Я сидел и думал каким словом описать эту фотографию. Но не один из обычно употребляемых суперлативов не показался мне в достаточной степени верно определяющим то, что я на ней увидел.
Да, фото уникально, да великолепно, да трогательно до слёз. Но здесь нечто более значимое, чем семейное фото. Это настоящее сокровище. Единственная фотография на которой можно увидеть мою бабушку Белю молодой.
Эта удивительная женщина, Беля Финберг (Кацман) родилась в 1905 году в деревне Мелешковичи, недалеко от Мозыря. Она третий ребёнок в семье Боруха и Миры Кацман. Кроме неё у них были сын Гершуль (1900-1939), дочь Броха (1902-1969), дочь Эстер (1907-1943), дочь Зельда (1909-1930), сын Абрам (1911-1997), сын Арон (1914-1995) и дочь Элька. Всего 8 детей.
Это была традиционная семья. По свидетельству Арона отец молился по утрам. Борух был кузнецом, по-белорусски ковалем. Жену Боруха Миру так и звали в деревне, Ковалиха. Она не работала, занималась детьми и хозяйством. Борух держал собственную кузницу.
Мелешковичи были до революции относительно крупным населённым пунктом, там проживали 500 семей. В селе были школа, медпункт, церковь, синагога, и имение помещика. Работали ремесленники – портные, сапожники, кузнецы, столяры, кровельщики, печники.
Семья Кацманов жила тяжело, но не бедно. Был свой дом, птица, корова. Засевался огород, растили картошку, заготавливали сено. Летом собирали ягоды и грибы и заготавливали их на зиму. Девочки овладели профессией портних, старший Гершель работал сапожником.
Осенью 1918 года семью Кацманов постигло горе. В принципе, жизни всех членов семьи моей бабушки разделились «на до» и «после того», что произошло. 15 сентября 1918 года отец семейства Борух Эльевич Кацман умер от испанского гриппа в возрасте 38 лет. Неделю спустя от той же болезни умерла малышка Элька. Огромная семья осталась без кормильца.
Стоит отметить, что эти ужасные смерти стали началом долгого периода испытаний, которые выпали на долю бабушкиных братьев и сестёр. В принципе с этого момента их судьба покидает условную зону комфорта. После 1917 года, с начала Гражданской войны Мелешковичи то и дело переходило из рук в руки воюющих сторон. Село находилось в зоне немецкой оккупации, его захватывали петлюровцы, партизаны Булак-Булаховича. Когда очередные бандиты удерживали Мелешковичи, речь идёт об осени 1919 года, семья бабушки пряталась в лесу.
Оставаться в лесу ночью из-за холода не представлялось возможным, и тогда Кацманов приютила хорошая белорусская крестьянская семья. Днём они, тем не менее, возвращались в лес.
До лета 1920 года село было оккупировано польскими войсками. При отступлении поляки убили и надругались над многими местными жителями. Конечно, особенно досталось евреям. Отступающие из села польские солдаты подожгли половину домов в селе и в том числе дом Кацманов. Старшего брата Гершуля угнали в качестве военнопленного. Он вернулся домой только спустя три года с полностью подорванным здоровьем.
После пожара бабушкиной семье пришлось скитаться по другим деревням. Хлеб себе зарабатывали тем, что сестры шили одежду для крестьян, как правило, за работу брали не деньгами, а натурой, то есть продуктами. Муж старшей сестры Семён Вайсман сапожничал. В Мелешковичи семья возвратилась в 1921 году. Волостной Совет выделил им однокомнатную квартиру в уцелевшем от пожара доме. В том же году все Кацманы кроме матери переболели брюшным тифом. В Мелешковичах был один фельдшер, и поэтому лечились в основном народными способами. Все чудом оправились.
Бабушкин муж Янкель скорее всего тоже родился в Мелешковичах. Янкель, красавец пришёл свататься к бабушкиной маме Мире, чем натурально поверг её и свою будущую жену в смятение. Бабушка Беля так и рассказывала: «Я не поверила, я думала, что надо мной смеются». Мать представила Янкеля своей дочери, которая густо покраснев, отложила своё привычное занятие, шитье.
Я не думаю, что у неё было какое-то формальное образование. Бабушкиной специальностью, на всю её жизнь стала её семья, я бы даже сказал её муж. Янкель, воспитанный в старых традициях, мечтал о преданной дому женщине и именно такой была бабушка Беля. Их старший сын Борух (Борис) родился в 1923 году. Позже в тридцатые годы появились Майя и Шимон (Семён), накануне войны родилась девочка Зина, которая позже умерла в поезде от голода по дороге в эвакуацию. И уже после войны в 1947 году, после переезда дома и семьи, в Мозыре родился мой папа – Михаил.
Они жили трудно, бедно. Беля натурально тащила на себе дом, и они много пережили пока в 1967 году не переехали в Минск. Чего стоит только одна смерть Семёна, умершего в пятидесятых от последствий перенесённого во время войны туберкулёза.
Бабушка вручную обстирывала парикмахерские, военных. Работала в огороде. Они держали козу, свинью. Однажды коза принесла козлят. И папин брат Семён дал им имена своих братьев и кузенов. Так в их дворе появились козлёнок Миша и Боря, козочка Майка.
Она обожала своих детей. Я никогда не забуду её, уже совсем не молодую, сморщенную и седую, сидящую в субботу утром возле своего почти шестидесятилетнего сына Бориса и смотрящую как он ест. Она подкладывала ему в тарелку добавку и что-то ласково говорила на идиш.
Как она готовила. Боже мой. Их с Янкелем дом притягивал к себе многочисленных родственников на протяжении десятилетий. И в Мозыре, и в Минске. На Пушкина, 8 в Мозыре у Финбергов была настоящая русская печь, в которой бабушка варила свои волшебные яства. Пекла, конечно.
Каждый день в течении всей своей жизни бабушка Беля просыпалась в 5 утра. К моменту, когда Янкель вставал, кухня уже пахла, картошкой, блинами. В Минске она успевала сходить на Комаровку за творогом, спуститься в погреб за вареньем. Она готовила самую вкусную в моей жизни (до знакомства с Катей) пшённую кашу. У неё было совершенно сумасшедшее жаркое после которого оставалось нечто, что на идише называлось ёйх. Гречневая каша, всегда и много. Она замачивала капусту в ведре и прижимала её камнем. Её толстые блины были уникальны. А драники, колдуны? Их она делала в чугунке с мясом. Бабки макаронные. Дома же она готовила коржики посыпанные сахаром, лэках. Про холодное я вообще молчу, это было что-то неописуемое. И так изо дня в день, всю жизнь.
Она не верила в Бога, но привычку не жечь спички по субботам сохранила до последнего дня. Бабушка Беля пережила троих своих детей и умерла в Минске в 1989 году.
При работе над этим текстом я пользовался воспоминаниями Арона Кацмана, которые он написал в начале девяностых в Чикаго.
Eli Alexandre Finberg,
Монреаль