Для того чтобы понять «еврейский» феномен Дании, необходимо обратиться к истории еврейской общины этой страны.

Установлено, что первым «датским» евреем был Альберт Дионис Минт в 1619 году. Датский король Христиан Четвертый (1588–1648) пригласил сефардского еврея «португальской национальности» с конкретной целью – организовать монетный двор в городе Глюкстад. Минт успешно справился с королевским желанием, и в Дании появились свои денинги (мелкая монета), далеры и дукаты. По совету Минта король пригласил зажиточных «португальских» евреев из Амстердама и Гамбурга и даровал им значительные торговые привилегии, свободу вероисповедания. Этот еврейский «ручеек» понемногу наполнялся в течение всего XVII века, укрепляя власть короля, который смог присоединить к Дании провинцию Шёнберг (1640).

Была создана еврейская община, объединяющая города Алтона, Гамбург, Вандсбек, которая поддерживала прекрасные отношения и с королем Фредериком Третьим, правившим в 1648–1670 годах. Финансовые вливания «еврейских» денег в казну короля позволили последнему вести успешную войну со Швецией и в то же время развивать науку, создавать национальную библиотеку, в которой, в частности, были собраны книги на иврите. Указом короля евреям Алтона была дарована свободная торговля в Норвегии и Шлезинг-Гольштейне, присоединенных к Дании.

При последующих королях стало усиливаться влияние «немецких» евреев, взоры которых уже давно были обращены к Дании из-за привилегий и свобод, предоставляемых «португальцам». Первопроходцами «немцев» были богатые евреи-ювелиры и производители, торговцы табачными изделиями, чаем, кофе и шоколадом. Начиная с 1684 года немецкий еврей Мейер Голдсмит и его семья на протяжении 50 лет определяли успех и влияние общины в Дании. Став придворным ювелиром, Голдсмит добился последующего расширения прав евреев – с его именем связаны постройка синагоги в Копенгагене, покупка земли под еврейские кладбища. Вместе с тем, правительством были утверждены денежные квоты для иммигрантов, чтобы ограничить приток бедных евреев из соседних стран.

Короли и правительство Дании относились весьма благосклонно к постепенно растущей еврейской общине. За период 1682–1784 гг. община Копенгагена выросла с 19 до 1200 человек. Но постепенно, как реакция на расширяющуюся и благополучную еврейскую общину, усилились и стремления церкви и гильдий ограничить евреев, в которых они усмотрели опасных соперников. Следствием этих усилий стали введение специальной публичной клятвы для евреев на верность, сопровождаемой унизительным ритуалом, и ряд других ограничений, например, дискриминация при приеме на медицинский факультет Копенгагенского университета.

Последние десятилетия XVIII века знаменовались интеллектуальной и духовной борьбой, охватившей всю Европу. Идеи свободы и равенства имели положительное влияние и на положение евреев в европейских странах. Дания и здесь была впереди Европы всей: право вступать в гильдии ремесленников, право учиться в высшей школе, право на военную службу и многое другое явились примером для других стран.

Особенностью еврейской общины Дании состояла и в том, что она постоянно выдвигала из своей среды выдающихся лидеров, сумевших в своей деятельности увязывать защиту интересов общины с верной и плодотворной работой на благо всей страны. Такими непререкаемыми лидерами общины, оказавшими большое влияние на деятельность правительства короля Фредерика Шестого, были Давид Амсел Мейер (1755–1813) и его племянник Мендель Левин Натансон (1780–1868).

Натансон, знавший основные европейские языки, был инициатором внедрения в стране английских методов производства и уровня культуры. Признанием их заслуг перед страной стало назначение Мейера финансовым советником правительства, а Натансона – личным советником короля. Именно Натансон реформировал общину и методику преподавания в еврейских школах. Он же создал газету “Berlingske Tidende”, которая и сегодня остается одной из основных ежедневных газет Дании.

Знаменитый датский художник Экерсберг в своей картине «Семья Натансона» (1818) изобразил возвращение главы семейства и его супруги с приема у короля. Картина экспонируется в Государственном художественном музее (Statens Museum for Kunst). Построенная Натансоном новая синагога в центре Копенгагена (1833) функционирует и сегодня. В разные годы королевская семья, члены кабинета министров и парламента Дании посещали синагогу во время торжественных мероприятий в знак уважения к еврейской общине.

В 1813 году переводом нескольких немецких книг антисемитского содержания была предпринята попытка настроить датское общество против евреев, тем более, что в это время в стране были отмечены несколько крупных банкротств. Однако «козла отпущения» из евреев сделать не удалось – король, правительство, да и общество отвергли эти потуги местных юдофобов, которые неизменно оставались в меньшинстве. Эта тенденция прочно закрепилась в датском общественном мнении на века....

Декларация 1814 года, уравнявшая евреев во всех правах с остальным населением, привела к интенсивной ассимиляции еврейской общины. Тесные социальные и деловые отношения евреев и христиан создали предпосылки для смешанных браков. Как правило, еврейские партнеры таких семей переходили в христианство. Например, все 9 детей Натансона создали христианские семьи. Естественно, ассимиляция, в первую очередь, была характерна для представителей лидирующих еврейских семей.

Однако и в этом явлении были свои, «датские», особенности. Эти лидирующие «дезертиры», с одной стороны, лично выигрывали, преуспевая в различных сферах деятельности, а с другой – содействовали лучшему пониманию христианами особенностей менталитета и обычаев евреев. Как правило, их потомки гордились их знатными еврейскими корнями. Видные датские деятели науки и культуры еврейского происхождения помогли датчанам ближе узнать еврейские ценности и еврейский образ жизни.

Несмотря на ассимиляцию, многие евреи продолжали оказывать огромное влияние на еврейскую общину. Так, Мориц Герсон Мелхиор (1816–1884) был избран председателем Государственного коммерческого комитета, а его потомки стали выдающимися религиозными деятелями Дании. Его близким другом был другой выдающийся датчанин Ханс Христиан Андерсен.

Смешанные браки создали реальную угрозу существованию еврейской общины Дании: в 1901 году количество евреев сократилось до 3500 человек. Поэтому начавшаяся в 1904 году иммиграция евреев из Восточной Европы – из России и Польши – стала тем фактором, который возродил еврейскую общину страны.

Эта волна иммиграции существенно отличалась от предыдущих. Еврейская община выросла за короткий период до 6500 человек. Однако различия между «старыми» и «новыми» евреями были очень велики: «старые» принадлежали к среднему и высшему слоям общества, «новые» состояли из бедных торговцев и ремесленников; «старые» были почти полностью ассимилированы, «новые» были зримыми евреями, чужими в датском обществе, говорящими на другом языке – идише. «Старые» выражали опасение, что новоприбывшие ослабят их позиции в обществе и спровоцируют в обществе антисемитизм. Но среди немногочисленных «старых», озабоченных перспективой исчезновения еврейской общины страны, нашлись лидеры, которые приветствовали появление «новых» и оперативно решали организационные вопросы адаптации – бывший главный раввин Давид Симонсен, доктор Луис Франкел и другие. Симонсен стал во главе созданной им организации «Русский комитет» (само название этой еврейской благотворительной организации указывает на происхождение иммигрантов). Были организованы курсы по изучению датского языка и общинный центр, где «новые» могли общаться на идише. На профессиональных курсах портные, сапожники и другие ремесленники совершенствовали квалификацию, и им оказывали содействие в трудоустройстве. Для детей «новых» организовали две еврейские школы. Не был забыт и досуг для «новых» – функционировали спортивные, хоровые и театральный кружки. В 1917 году в связи с событиями в России восточноевропейский приток евреев практически прекратился.

Датская история семьи Блюдниковых в общих чертах повторила судьбу «новых» восточноевропейских евреев. Пути иммигрантов, представителей четырех фамилий – Блюдниковых и Германов, Шагалов и Краковских, переплелись волею случая (или закономерности) в одну.

Яков Блюдников родился в Санкт-Петербурге в ассимилированной еврейской семье в 1892 году, окончил школу и получил диплом портного. Молодой человек стал активным революционером, попал под надзор царской охранки и вынужден был скрываться в Витебске. Но от черных глаз молоденькой Гитл Герман (1894 года рождения) он скрыться не захотел, и молодые поженились. Было это в начале 1913 года, а вскоре Яков опять попал под «колпак» полиции. Было принято решение о побеге за границу. Перед отъездом молодые сфотографировались на память со взрослыми членами многодетной религиозной семьи Герман.

Яков и Гитл Блюдниковы прибыли в Копенгаген пароходом через Ревель (Таллинн) и Штеттин (Щецин). Яков почти сразу же с помощью «Русского комитета» получил работу по специальности, и его квалификация портного обеспечила нормальный уровень жизни молодой паре. У них родились две дочери: Анна (1914) и Мина (1917), и сын Бенжамин (1924).

В 1925 году Иоха Герман, мать Гитл (и наша бабушка) посетила семью своей дочери, и это семейное событие было запечатлено на фотографии.

Яков сохранил социалистические воззрения и в течение многих лет после Октябрьского переворота 1917 года считал, что с антисемитизмом в России покончено. Он и Гитл всегда голосовали за малочисленную датскую компартию, и они были также членами Советско-Датской ассоциации и поддерживали создание Еврейской Автономной области со столицей в Биробиджане.

Дети посещали еврейскую школу, и, хотя дома говорили на идише, их датский был безупречным. Сами же родители говорили всю жизнь на датском с акцентом. Однако несчастья посетили семью Блюдниковых. Сначала умерла от туберкулеза 18-летняя Мина. В 1956 году в возрасте 42 лет умерла от рака старшая дочь Анна. В 1935 году она вышла замуж за Германа Гуткина, тоже иммигранта из России, который, освоив производство модной обуви, сделал очень успешную деловую карьеру. Их два сына и дочь имеют свои семьи и являются очень состоятельными людьми, причем семья дочери проживает в настоящее время в Норвегии.

Дальнейший рассказ об истории семьи Блюдниковых ведет от своего имени один из авторов этой статьи – Бенжамин.

– Я учился в центральной еврейской школе Копенгагена, в которой затем учились мои сыновья, а теперь – и пять моих внуков и внучек. Школу окончил в 1942 году, когда уже почти 2 года продолжалась немецкая оккупация страны. Вместе со мной эту школу окончил и младший сын главного раввина Дании Бент Мелхиор, ставший позже членом датского парламента.

Утром 9 апреля 1940 года, когда я направлялся в школу, над городом летали немецкие самолеты. Только вечером стало известно, что Дания капитулировала. Никаких драматических изменений в нашей жизни не произошло, но, тем не менее, обстановка вокруг нас стала иной: по улицам фланировали немецкие солдаты, вечерами предписывалось затемнять окна, на некоторые продукты питания было введено нормирование, появились бомбоубежища, в которые нам так и не пришлось прятаться.

Когда 29 августа 1943 года на улицы Копенгагена вышли немецкие танки и немецкой гражданской администрацией было объявлено чрезвычайное положение, стало ясно, что мирное сосуществование с оккупантами закончилось.

Сразу же поползли слухи: что-то должно случиться с датскими евреями. Когда эти слухи достигли определенного критического уровня, мои родители решили, что опасность касается только молодых мужчин, которым угрожает мобилизация на работы в Германии. Я стал ночевать у наших датских друзей, и, когда однажды утром один мой товарищ, дежуривший ночью в полицейском участке, разбудил меня и рассказал, что ожидаются рейды по квартирам евреев, мои родители решили, что мне пора бежать в Швецию. Еще не было штаба по спасению, еще не предпринимались никакие организационные мероприятия по переправке евреев, не были решены вопросы о статусе беженцев в Швеции.

Группа из 10 молодых людей решила действовать на свой страх и риск. Мы переправились на север от Копенгагена к побережью пролива и темной ночью погрузились в шлюпку на веслах, украденную и спрятанную накануне. Казалось, все складывается благополучно – среди нас были пловцы и умелые гребцы, знающие, как ориентироваться в море.

В нескольких километрах от датского берега в шлюпку стала поступать вода, и лодка стала крениться. Ладонями и шляпами мы принялись вычерпывать воду, перегруппировывались, чтобы выровнять положение лодки – все было тщетно, и мы поняли, что тонем. Наши мольбы о помощи поглощала ночная мгла, мы были обречены. Трое из нас решили плыть назад, и облегченная шлюпка получила возможность держаться на плаву, но без движения. Уплывшие товарищи утонули, мы слышали их крики, но были бессильны помочь им. Держась за край лодки, я чувствовал, насколько холодна вода, как судорога сводит ноги. Я был уже без сознания, когда свет фар выхватил нас из ночной тьмы: неподалеку оказалась землечерпалка, и моряки направили ее на крики. Позже мне рассказали, как упрашивали моряков доставить нас к шведскому берегу, предлагали деньги, но капитан отказался и высадил нас неподалеку от Хельсинора.

Я очнулся в карете «скорой помощи», и нас доставили в местный госпиталь. Утром у входа появился немецкий патруль, и мы едва успели выбраться через
заднюю дверь. Нас спрятали в доме врача, а вечером следующего дня мы присоединились к небольшой группе евреев, которые уже договорились с рыбаками о переправе. Мы собрали по 1000 крон, как было оговорено ранее, и ночью рыбацкий баркас доставил нас к шведскому побережью в районе городка Хельсинборг за несколько часов. Однако здесь нас не ждали – шведские пограничники не разрешили нам высаживаться, но рыбаки нас успокоили, и вскоре мы высадились на пустынный берег несколько дальше от городка.

Обсуждая возможные причины поведения шведских пограничников, мы позже пришли к выводу, что так как наш побег был одним из первых, возможно, еще не был официально разрешен вопрос о статусе беженцев, и пограничники не получили еще соответствующих инструкций.

Утром в Хельсинборе нас зарегистрировали и временно поместили в курортном кампусе, который в это время года пустовал. Позже туда направляли и других беженцев.

Когда мои родители и сестра Анна с семьей переправились в Швецию, мы быстро нашли друг друга. Но виделись мы не часто. Дело в том, что за 2 месяца до побега я поступил в Технический университет Копенгагена, и здесь мне была предоставлена возможность продолжить обучение в Университете Стокгольма на датском языке. Профессор Харалд Бор, брат нобелевского лауреата Нильса Бора, организовал эти курсы (после войны Ученый Совет Копенгагенского университета одобрил программу курсов, и датские студенты-евреи окончили университет в те же сроки, что и их сверстники неевреи).

В Швеции было утверждено Центральное управление беженцев, которое оперативно решало весь комплекс вопросов – материальное обеспечение, жилье, обучение, работа. Был создан так называемый полицейский отряд Дании, фактически, военная датская бригада (статус нейтральной страны не позволял Швеции создавать вооруженные силы воюющих сторон), и мы, студенты, сдав экзамены, начали напряженно тренироваться по программе рекрутов.

В составе бригады я вернулся в Данию 4 мая 1945 года. Мы высадились на побережье у Хельсинора, и жители встречали нас с цветами и со слезами на глазах. При подходе к Копенгагену мы вступили в ожесточенную перестрелку с немцами, и несколько бойцов погибли.

В освобожденном городе мне удалось дозвониться до нашего лендлорда*, и он сообщил, что наша квартира и все наше имущество целы, а 18-месячный рент регулярно оплачивал муниципалитет. Через некоторое время вернулись родители и немедленно въехали в нашу квартиру.

Наш батальон занял позиции на нашей южной границе с Германией, и вскоре мы смогли приветствовать американских и английских солдат. После расформирования бригады я смог продолжить обучение в университете и окончил его в 1950 году.

Моя первая работа – инженерная должность в технической корпорации армии Дании, где я работал в отделе по реконструкции автомобильной техники, оставшейся от войны. Затем я стал руководителем этого отдела, а через несколько лет был принят на работу в частную компанию в качестве руководителя службы обслуживания автомобилей, поставляемых из Англии и Германии. Моя последняя перед выходом на пенсию работа – менеджер телефонной компании Копенгагена.

Еще до бегства в Швецию я познакомился с еврейской девушкой Хенни Краковской, родители которой иммигрировали в Данию в 1911 году. Наша свадебная церемония состоялась в центральной синагоге Копенгагена в 1947 году. Мать Хенни, Дора (Лея-Доба) Шагал приехала из Полоцка через Ревель.

Отец Хенни, Абрахам Краковский приехал из Польши, где он был известным деятелем идишиской культуры. Поэтому Хенни до сих пор прекрасно говорит и пишет на идише. После смерти ее отца, в 1957 году, часть его архива была передана в Нью-Йорк, в институт восточно европейского еврейства YIVO, а библиотека – в еврейский отдел Королевской библиотеки Дании.

Наши сыновья Бьярн (1952 г.р.) и Бент (1954 г.р.) после окончания еврейской школы учились в Университете Копенгагена на инженерном и историческом факультетах.

Бьярн работает в крупной международной компании. Он женился на датчанке Матильде, враче, имеющей свой офис в Копенгагене. Их сын и дочь учатся в еврейской школе, и, в отличие от обычной традиции смешанных браков, Матильда прошла гиюр, и в их семье соблюдаются все еврейские традиции.

Бент проработал 10 лет в Национальном архиве Дании и на основании изучения исторических архивов написал около 20 книг, изданных в Дании. В одной из них он показал судьбу российских солдат царской армии, оказавшихся в плену в ходе Первой мировой войны и интернированных в лагеря нейтральной Дании, в другой – отразил борьбу за спасение части европейского еврейства в ходе Второй мировой войны. Сейчас Бент работает в газете «Berlingske Tidende». Интересная деталь: он много лет возглавлял раздел газеты, ведущий открытую дискуссию о трагедии жертв коммунистических режимов стран восточноевропейского блока, притом, что его дед Яков был сторонником коммунистических идей Ленина, считая, что только Сталин был ответственным за перерождение коммунизма.

У Якова Блюдникова в Дании было много сторонников-интеллектуалов, разделяющих его взгляды, и именно внук социалиста-бундовца стал их оппонентом. Не случайно журналист Бент Блюдников был приглашен взять интервью у премьер-министра Дании.

Бент женился на еврейской девушке Ире Хартогсон в 1989 году.

Предки ее отца прибыли в Данию более 200 лет назад из Германии, а матери – из России. У Бента и Иры трое детей – дочь и два сына, которые учатся в той же еврейской школе, в которой учились и их предки. Дело в том, что эта школа в Копенгагене существует уже 200 лет, является неотъемлемой частью истории датских евреев, и для Бента приглашение написать книгу об истории этой школы и ее выдающихся выпускниках явилось почетным и приятным сюрпризом.

Я начал рассказ о нашей семьи с 1913 года, когда мои родители, два молодых иммигранта из Витебска, прибыли в совершенно незнакомую страну Данию, не зная ее языка, не имея никакой информации о ней и никого в ней не зная.

Отцу был 21 год, а матери 19... Отработав портным 44 года, отец вышел на пенсию. Датская пенсионная система обеспечила им такие же экономические условия существования, как и в период активной трудовой деятельности. Отец умер в 1968 году, мать – в 1971-ом. Они оставили после себя 18 прямых потомков, граждан Дании и Норвегии, часть из которых имеют уже свои большие семьи. Большинство из них собираются у нас вместе два раза в год – на Хануку и Песах.

Я вышел на пенсию в 1987 году, отработав 37 лет. В настоящее время являюсь заместителем редактора датского журнала «Жизнь в Израиле», выпускаемого раз в три месяца, а также пишу статьи для журнала-обозрения датской Автомобильной ассоциации.

Много времени я уделил, будучи на пенсии, составлению семейного генеалогического древа. Эта работа была исключительно трудной, так как все семейные корни Хенни и мои остались за «железным занавесом». В моем распоряжении были довоенные письма и фотографии из России, обрываемые 1930-ми годами, остались в памяти воспоминания родителей, но, к большому сожалению, я не записывал и не систематизировал эту информацию в то время, когда они были живы.

У моего отца Якова Блюдникова в России остались пять братьев и сестер, а у матери Гитл Герман – девять. Большая родня осталась и у Хенни как со стороны отца Абрахама Краковского, так и матери Леи-Добы Шагал.

В начале 1990-х моим помощником в работе стал Гирш Райхельсон, соавтор данной статьи. Совместно с ним мы наполнили содержанием данные о всей материнской родне, всех 24-х моих двоюродных братьях и сестрах, их детях и внуках. Древо «обрастало» сотнями имен, и эта работа еще не окончена.

Неожиданной удачей в этой работе стало документальное доказательство родства Леи-Добы Шагал с живописцем Марком Шагалом. Его сводным двоюродным братом оказался ее отец – Иосиф Гиршевич Шагал, родоначальник эстонской, датской и израильской «ветвей» шагаловского древа. У Марка Захаровича и Иосифа Гиршевича был один дед – Давид-Мордух Есселев Сегал. А вот бабушки были разными: у Иосифа бабушкой была Лея-Сара, первая жена Давида-Мордуха; у Марка бабушкой была Башева, его вторая жена. Впрочем, эта тема не является предметом настоящей статьи.

*Лендлорд – владелец земельного участка.

Бенжамин Блюдников, Дания
Гирш Райхельсон,
США