант сочинял стихи и даже пару раз публиковался. Уже много позже он признавался, что его стихотворные опыты были, как бы поаккуратней выразиться, слабоваты. Возможно, если ты слышал вживую Маяковского, Есенина, Багрицкого, то собственные стихи покажутся далёкими от совершенства. Короче, поэтические строчки и рифмы в голове рождались, а записывать их не на что. Пожалуй, для этого лучше всего подойдёт общая тетрадь в линейку.
Лейтенант зашёл в магазинчик и замер. За прилавком стояла девушка лет восемнадцати, с пепельно-русыми волосами, ярко- синими глазами и довольно правильными чертами лица, за исключением, пожалуй, чуть крупноватого носа. Девушка что-то спросила по-польски и, видя, что покупатель никак не реагирует, повторила свой вопрос на идише. Неожиданно из глубины магазинчика появилась старая еврейка и сказала на русском языке с заметным акцентом:
– Что, пан офицер, желает купить?
От волнения у лейтенанта пересохло в горле. Он замешкался и молча показал на общие тетради, лежащие под стеклом на прилавке.
– Potrzebujesz notatnika w klatce lub linijce? – спросила девушка.
– Вам нужна тетрадь в клетку или линейку? – тут же последовал перевод.
Лейтенант не придумал ничего умнее, как сложить пальцы в виде решётки, хотя до этого собирался приобрести тетрадь в линейку. Девушка улыбнулась, подала толстую тетрадь в обложке синего цвета. Покупатель покраснел, по-прежнему не говоря ни слова, протянул советский червонец с портретом Ленина, не глядя скомкал сдачу, засунул её в карман галифе, пробормотал «До свидания» и покинул магазинчик.
– Zegnaj, panie oficerze, przyjdz ponownie! До свидания, пан офицер, приходите ещё! – услышал он на прощанье.
Через неделю лейтенант Гуревич знал почти всё: девушку звали Ита Малаховская, она жила в том же доме, где размещался магазинчик, с бабушкой Малкой, мамой Сарой, отчимом Соломоном, двумя братьями и двумя сёстрами. В семье Ита была старшей. Помимо торговли в магазинчике помогала воспитывать младших детей. Так как русского языка девушка не знала, а лейтенант на идиш помнил лишь несколько ненормативных выражений, то общаться приходилось через бабушку.
«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли, как выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!» (Михаил Булгаков уже написал эти строки, но до их опубликования было ой как далеко). И хотя слов порой не хватало, когда это было преградой для влюблённых?!
Зимой 1940 пришёл приказ о частичной демобилизации советских воинских подразделений, и лейтенант отправился в Москву. Перед отъездом он сделал Ите официальное предложение и заручился её согласием.
Вот несколько фактов из биографии Моисея Гуревича: «Родился в 1911 году в городе Могилёве, отец – еврейский коммерсант; в 1922 году семейство Гуревичей перебралось в Москву. В 1929 году окончил среднюю школу. Как выходец «из семьи служащих» поступать в высшее учебное заведение Моисей мог лишь только при наличии рабочего стажа. Пришлось два с половиной года работать монтёром на центральной телефонной станции Москвы. За время работы подал четыре рационализаторских предложения. В 1937 году окончил институт связи с присвоением воинского звания “лейтенант-инженер”. Был распределён в номерной институт со строгим названием “НИИ-100”, откуда и был мобилизован в начале сентября 1939 года».
Вернувшись из «освободительного похода», Гуревич приступил к работе в том же НИИ и начал собирать документы. Поскольку будущая семья предполагала жить в Москве, то для того чтобы жену, ещё и иногороднюю, прописали к мужу, необходимо было собрать уйму документов.
Что касается обмена личными письмами, то здесь возникла проблема несколько иного свойства – языковой барьер. Письма жених писал по-русски печатными буквами. К тому же следовало учитывать, что Несвиж только недавно вошёл в состав СССР, и письма на бывшую польскую территорию перлюстрировались особенно тщательно. Что и на каком языке писала невеста – история об этом умалчивает.
Приближался день рождения Иты – 13 марта, и, соответственно, встал вопрос подарка. Моисей, прирождённый научный работник, не мог не воспользоваться техническим прогрессом. Он отправился на улицу Горького, где напротив Центрального телеграфа размещалась студия грамзаписи, и через несколько дней в Несвиж отправилась крошечная грампластинка, на которой было записано его объяснение в любви продолжительностью около минуты. Достоверно известно, что начиналось оно словами: «Дорогая моя девочка!»
Наивный Моисей полагал, что его невеста уединится в комнате с патефоном фирмы «Патэ» и будет прослушивать звуковое письмо, пока не запомнит его наизусть.
Поначалу так и было, правда, пришлось подключить бабушку Малку для перевода отдельных слов и даже некоторых выражений. Затем пластинку захотели послушать сёстры и мама, затем две любимые подружки, и пошло-поехало. Слух о том, что Италэ получила из Москвы от жениха таинственный – выразимся современным языком «носитель информации», мгновенно разнёсся среди мишпохи. Даже из райцентра Барановичи приехали тётя и дядя с четырьмя детьми послушать пластинку с голосом Моисея. Что же, в провинции редко случаются события подобного масштаба.
16 января 1941 года Моисей Гуревич приехал в Несвиж. Стояла снежная холодная зима. На следующий день, 17 января молодые отправились на санях в городок Клёцк, где размещался районный загс, и расписались. Через несколько дней молодожёны уехали в Москву.
А теперь зададим читателям вопрос: что значат две недели в жизни человека, и что бы случилось, если бы молодожёны расписались чуть позже? Казалось бы, ничего особенного. Но дело в том, что Постановлением ЦИК и СНК СССР с 1 февраля 1941 года коренным жителям зарубежных территорий, освобождённых в сентябре 1939 года, было запрещено покидать места проживания. Если бы гражданка Гуревич Ита Алтарувна застряла в Несвиже, то она, несомненно, разделила бы участь нескольких тысяч евреев, в том числе своих родных, расстрелянных в октябре 1942 года и захороненных во рву, выкопанном в парке несвижского замка. Таким образом, 14 дней января в буквальном смысле отделили жизнь от смерти.
24 июня 1941 года лейтенант Гуревич попрощался с беременной женой, на Белорусском вокзале сел в воинский эшелон и отправился на фронт. Под Смоленском истребители расстреляли эшелон пулемётами. Поразила точность стрельбы немецких лётчиков: в центре каждого окна пассажирских вагонов находилось аккуратное пулевое отверстие. Запомнились первые убитые, первые братские могилы, паника и неразбериха. Двое суток простояли на станции Кардымово, и двое суток гоняли одну и ту же пластинку – «Синий платочек», другой пластинки в привокзальном радиоузле не было.
Можно считать, что Моисею Гуревичу исключительно повезло: на фронте он командовал дивизионными и армейскими радиостанциями, которые находились на некотором удалении от переднего края. Немцы старательно пеленговали местоположение узлов связи, обнаружив которые, пытались их уничтожить с помощью артиллерии, авиации и диверсантов.
В январе 1945 года капитан Гуревич был включён в команду, задачами которой являлись поиск и захват немецких учёных – разработчиков баллистических ракет «ФАУ-1» и «ФАУ-2». За период с марта 1945 года по ноябрь 1946 года в СССР было отправлено более двухсот немецких специалистов и около пятидесяти эшелонов с ракетами и соответствующим оборудованием.
После командировки в Германию майора Гуревича направили для дальнейшего прохождения службы в артиллерийскую Академию имени Ф.Э. Дзержинского на вновь создаваемую кафедру ракетной техники. В 1947 году он защитил кандидатскую диссертацию по тематике кафедры.
В ходе антисемитской кампании 1948 года Гуревича уволили из рядов Вооружённых Сил и, соответственно, из артиллерийской академии. Слава Богу, в НИИ-100 работали порядочные честные люди, Моисея помнили и, хотя «со скрипом», но на работу приняли. Через несколько лет его назначили начальником лаборатории, а после защиты в 1963 году докторской диссертации – начальником отдела.
В 1972 году автор этих строк посетил Несвиж. Расспросив местных жителей и узнав, что «евреев расстреливали в замке», он туда и отправился. На месте выяснилось, что в замке расположился санаторий республиканского значения, и городские власти, чтобы не травмировать отдыхающих, сровняли братскую могилу длиной более двухсот метров с землёй. Почва несколько просела, но с некоторого расстояния всё ещё угадывались очертания могилы. Самодельная металлическая табличка, прибитая к многовековому дубу, гласила: «На этом месте в 1942 году немецко-фашистские оккупанты и их пособники зверски расправились с мирными советскими гражданами. В 1960-х годах прах погибших перенесён на городское кладбище города Несвиж».
На городском кладбище неподалёку от входа была оборудована братская могила размером три на три метра, отгороженная металлической решёткой. Текст на мраморной дощечке, прикреплённой к ограде, гласил: «Здесь покоится прах мирных советских граждан, трагически погибших от рук немецко-фашистских оккупантов. Вечная память героям!». Никакого упоминания о евреях не было и в помине. Как можно было поместить останки тысяч людей в такой крошечной могиле, понять невозможно. Ответ напрашивался один: никто серьёзно перезахоронением не занимался, и где евреи приняли смерть, там они и лежат. Безусловно, находясь перед могилами родных людей, даже если ты их никогда не видел, следовало прочитать поминальную молитву, но оголтелый атеизм, вбиваемый большевистскими упырями в головы нескольких поколений, не давал такой возможности.
Моисей Сергеевич Гуревич проработал в НИИ-100 в общей сложности 63 года. В 1996 году, когда ему исполнилось 85 лет, перешёл на должность научного консультанта. В начале 90-х годов он освоил персональный компьютер, который ему выделили на работе, а с появлением в России Интернета стал активным пользователем «всемирной паутины».
Ита вела хозяйство, растила детей и внуков. Она скончалась в 2003 году. Моисей пережил её на четыре года и умер в возрасте 96 лет. Прах их покоится в Москве, в колумбарии Донского монастыря. В браке они прожили 62 года.
У Исаака Башевиса Зингера есть такие строки: «Человек может ни во что не верить, но где-то в глубине души у него всё-таки теплится ощущение, что смерть – это не конец. Жизнь – только глава в бесконечно длинной книге».
Потомков Иты и Моисея разбросало по всему свету: Австрия, Германия, Израиль, Америка и даже Тайвань. Некоторые из них живут в России.
Когда автора этого очерка спрашивают о его происхождении, он, ничуть не погрешив против истины, отвечает: «Я дитя пакта Молотова – Риббентропа».
Лев ГУРЕВИЧ
