Сколько поколений говорит о том, что время безжалостно, оно стирает следы, оставленные на земле и королями, и их верными слугами, и властелинами дум, и теми, чьё имя в собственном доме не все правильно выговаривали. И всё же XX век с его круговертью и беспамятством придал этим словам какой-то особый смысл. Казалось бы, всего несколько десятилетий назад Арона Григорьевича Костелянского в Белоруссии хорошо знали. Известный художник, искусствовед, общественный деятель. Человек, чьё имя было на слуху. А сегодня специалисты долго роются в памяти, чтобы наконец-то сказать:
– А, Костелянский, ну, как же, помним.
И неизвестно, говорится это ради сохранения собственного авторитета или действительно помнят. Это не принижает ни фигуры художника, ни сделанного им. Просто время такое.
Григорий Казовский выпустил в московском издательстве “Имидж” прекрасную книгу “Иегуда Пэн и его ученики”. И упомянул там об Ароне Костелянском. Этот художник никогда не был учеником И. Пэна, никогда не жил в Витебске, где находилась знаменитая художественная школа. Но, как говорится, не в этом дело. В книге помещены фотографии всех художников, о которых идёт речь, приводятся их биографии. И только у Арона Костелянского вместо фотографии – портрет работы его друга Меера Аксельрода и всё. Биография отсутствует.
И тогда мы решили хоть как-то восполнить этот пробел.
Арон Григорьевич родился в Бобруйске в 1891 году в состоятельной, работящей семье лесопромышленника. Отец владел деревообрабатывающими предприятиями. И заработал своё состояние головой, руками и ежедневным трудом. Необходимость работать и добиваться результатов прививалась детям с детства, а семья была большая – семеро детей.
Правда, проходил этот процесс не всегда гладко и просто. В детстве Арона определили учиться в хедер. Мальчик походил несколько дней на занятия и бросил это дело. Тогда к нему приставили почтальона, который отводил его на учёбу. Почему почтальона? Он был в форменной фуражке, и мальчику сказали, что этот дядя – полицейский. Но и это не помогло. Через некоторое время Арон всё понял и снова забросил учёбу в хедере. Потом его определили в классическую гимназию. Преподаватели отмечали его большие способности. А родственники до сих пор помнят такой случай. Старшая сестра Арона сдавала выпускные экзамены в гимназии и писала сочинение. Арон залез по водосточной трубе, заглянул в окно класса, узнал тему и написал для сестры шпаргалку.
Арон с детства увлекался рисованием. Когда у него под рукой не было бумаги, он разрисовывал обои. Отец не жалел денег на образование детей и, видя стремление сына, отправил его учиться в Киев в Высшую художественную школу, хотя к такой профессии, как художник, относился снисходительно. Жить было нелегко, материально помогали студенту и отец, и старшая сестра – Анна Григорьевна.
Все планы нарушила Первая мировая война. Арона, как и его брата Михаила, забрали на службу в действующую армию. Арон был ранен и долгие месяцы провёл в госпитале. Вероятнее всего, это ранение сказалось в дальнейшем на его здоровье. Во время, когда Арон лежал в госпитале, пришло страшное известие – умерла мама.
Всеобщее стремление к переменам коснулось и братьев Костелянских. После Февральской революции 1917 года Арон Григорьевич был избран в Совет солдатских депутатов. Брат Михаил вступил в партию большевиков. Впоследствии стал видным деятелем коммунистической партии. В 30-е годы возглавил партийную школу при ЦК Компартии Украины. Был репрессирован и расстрелян сталинским режимом в конце 30-х годов.
В 1920 году, в 29-летнем возрасте, Арон Григорьевич женился. Жена его, Дора Соломоновна Штерн, была на семь лет моложе мужа. Много раз от родственников Костелянского мы слышали о буквально трогательных отношениях, которые царили в семье. К сожалению, не сохранился портрет Доры Соломоновны, написанный Костелянским в те годы. На портрете читался не только почерк зрелого художника, но и все те чувства, которые испытывал уже познавший жизнь человек к молодой и красивой жене.
Отец художника, Гирш Костелянский, не принял новой власти, враз уничтожившей всё, что было нажито долгим и тяжёлым трудом. Он уехал в Польшу. В семье, по вполне понятным причинам, лишний раз остерегались упоминать его имя. Гирш Костелянский умер в начале тридцатых годов и был похоронен в Вильно. Сын долго переживал это полученное с оказией известие.
В 1921 году Костелянские, с только что родившимся первенцем Соломоном, переезжают в Минск. Арона Григорьевича буквально затягивает водоворот новой жизни. Он принимает активное участие в организации и работе Союза работников искусств. Его выбирают заместителем председателя этого Союза. Организует Союз художников Белоруссии и становится его секретарем.
И всё же художник – это не те должности, которые он занимает, и даже не то, как он ведёт себя на людях. Художник – это, в первую очередь, его работы.
У Арона Григорьевича не было мастерской (несмотря на занимаемые должности), и работал он дома. Однажды художник пригласил позировать старосту минской синагоги. Этот портрет, к сожалению, тоже не дошедший до нас, был для Костелянского особой работой. Это была память об отце, память об уходящем мире. Староста был пожилым человеком и, сидя в мягком кресле в тёплой комнате, начинал дремать. Арон Григорьевич развлекал его разговорами.
– Как вы живёте? Как питаетесь? – спрашивал художник.
– Мне в прошлом году сын несколько рублей передал, вот я и живу, – отвечал староста.
– А как вы спите в синагоге? Там же холодно.
– В пятницу мы топим. Значит, в субботу – тепло, в воскресенье – тоже. Понедельник, вторник можно потерпеть, а там среда, четверг – всего два дня. Ничего страшного. В пятницу мы снова топим.
Арон Григорьевич был максималистом во многих вопросах. Считал, например, что сын должен учиться в еврейской школе и говорить на идише. Мальчику трудно было общаться с друзьями. Большой город – не местечко. Здесь было принято говорить на русском языке. И мальчика вскоре перевели в русскую школу.
Каждое лето Арон Григорьевич выезжал в экспедиции. Собирали его всей семьей: штопали, чинили, ремонтировали вещи. Арон Григорьевич не был практичным человеком и не умел зарабатывать деньги. Наверное, семейный бюджет выглядел бы совсем плохо без вклада Доры Соломоновны, работавшей воспитательницей в детском саду. Костелянский ездил по местечкам и рисовал то, что казалось ему естественным, идущим от самой природы. Это были портреты простых местечковых жителей, с детства знакомые пейзажи родной земли. К тому же времени относится, наверное, самая известная работа Арона Григорьевича “Синагога в Наровле”.
Долгие годы в Витебском педагогическом институте преподавала математику Рахиль Ароновна Костелянская – дочь художника. Она активно участвовала в жизни еврейской общины Витебска. Мы часто встречались. Мне казалось, что она унаследовала отцовский характер.
– Отец был очень добрым человеком и, видимо, привлекал к себе людей. Не помню, чтобы он когда-нибудь повысил голос или выразил своё недовольство. Мы, дети, всегда чувствовали, что отец и мать любят друг друга. Помню, как стоят они вечером, прислонившись к печке-голландке, и поют еврейские, русские, белорусские песни.
Я помню, когда мне исполнилось 8 лет, на день рождения пригласили девочек из класса. (Это был единственный день рождения, который мне отмечали в детстве, поэтому он запомнился.) Все девочки были очарованы моим папой. Он развлекал, затевал игры, потом мы проводили девочек по домам. После этого долго в классе вспоминали о дне рождения и даже завидовали, что у меня такой папа.
У отца было много друзей: художников, поэтов, его учеников-студийцев. Помню, вечерами у нас бывало много гостей. Мама рассказывала, что бабушка – мамина мать Сара Александровна Штерн (в 1941 году она погибнет в Минском гетто), которая вела хозяйство и очень любила отца, как и он её, каждый раз потихоньку ужасалась: чем же угощать гостей? Жили бедно, но всегда пили чай, шутили, спорили, оживлённо разговаривали, занимались нами – детьми. Из друзей отца помню художника Меера Аксельрода, его брата поэта Зелика Аксельрода, художника Липу Кроля, художника Менделе Горшмана, бывал у нас Изи Харик.
В 2007 году Рахиль Ароновна Костелянская скончалась.
Арон Григорьевич был участником многих художественных выставок. В том, числе таких крупных, как “Юбилейная выставка искусств народов СССР”, которая состоялась в Москве в 1927 году. Он выставлялся на пяти Всебелорусских художественных выставках, которые проходили в Минске с 1925 по 1932 год. В 1932 году была издана его монография “Изобразительное искусство БССР”. Костелянским написано много газетных, журнальных статей. Он часто выступал с лекциями, докладами.
Ещё в двадцатые годы художник часто жаловался на головные боли, но всегда просил не говорить об этом жене. Незачем ей лишний раз волноваться. Боли усилились, в 1932 году Арон Костелянский ослеп. Его повезли в Москву в институт имени Бурденко, и там поставили страшный диагноз – опухоль мозга. Арон Григорьевич умер в возрасте 43 лет.
Судьба немилосердно обошлась с самим художником и его работами. В начале тридцатых годов разлившаяся весной Свислочь затопила квартиру Костелянского и многие картины погибли. Те, что удалось тогда спасти, сгорели в 41-м году, когда фашисты бомбили Минск и начались пожары.
Сегодня в Белорусском государственном художественном музее хранятся три работы художника Арона Костелянского: “Синагога в Наровле”, ”Швея”, ”Школьники”.
Аркадий Шульман
