Здание гродненской синагоги знают в городе почти все, что уже сама по себе история уникальная для нынешнего времени, когда евреев здесь осталось совсем немного. В других городах приходится долго расспрашивать людей, как пройти, проехать к синагоге и т.д. А в Гродно вышел из троллейбуса, спросил и тебе указали дорогу. Может быть, мне так повезло? Но и другие, горожане подтвердили: «Знаем!»
Здание гродненской синагоги – это и уникальный памятник архитектуры, и городская достопримечательность, и воспоминание о прежней славе многонационального города.
Синагоге скоро исполнится 120 лет. Именно столько желают прожить человеку по еврейскому обычаю. Синагогам, как и другим памятникам зодчества, надо желать, как минимум в пять раз больше. Но построенная в начале бурного XX века, гродненская синагога пережила столько, что в ней, как в зеркале отражается всё прошедшее столетие.
Это данные из всезнающей интернетовской Википедии: «Построена Ильёй Фрункиным в 1902—1905 гг. в мавританском стиле. (Здесь надо непременно уточнить: фундаментом для строительства послужили остатки старой синагоги XVI в., возведенной по личному указанию выдающегося раввина, талмудиста и мистика Мордехая Яффе). В период немецкой оккупации Гродно синагога, находившаяся в центре гетто, использовалась нацистами как место сбора евреев перед отправкой в концлагеря и на расстрелы. Богатому внутреннему декору здания во время Великой Отечественной войны был нанесён серьёзный ущерб. В советский период (1944—1991 гг.) здание использовалось под склад, потом здесь были творческие мастерские гродненских художников. С 1991 года синагога возвращена еврейской общине».
Сейчас здесь постоянно что-то ремонтируется, восстанавливается. Руководит этим хлопотным процессом председатель иудейской религиозной общины Борис Максович Квятковский. С этого и начался наш разговор с ним.
– В конце восьмидесятых годов, когда наступило время, которое теперь называют «перестройкой», в Гродно, как и других городах Беларуси, образовалось Еврейское культурное общество. Тогда ещё в городе оставались люди знавшие идиш, учившиеся в довоенное время в еврейских школах, гимназиях. Они и составили основу организации. Мы собирались в разных залах, клубах – куда нас пускали, и, естественно, встал вопрос о собственном помещении.
Молельные дома в Гродно в послевоенные годы были. Но действовали они подпольно. Миньяны собирались так, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Верующие молились по домам, и чаще всего боялись говорить об этом даже соседям. Неизвестно, как это могло сказаться на работе, учёбе их детей, внуков.
Недавно Илья Заводник принёс в синагогу, передал нам листочки бумаги, исписанные древнееврейскими буквами, и рассказал семейную историю. У его отца был старый молитвенник, настолько ветхий, что мог рассыпаться в любую минуту. Отец решил переписать молитвенник в тетради, чтобы как-то сохранить тексты. И целыми днями занимался этим. Сейчас эти листки хранятся у меня, – сказал Борис Квятковский. – Эти исписанные листки лучше людей рассказывают о том времени, которое мы пережили.
Конечно же, думали о Большой синагоге, её возврате евреям. Но за какие деньги её приводить в порядок, а потом содержать? Вопросов было много, а ответы на них никто не знал. И, тем не менее, когда городские власти передали нам здание синагоги, мы забрали его и принялись за работу. Нашли спонсоров, из довоенных жителей Гродно. Они помогали. Со стороны кажется, что у евреев всё гладко. Это не так! Были и серьёзные разногласия, и конфликты. Стройка останавливалась, потому что гродненские евреи не могли найти между собой общий язык. Сейчас всё в прошлом. А в память о людях, много сделавших для восстановления синагоги, остались их фотографии на стенах музея евреев Гродно, который находится у нас в синагоге. Конфликты с годами забываются, а синагога, будем надеяться, будет долго служить гродненским евреям. Сейчас она восстанавливается в большей степени за деньги местных бизнесменов, помогают нам и городские организации.
Борис Квятковский – историк, педагог. После ухода от активных дел людей преклонного возраста именно он взвалил на свои плечи тяжкую ношу – отвечать за гродненскую синагогу.
– Почему я? – переспросил Квятковский. – Ну, наверное, начнём с моего рождения. Я не только знаю и чувствую, кто я, но, и понимаю свою ответственность.
Многое передалось Борису Максовичу от родителей. Судя по тому, как он долго и подробно рассказывал об отце и маме, у него трепетное отношение к их памяти.
– Мама Эсфирь Бенционовна Ройзман – галицийкая еврейка, считайте одесситка, – сказал Борис Максович. – ДОСААФ отправлял комсомольцев на курсы и там мама получили навыки связистки. Когда началась война, её 19-летнюю, призвали в армию, взяли в войска связи. Мама – участник обороны Одессы. Командир подразделения, когда немцы приближались к городу, дал ей машину, и она сумела вывести свою маму и сестру в Крым. Потом они эвакуировались дальше на восток и остались живы.
Дед Бенцион Ройзман – мамин отец – ушёл на фронт добровольцем и никто не знает, где он погиб. Пришла бумага – пропал без вести.
Мой отец из еврейского местечка Сапоцкин, – Борис Квятковский подошёл к фотографии отца, которая висит на стене музея, и я увидел крепкого еврейского мужчину. – К началу войны ему было 30 лет. Семья, ребёнок, свой дом в Сапоцкине. Его звали Макс Янкелевич. Хотя для друзей он всю жизнь оставался Мотл.
В местечко отец занимался разделкой мясных туш. Много работал, и семья жила в достатке. Его не успели призвать в армию, отец не ушёл на восток и остался в Сапоцкине. Почти сразу в местечке начались расправы над евреями. Оставшихся вывезли в Гродненское гетто. Вся семья отца погибла, как он выжил – чудо.
Отец не любил рассказывать о событиях тех лет. Но что-то я, конечно, слышал от него, от друзей отца.
Однажды немцы заставили узников гетто вокруг гетто копать ямки под столбы, на которые потом натягивали колючую проволоку. Здесь работал и отец, и его брат.
В семье Квятковских было семь братьев и одна сестра. Поднимала их одна мама. Дед был контрабандист, в приграничных местечках немало евреев-мужчин занималось этим опасным промыслом. Дед где-то сгинул в литовских лесах. Жила семья небогато. Например, на шаббат мама варила картошку и покупала рассол из бочек, в которых привозили селёдку. Картошку макали в рассол и это был праздничный обед.
Отец и его брат копали ямы для столбов. А рядом стоял немец-охранник. Он издевался над евреями: то набросает в выкопанную яму мусор, осколки кирпичей, то скажет «юдаше швайн», то пинок даст по зад. Брат отца не выдержал и раскроил немцу лопатой череп. Прибежали другие охранники и, буквально, растерзали брата. Отец не мог вступиться за него, понимал, что тут же ляжет рядом. Единственное, что он сделал, попросил отнести брата на еврейское кладбище и похоронить там. Ему разрешили. На месте кладбища, это недалеко от синагоги, сейчас находится детский сад.
Отца держали в гетто, как трудоспособного человека. Он был вывезен из Гродно последним эшелоном в 1943 году. Отправили в Треблинку. Из этого концлагеря ни один узник, кроме отца, не вернулся в Гродно живым. Он оказался одним из последних, кого немцы вывезли из Треблинки в Освенцим. В Волковыске в тупике на железнодорожной станции до сих стоит вагон, в котором немцы вывозили евреев в концлагерь. Там не знают, что с ним делать. Один из меценатов хотел перевести вагон в Гродно. Сделать здесь мемориал, рядом с синагогой. Синагога находилась на территории гетто, а большой молельный зал был накопителем. Вроде и здесь место мемориалу, и вроде как-то не вписывается в архитектуру. Пока решали, у мецената появились новые планы, и он передумал давать деньги.
Отец закончил всего несколько классов хедера. Молиться умел, считать тоже научили. Читал на идише, и иврите.
Однажды он услышал, как по динамику произнесли его лагерный номер. А вечером ему дали двойную пайку. И он всё понял. Это был сигнал, что завтра его ждёт газовая камера. Кто-то из соседей по нарам посоветовал, надо незаметно перебраться в другой барак и перейти в другую рабочую команду. Он так и поступил. С один чехом (или чешским евреем) ночью они оказались в бараке, где зимой складывали замерзшие трупы.
Утром, когда стало светать, мимо барака проходили команды на работу. Они выбрались из-под этих трупов и воткнулись в строй. Немцы не заметили их – так в Освенциме он спасся в первый раз.
Через какое-то время у отца случилось расстройство желудка. Если бы надсмотрщик увидел это, тут же отправил бы отца на «утилизацию», то есть на смерть. И снова добрые люди дали совет – увидишь кострище, хватай кусок угля и ешь его. Невероятная медицина в кошмарных условиях. Но это помогло.
Рядом с ним на нарах третьего яруса оказался земляк из местечка Индура, это 30 километров от Гродно, по фамилии Гельфанд. Он работал на кухне. И иногда ему удавалось пронести в барак картофелину, свеклу. Гельфанд отодвигал на потолке доску и прятал там еду. Макс это заметил и понемножку подъедал. Потом мне Гельфанд рассказывал: он знал, что Макс ворует, но ничего ему не говорил.
Зима, 1944 год. Красная Армия была на подходе, немцы стали гнать заключенных колонами на Запад. За малейшее неповиновение – расстрел, пытка голодом и холодом. Смерть догоняла на каждом километре. Вышла колона в 3000 человек. Когда, через несколько дней, их загнали на ночь в большущий сарай, оставалось всего 300 человек. Утром сарай открыли американцы.
Отца положили в госпиталь. Он немножко поправился, слегка окреп. Его отправили охранником в женскую тюрьму, дали плётку. Он бил немецких заключенных, перед ним стояли женщины, но жалости – не было. Потом состоял в расстрельной команде. Выезжали по ночам. Забирали немцев, которые служили Гитлеру и были в «крови», вывозили за город и расстреливали. Всё это было в американской зоне оккупации. Напарник Макса, когда забирали очередного немца, лазил по шкафам, буфетам, мародерничал. А Квятковский ничего не брал. Даже прикасаться к немецким вещам не хотел.
Однажды их привезли к столам, за которыми сидели военные. А на столах стояли маленькие флажки разных стран. Надо было определиться, в какую страну будешь возвращаться.
Отец надеялся увидеть братьев, сестру. Поехал в Сапоцкин. Никого из родных в местечке не застал. Дом тоже сгорел. Он узнал страшную правду, о том что произошло здесь. Сказали, что в Гродно живёт несколько сапоцкинских евреев. Так он нашёл Абрама Сильницкого и поселился у него.
Мама к этому времени, с воинской частью тоже оказалась в Гродно. Их познакомили. Они женились. И в 1945 году появился – Я.
Отец после войны работал грузчиком. Я не помню, чтобы он когда-нибудь молился. Конечно, еврейские воспоминания жили в душе, но выражались они в рассказах о Сапоцкине. Он и ещё одна семья, собирали деньги, закупали продукты и приносили их в дом, где проживала служащая одного из костелов. До войны она работала в еврейской семье и умела готовить еврейские блюда. Они собирались там и отмечали еврейские праздники.
Однажды отца чуть не арестовали. Он работал на «Гроднохимкомбинате» и выносил с работы кусочки парафина. Этим парафином рассчитывались с польской женщиной, работавшей в костёле. Он нужен был ей для свечей. Украденный кусочек парафина заметил участковый и ночью в доме был обыск.
Отец прожил всего 55 лет, он умер в 1966 году…
Во время нашей беседы с Борисом Максовичем Квятковским рядом за столом сидел Натан Шамсутдинов. И не то, чтобы ждал своей очереди на интервью, а внимательно слушал рассказа Бориса Квятковского. Натану – 17 лет. Он учащийся гродненской гимназии. Редко я встречаю молодых людей настолько целеустремленных, увлечённых темой. Натана интересует еврейская история, культура.
– В синагогу я пришёл в 2016 году на праздник Лаг ба Омер. Подошёл к Борису Максовичу, сказал, что хочу стать волонтёром, принимать участие в культурной и общественной жизни еврейской общины.
Мы жили в Ижевске, Иркутске, Питере, Полоцке, прежде чем переехали в Гродно, и я всегда был связан с еврейскими организациями. В Гродно год никуда не ходил, не знал, есть ли здесь еврейская община. Когда узнал, сразу пришёл. Я учился в 8 классе.
Гродненская синагога – сегодня один из туристических и культурных центров города. Сюда приходят экскурсии, проводят концерты, выставки. Двери синагоги открыты для всех интересующихся.
– Неделю или чуть больше я слушал, как Борис Максович проводит экскурсии по синагоге, а потом уже и сам стал проводить их, – рассказывает Натан. – Когда я учился в девятом классе, появилась идея создать при синагоге отдел культурно-туристической работы. Потом появился мой проект «Кислев», направленный на умении детей и молодёжи жить в поликультурном мире.
У нас много интересных и нужных дел. Первым мероприятием стала организация 25-летнего юбилея возвращения здания синагоги Гродненской иудейской общине. Было много гостей. С неофициальным визитом прибыл Посол Великобритании в Беларуси.
Евреи старшего поколения, с волнением оглядывающиеся по сторонам и заботящиеся «как бы чего не случилось», тоже собирались, обсуждали, спорили, праздновали. Но обычно, делали это подальше от посторонних глаз. Не очень хотели они публичности, уверенные, что ничего хорошего она не принесёт.
Натан – человек другого поколения, и совершенно других взглядов на мир. Мне приятно было разговаривать с ним, и чувствовать в каждом его слове, как меняется мир вокруг нас.
– Во время Международной конференции, посвящённой Праведникам Народов Мира, мы подготовили выставку о Хрустальной ночи в Германии. Я провёл открытие выставки. Её высоко оценили все участники конференции. Когда были выборы в молодёжный парламент при Гродненском областном совете депутатов, я принимал в них участие. Ко мне подошёл один депутат, который был на выставке, и переспросил: «Это ты открывал выставку?». Ему она тоже понравилась. Сейчас я принимаю участие в работе молодёжного парламента со своим проектом «Кислев».
Работа идёт по разным направлениям. Это и выставка детского творчества, посвящённая 130-летия со дня рождения Марка Шагала. В ней приняли участие юные художники из Минска и Гродно. И мюзикл «Будем помнить», посвящённый победе в Великой Отечественной войне. И организация в синагоге концерта «Музыка и ты, и полночь» – прозвучали классические произведения в исполнении Камерного оркестра Гродненского государственного музыкального колледжа. Сейчас идёт работа по сбору материалов о Полоцком гетто. Ребята из «Кислева» хотят установить Мемориальную доску в районе, где находилось гетто и почтить память погибших узников.
– С июля прошлого года мы стали межрегиональным проектом, работаем по всей Беларуси, – сказал Натан.
Часто проекты придумываются где-то в офисах, находящихся довольно далеко от места событий, потом под них находятся исполнители, которые добросовестно (или нет) отрабатывают зарплату. А здесь, инициативный молодой человек, без указаний, придумывает, организовывает, продвигает.
– Кто помогает тебе?
– Поддерживает Гродненская синагога и Борис Максович Квятковский, налаживаются контакты с Иудейским религиозным объединением Беларуси. Два мероприятия спонсировали гродненские фирмы. И, конечно, помогают родители!
Буквально несколько дней назад на V Республиканском смотре-конкурсе «Лидер года 2018» проект «Кислев» стал победителем в номинации «Мой проект».
Поздравляем! И надеемся, что впереди новые интересные встречи, задумки, проекты, награды.
Мне приятно было беседовать с умудрённым жизненным опытом Борисом Квятковским и юным Натаном Шамсутдиновым. Они сидели за одним столом, наглядно демонстрируя, что несмотря на все увещевания скептиков – для кого и зачем реставрируется Гродненская синагога – жизнь здесь продолжается!
Аркадий ШУЛЬМАН
