Мишпоха №23    Яков ПИКУС, * Yakov PIKUS / РАСПИСАЛСЯ НА СТЕНАХ РЕЙХСТАГА * LEFT THE NAME ON THE WALLS OF REICHSTAG

РАСПИСАЛСЯ НА СТЕНАХ РЕЙХСТАГА


Яков ПИКУС

Яков Пикус, Ленинград, декабрь, 1940 г.

Яков Пикус, Минск, 2003 г.



Берлин, май 1945 года.

Конец войне.

Советская регулировщица на улицах Берлина.

Советские солдаты на фоне Рейхстага.

Подготовка к Параду Победы в Берлине.

МИШПОХА №23

Яков Пикус — ветеран Великой Отечественной войны. Был ранен. Награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу» (дважды), «За оборону Ленинграда», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и другими наградами.

Окончил Белорусский политехнический институт. Инженер-электрик. При его непосредственном участии построены заводы: в Куйбышеве — тяжелого машиностроения, синтетического каучука, трансформаторный, суперфосфатный; в Саранске — медпрепаратов, полупроводников, шинный, автомобильный, экскаваторный и др. Я.Ю. Пикус принимал участие в возведении 22 крупнейших объектов, входивших в титульный список важнейших строек СССР. Награжден орденом «Знак Почета».

С 1967 г. – руководитель группы отдела электротехнического проектирования института «Белгоспроект». Участвовал в создании очистных сооружений, водоснабжения и газораспределительных станций многих белорусских городов. Внес вклад в реконструкцию Дворца спорта в Минске, Белгосфилармонии, Дворца профсоюзов, Дворца Республики, театров оперы и балета, юного зрителя, им. Купалы.

 

Начало

Осенью 1940 г. команда призывников из Белоруссии отправилась служить в Ленинградский военный округ. В нее входили грамотные парни – либо окончившие среднюю школу, либо первокурсники высших учебных заведений: Михаил Алой, Геннадий Бокунь, Григорий Высоцкий, Лазарь Левин, Абрам Поляк, Лев Рогов, Илья Соломин, Иосиф Шнейдерман, Срединский, Топаз, Юспе, Климов, Медведь, автор этих строк и другие. Все мы были зачислены в один из зенитно-артиллерийских полков 2-го корпуса ПВО СССР.

Война застала нас на учебных зенитно-артиллерийских стрельбах в районе Ладожского озера. Однако к вечеру 22 июня 1941 г. мы уже были в Ленинграде, заняли боевые порядки и участвовали в зенитно-артиллерийском заградительном огне против немецких самолетов, которые беспощадно бомбили город.

Приказ Жукова

8 сентября 1941 г. немцы вышли к Ладожскому озеру. С этого дня началась блокада Ленинграда. Основную дорогу, по которой доставлялись боеприпасы и продовольствие, враг перерезал. Доставка того и другого в осажденный город резко сократилась. Из-за отсутствия снарядов заградительный зенитно-артиллерийский огонь стал практически немыслим.

Для Ленинграда наступили критические дни. Немцы изо всех сил старались овладеть городом. Они готовили молниеносный штурм. В это время на Ленинградский фронт прибыл Георгий Константинович Жуков, который разобрался в обстановке и принял единственно правильное, рискованное и смелое решение: он отдал приказ выставить от Ориенбаума до Усть-Тосно, вдоль Пулковских высот, на направлении вероятного танкового удара, зенитные пушки, сняв их с других боевых точек. В результате жестокого единоборства наших зенитных и противотанковых расчетов с немецкими танками ни одна вражеская машина в Ленинград не вошла. Пушки были установлены на прямую наводку. И побеждал тот танк или та пушка, которая оказалась более сноровистой. Многие наши артиллерийские расчеты с поля боя не вернулись, в том числе ребята из нашего белорусского призыва. Вечная им память и слава! Зенитчики 2-го корпуса ПВО СССР внесли колоссальный вклад в защиту Ленинграда от немецко-фашистских захватчиков.

Наблюдательный пункт

Жилье разведчика устраивалось на наблюдательном пункте тут же, в траншее, на передовой. Строилась землянка, в ней — амбразура (прорезь), через которую в стереотрубу мы наблюдали за позицией противника. Стройматериалами, естественно, нас никто не снабжал. Лес — единственный материал — находился рядом. Благо, что передовая проходила в лесисто-болотистой местности. Инструменты — пила да топор. С наблюдательного пункта отделение разведки вело круглосуточное наблюдение за позициями противника, передвижением и скоплением его войск.

Землянка имела один или два наката бревен. Накат засыпался землей. Строительство НП велось под постоянным огнем противника. От небольших осколков, снарядов, мин, бомб землянка защищала. От прямого попадания и крупных осколков спасения не было никакого. Нары для солдат были сделаны из тонкого кругляка. На нары вместо матраца настилались ветки сосны. Постельными принадлежностями служила шинель — она тебе и простыня, и наволочка, и пододеяльник, и одеяло. В изголовье клался кругляк, который заменял подушку. Отапливалась землянка за счет тепла наших тел и нашего дыхания. Никто из отцов-командиров не помышлял о каких-нибудь «буржуйках», и в землянке зимой было холодно, а летом сыро.

Кольцо колбасы

Мы испытывали постоянный голод. В соседней части часовой открыл каптерку, которую охранял, и украл кольцо колбасы, которая там была припрятана. Разводящий караула заметил, что каптерка открыта и часового на посту нет. Он отобрал у часового колбасу и отвел его к командиру. У командира часовой схватил со стола колбасу и начал быстро ее есть.

– За мародерство тебя расстреляют по решению военного трибунала! – рявкнул командир.

– Пусть меня расстреляют, но перед смертью я хотя бы поем, – ответил часовой.

Это было в ноябре 1941 г.

Дохлые лошади

В период формирования нашего стрелкового полка в ноябре 1941 г. на правом берегу Невы, напротив Невской Дубровки, наше довольствие состояло только из 250 граммов хлеба-эрзаца.

В полку было много лошадей. Кормить их было нечем. Вместо фуража им давали сосновые ветки. В результате лошади дохли. Командир полка приказал зарывать лошадиные трупы в землю, предварительно облив их керосином. Эту команду солдаты добросовестно исполняли. Днем. А в полночь трупы откапывали, и они шли в пищу. Конина далеко не первой свежести спасла многих солдат от голодной смерти.

Куриная слепота

Летом 1942 г. почти все солдаты нашего полка из-за отсутствия витаминов в пище заболели куриной слепотой. Как-то вечером, возвращаясь к месту ночлега, я провалился в траншею и ногой наступил на горло спящего солдата. По счастливой случайности все обошлось. От куриной слепоты мы излечились после доставки с Большой земли настойки черной смородины.

Штрафники

Это было в феврале 1943 г. Мы поддерживали минометным огнем штрафную роту. Она занимала оборону в болотах под Усть-Тосно. Участок врезался в оборону немцев на глубину до 1 км. Штрафники оказались как бы «в мешке». Перед нашим дивизионом была поставлена задача поддержать штрафную роту минометным огнем. Ночью командир взвода Толкачев, я, как командир отделения разведки, и старший радист Писарев ползком пробрались на участок обороны штрафников. Когда наступил рассвет, увидели высоко выступающие траншеи. Мы опешили: как могли появиться траншеи? В болоте окоп не выкопаешь. Объяснилось все очень просто. Рота, находясь «в мешке», несла колоссальные потери. Трупы штрафники укладывали штабелями, которые и образовали бруствер.

Задачу – поддержать роту минометным огнем – мы выполнили, а траншея из трупов осталась в моей памяти навсегда и, видимо, будет преследовать до конца жизни.

«Сувенир»

В июле 1943 г., во время летних наступательных операций по снятию блокады Ленинграда в районе Синявино, я вышел из землянки, и тут меня как будто палкой ударили. Упал, как подкошенный. Мой солдат сказал, что у меня сзади гимнастерка в крови. Я сгоряча не сразу понял, о чем речь, и продолжал корректировать огонь. Позже с помощью солдата, который меня перевязал, я дополз до санчасти. Оказалось, у меня слепое осколочное ранение. Этот «сувенир» – осколок – с июля 1943 г. находится в левой части грудной клетки до сих пор.

Первая награда

Вручение гвардейского знамени нашему 38 минометному полку и награждение солдат и офицеров медалями «За героическую оборону Ленинграда» стало значительным событием в жизни личного состава.

Это было летом
1943 г. в районе Колтуши. После вручения гвардейского знамени и состоялось награждение. Эта медаль для блокадников очень дорога. Она символизирует героизм, стойкость, мужество, отвагу и неимоверное терпение защитников и жителей блокадного города. После вручения выступили артисты фронтовой концертной бригады. В ее состав входила тогда еще очень молодая Клавдия Шульженко. Встреча прошла чрезвычайно тепло. После двух лет войны мы немного оттаяли.

Впоследствии у меня было много других наград, боевых и мирных. Но «За героическую оборону Ленинграда» мне дороже всех последующих. Она мать всех моих наград.

Дневники Солженицына

В нашу белорусскую команду, которая отправлялась служить в Ленинградский военный округ, входил минчанин Илья Соломин. Илья отличался от нас прекрасной памятью и, как теперь говорят, каким-то размеренным, спокойным мышлением, коммуникабельностью. В батарее нашего зенитного полка 2-го корпуса ПВО он служил дальномерщиком. В то время это была редкая профессия в зенитной артиллерии. Она требовала особого зрения и даже, говорили, особого строения глаз. Из всей батареи такими глазами обладал только Илья. Дальномер входил в комплекс приборов управления зенитно-артиллерийским огнем. От дальномерщика зависело правильное определение расстояния до цели, что сказывалось на точности заградительного огня. Можно сказать, дальномерщик был элитным солдатом, которого командир батареи тщательно оберегал. А вот Илью не уберег: во время обороны Ленинграда тот был ранен.

В начале 1943 года, отвалявшись в госпитале, сержант Соломин оказался под Курском. Его направили в 796-й отдельный артиллерийский разведывательный дивизион. Там определили в звукобатарею, которой командовал очень серьезный офицер Солженицын. В батарее Илья стал дешифровщиком.

Солженицын доверял Илье. Вскоре Солженицына арестовали как антисоветчика. Илья успел спрятать дневники будущего писателя. После войны он передал их его жене.

За связь с опальным капитаном Соломин впоследствии тоже был арестован и осужден на несколько лет лагерей. Жизнь после войны у него не сложилась, пришлось эмигрировать в США. Сейчас он живет в Бостоне.

У костра

Накануне полного освобождения Ленинграда наш полк не мылся в походной бане более трех месяцев. Мы все страшно завшивели. Чтобы хоть немножко избавиться от нашествия насекомых, мы выждали день оттепели и затишья перед боем, разложили костры, сняли нижние рубашки и стали трясти их над огнем. Тут нужна была сноровка. Иной раз вместе со вшами вспыхивала и рубашка. Со стороны это было зрелище фантасмагорическое.

– Не зевай! – зычно покрикивал старшина.

Соленый солдатский юмор лился в тот день через край.

Боевая диета

После полного снятия блокады Ленинграда каждому из бойцов стали выдавать хлеб и сахар сразу на 10 дней. Голодные страсти к этому времени улеглись. Но был у нас в полку боец Володя Соколов – бывший студент Ленинградской консерватории, который вечно хотел есть.

Так вот. Он получал вместе со всеми 8 кг хлеба и 350 г сахара. Съедал ужин и после этого приступал к чаепитию. В один присест уничтожал весь паек и потом 10 дней жил на одном приварке, причем держался стойко, ни у кого ничего не просил и не приворовывал.

Летом 1944 года наш 3-й Прибалтийский фронт начал освобождение Эстонии. Многие хутора оказались брошенными. Вместе с водоплавающей птицей, свиньями, копченостями, ульями. Володя Соколов повеселел и в одночасье вошел с питанием в норму.

Освобождение Пярну

Наш 38-й гвардейский Красносельский Краснознаменный ордена Александра Невского минометный полк летом 1944 г. участвовал в боях за Эстонию и Латвию.

Эстонию мы освободили молниеносно. При освобождении вместе с танками участвовали в рейде. На танках размещались автоматчики стрелковых частей.

Рейд мы начали с Тарту и освободили города юго-восточной Эстонии: Вильянди, Сууре-Лаки, Синди. На своем пути мы встретили только одного старика. Все жители юго-восточной Эстонии еще до нашего наступления двинулись в Пярну, откуда немцы обещали эвакуировать их на кораблях в Германию.

Немцы, однако, были разгромлены, корабли, предназначенные для эвакуации, потоплены. Эстонцам ничего не оставалось, как вернуться в свои дома.

Странная колонна

Прямо на позиции нашего дивизиона появилась большая колонна военнопленных. Она направлялась на Запад в сопровождении конвоиров, одетых в форму советских солдат. В колонне, как потом выяснилось, шли высшие и старшие офицеры и курсанты военных училищ. Короче говоря, шла элита немецкой армии. Они были вооружены легким огнестрельным и холодным оружием. Перед ними стояла задача подавлять небольшие советские подразделения и продолжать продвижение на Запад, чтобы сдаться союзникам. Мы не сразу поняли, что это за колонна, и, как зеваки, смотрели на ее продвижение. Потом с КП стрелкового полка сообщили, что колонну надо пленить, так как это вовсе не военнопленные, а высокопоставленные немецкие чины, конвоиры же – переодетые в нашу форму власовцы.

Командир дивизиона связался с командованием полка. После этого нам на подмогу был повернут танковый корпус с западного направления. Мы встретили немецкую колонну прямой наводкой из «катюш». Кстати, залп прямой наводкой «катюш» применяется только в экстремальных условиях, и здесь мы ее применили впервые за всю войну. Через некоторое время подоспели танкисты и летчики Кожедуба. В результате колонна рассеялась, ее офицеры и курсанты нашли себе приют у хозяев коттеджей, переодевшись в гражданскую одежду. Но это их не спасло: они попали в наш плен.

Точка!

Мне довелось участвовать в освобождении Ленинградской и Псковской областей, Эстонии и Латвии, в прорыве обороны немцев на Кюнстринском плацдарме, в боях за Зееловские высоты, в штурме Берлина.

...Окончательную точку во Второй мировой войне я поставил, расписавшись на стенах поверженного рейхстага, где развевалось наше знамя Победы. На стене Рейхстага я написал: «Прибыл из блокадного Ленинграда, чтобы закончить войну в Берлине. Точка!»

Интернациональное кладбище

После окончания войны я продолжал служить в составе советских оккупационных войск в Германии. Ее территория (в соответствии с решениями Крымской конференции) была поделена на четыре зоны: советская, американская, английская и французская. Та же участь постигла Большой Берлин. После этого раздела СССР получил дополнительную территорию в районе Магдебурга на западном берегу Эльбы. Раньше ею управляла британская администрация. Мы же ее занимали уже летом 1945 года, в погожие солнечные дни. Помню зрелые черешни и вишни, свисающие с деревьев, растущих вдоль шоссейных дорог.

Наш полк был расквартирован в маленьком уютном городке Гарделегене, в казармах бывшей немецкой кавалерийской школы. Этот край в центре страны был не тронут войной. Немцы здесь жили размеренной привычной жизнью. В патриархальной тишине городка мы, наконец, поняли, что война закончилась.

Вечерами ежедневно мимо окон нашей казармы сплошным потоком шли куда-то жители городка. С граблями, лопатами, лейками, бидонами и рассадой цветов. Оказалось, они шли на кладбище. Оно находилось сразу за казармами, на окраине городка. Там были расстреляны французы, бельгийцы, русские, евреи, поляки. Британская администрация закрепила за каждой могилой жителя городка, обязав ежедневно ухаживать за могильными холмиками, сажать цветы и поливать их. Дисциплинированные немцы с завидной аккуратностью строго выполняли предписание англичан. В течение лета территория превратилась в образцовое благоустроенное кладбище.

Каштановый шнапс

В 1945 году наш полк, как я уже писал, был расквартирован в Гарделегене. Однажды в один из воскресных дней я получил увольнительную в город и решил немного расслабиться. Зашел в кафе, заказал обед с немецким шнапсом. Этот напиток после войны изготавливался из каштанов и имел крепость 32 градуса. Должен признаться, что пойло это было препротивнейшее. Но что делать? Другого не было. Да и не то, бывало, мы пили во время войны. Опустошил я одну кружку шнапса и «отключился». Проснулся на следующий день в сарае во дворе кафе. Рядом с моим ложе были аккуратно сложены портянки, шинель, гимнастерка, шапка. Проспал я часов двадцать. Как я там очутился, Бог ведает. Видимо, обо мне позаботилась хозяйка кафе. Быстренько оделся и отправился в часть. В части уже было известно: Пикус из увольнения вечером не вернулся. Тут я, конечно, крепко труханул. Вызывает меня к себе комиссар полка подполковник Прохоров:

– Яша, расскажи, что с тобой случилось?

Я ему все рассказал. Он знал меня три года по совместной службе в полку. Воевал я без замечаний. Прохоров внимательно выслушал и сказал:

– Ты никому об этом не рассказывай и отправляйся в подразделение.

Были и такие комиссары.

Кто поднял страну?

Окончание войны для оккупационных войск в Германии ознаменовалось резким ростом венерических заболеваний. Командиры и полковые врачи предупреждали солдат об опасности случайных связей. Но запреты не действовали. Жизнь брала свое. Солдаты, штурмовавшие Берлин, – это в основном молодые люди, у которых юность прошла в окопах. И, кроме голода, холода, бомбежек и атак, в их жизни ничего больше не было. В Берлине же многие немки сами охотно вступали с ними в контакт. Результат получился плачевный. Некоторые полевые госпитали и медсанбаты вынуждены были перепрофилироваться на лечение венерических заболеваний. На беду, не хватало хороших лекарств. Самое эффективное – пенициллин – только-только стал появляться на американском рынке.

Как известно, микробы гонореи боятся высокой температуры (40-41 градус по Цельсию). Так вот, чтобы их убить, был применен варварский способ лечения молочными уколами, которые поднимали температуру тела до сорока градусов и выше. Выдержать эти болезненные уколы мог только советский солдат. Однако и этот метод не всегда срабатывал и не всегда вылечивал до конца. Болезнь переходила в хроническую. А это уже была трагедия, лишавшая молодого человека, по возвращении домой, семейного очага и семейного счастья.

Кто устоял от соблазна, тот вернулся домой здоровым, получил специальность, обзавелся семьей, детьми.

Этот солдат и поднял из руин страну. От него пошло послевоенное поколение.

 

 

Уникальные фотографии поверженного Берлина сделаны трофейным немецким
фотоаппаратом в мае 1945 г. автором этой публикации.

 

 

© Мишпоха-А. 1995-2011 г. Историко-публицистический журнал.