В 2024-м – году 80-летия освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков – отмечаем и 100-летие известных литераторов, участников Великой Отечественной войны, в частности, Булата Окуджавы, родившегося 9 мая (!).
Среди этих воинов, отмечающих 100-летие, уроженцы Беларуси: Василь Быков, Артур Вольский и Михаил Гольдберг. Все трое родились в 1924-м, все 18-летними были в 42-м призваны в Красную Армию, все, к счастью, вернулись живыми.
Неожиданное знакомство школьника, перешедшего в 10-й класс, и воина, прошедшего Великую Отечественную войну. Непрерывное общение в течение трёх дней и двух ночей в последние дни августа 1955-го года. А потому его я знаю раньше всех, ныне живущих. Он – Миша Гольдман, а известным стал как Михаил Ясень.
Старший лейтенант Красной Армии, инженер, поэт-песенник
Михаил Аронович ГОЛЬДМАН (Ясень)
18.08.1924 – 10.05.2006
Я и сегодня могу напеть мотивчик:
Этой порой
Парк городской,
Словно волшебный сад.
Сердце моё не ждёт,
Сердце моё поёт! –
Дальней тропинкой
В синей косынке
Счастье ко мне идёт!
Эти банально-расхожие, кочующие из песни в песню тех лет разных авторов образы и рифмы – припев его первой, потому никому неизвестной студенческой песни. Это и его стихи, и мелодия Миши – так предложил мне себя называть, хоть разница у нас – 14 лет!
Эту песенку кроме меня никто не знает. А вот второй куплет:
А над землёю месяц сияет
И, отражаясь волной,
Светом чудесным парк озаряет
Осенью золотой.
Клёны шумят, шумят,
Словно сказать спешат:
«Ты погоди,
Не уходи,
Будь терпелив и жди».
Сердце моё стучит,
Песня моя звенит –
Дальней тропинкой
В синей косынке
Счастье ко мне спешит!
Запомним образы: отражение месяца на воде, шум клёнов, синюю косынку девушки… и всё такое, расхожее. Запомним.
СТУДЕНТ – «ПЕРЕСТАРОК»
Не было в 55-м не то что «мобильников», но вообще далеко не у каждого домашнего телефона, но как-то договаривались о встречах.
Вот так в последних числах августа 1955 года, возвращаясь с каникул, проведённых с мамой, я задержался в Минске. В студенческое, ещё пустое общежитие политехнического института – тогда имени Сталина, – встретив, поселил меня сводный брат Виталий.
Он, студент БПИ, был «нижним» в акробатической паре, играл в волейбольной команде энергофака – и в ещё каникулярном августе уже был в Минске на досрочных спортивных сборах.
Общежитие на проспекте Сталина – и сегодня приметное здание с башенкой и шпилем в начале институтского городка. Меня туда пускали, давали ключ: вежливый рослый 10-классник сошёл за поступившего на 1-й курс. Здание, как все студенческие общаги, неистребимо пропахло жареным луком.
На пятом этаже большой угловой комнаты под башней стояли шесть кроватей. Две были заняты братом и ещё кем-то. Виталий предложил: «Занимай свободную, какую хочешь». И ушёл на тренировку.
Вскоре появился наш «сожитель», представился: «Миша». Низкорослый, лысеющий, явно старый для студента, чуть картавил.
Расспросив, узнав, что намереваюсь стать кинорежиссёром, стал меня буквально «заговаривать» и напевать свои песни:
Клёны шумят, шумят,
Словно сказать спешат…
***
И услышал от него загадочное слово: «капустник». Понял, что это шуточное представление – я такие уже ставил в школе, вёл конферанс из шуток, услышанных по радио и в концертах.
А «капустник» – то же, но на местную тему: высмеивание знакомых персонажей или привычные явления.
Миша пел на мотив популярной тогда молдавской песни «Ляна», называя фамилии студентов-однокурсников, прогуливающих лекции, которых тогда называли «филонами». Его пародийная песенка так и называлась «Ляна-Филониана»:
Филонов нет!
Нет филонов – верьте мне на слово!
А, впрочем, есть:
Есть такой тут Кондратенко Вова.
В Мишиной песенке фамилия следовала за фамилией!
Филонов нет!
Нет филонов, как тут не ищите!..
А, впрочем, есть:
Есть такой тут Николаев Витя.
Вскоре эти куплеты в школьном концерте уже исполнял я с партнёром, тем более, что в ритм ложился одноклассник-прогульщик Пилюченко Витя!
Но Миша был самокритичен: «Филониана» кончалась так:
Миша Гольдман – автор песни этой –
Сам филон в масштабе факультета.
Я заслушивался его песнями, не мешали даже шум и звонки трамвая, снующего по проспекту – тогда Сталина – под открытыми в знойном августе окнами общаги.
***
Когда на третий день вечером сел в поезд на Гродно, домой, задавался вопросами: почему Гольдман, минчанин, жил в общежитии? Почему Миша такой старый – на девять лет старше моего старшего сводного брата, – а ещё студент? Вспоминал отрывочные сведения из сообщённой мне его биографии.
ЭВАКУАЦИЯ, ПРИЗЫВНОЙ ВОЗРАСТ
Жила в Минске добропорядочная трудовая семья Гольдманов: папа и мама работали, дети – мальчик и девочка – учились. Миша в мае 1941-го окончил с медалью десятилетку, готовился поступать в вуз.
Но ранним утром 22 июня 1941-го года случилось то, что переломило жизнь каждого советского человека: началась война, которая в нашу историю войдёт как Великая Отечественная.
Под бомбами, которые сыпались на Минск, семья успела эвакуироваться. А родственники, кто не успел покинуть горящий город, кто не захотел, – все погибли в минском гетто.
Гольдманы осели в далёком тылу: в Сталинграде. Было не до учёбы, и Миша пошёл работать на завод, выпускавший «метизы» – металлические изделия. Он и вообще дети, подростки в тыловых городах стали к станкам вместо ушедших на фронт мужчин. Работали без устали, следуя призыву «Всё для фронта, всё для победы!»
А в августе 1942-го, когда фашисты подбирались к городу, из Дзержинского райвоенкомата Сталинграда пришла Михаилу Гольдману повестка идти в Красную армию: ему исполнилось 18.
***
Гольдман, родившийся в 1924-м, ровесник Василя Быкова, тёзка и ровесник двоюродного брата моего папы – моего дорогого дяди Миши, которого полугодом ранее в том же, суровом 42-м, вся наша бакинская родня уже проводила в армию. Мне тогда только исполнилось четыре года, но я хорошо помню прощание: скромный по военному времени ужин, на кровати лежал сверкающий бас-геликон – дядя Миша играл в духовом оркестре. Никто не плакал, понимали: война, надо идти защищать Родину, тем более, старший брат призывника – мой дядя Коля – уже воевал.
Город Вену, где дядя Миша, пройдя с боями Европу, окончит в мае 45-го войну, Миша Ясень воспоёт в песне.
Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай
Тот цветущий и поющий яркий май…
Но будет это нескоро.
А пока новобранца Гольдмана отправили за Волгу, на Алтай. В Барнауле зачислили в запасной артиллерийский полк. Там учился, осваивал военную профессию.
Шла «война народная, священная война».
«ТЫ ПОСМОТРИ, КАКОЙ Я МОЛОДОЙ»
В декабре 1942-го произведённого в сержанты Гольдмана зачислили в 854-й артиллерийский полк 286-й Ленинградской Краснознамённой стрелковой дивизии. В начале 1943-го войска Ленинградского фронта воевали среди гиблых Волховских болот,
«286-я защищала здесь Ленинград.
До сих пор я не понимаю,
Как тут мог уцелеть солдат.
Тут болота, одни болота
Да в траншеях старых вода,
В них пехота, одна пехота
Бой жестокий вела тогда…
286-я, ты в боях побеждала смерть!
До сих пор я не понимаю,
Как я смог тогда уцелеть».
Артполк придан 286-й Краснознамённой пехотной дивизии, его бойцы перетаскивали орудия через болота по наведённым ими гатям. Напомню: зима, но не все болота покрыты льдом.
«Снега скрипели, и метели пели,
И на столбах гудели провода,
И эшелоны на фронты летели
Со мной по жизни этой сквозь года».
Летом потрёпанную в боях 286-ю Краснознамённую дивизию отвели с передовой на краткий отдых и пополнение. В начале 1944-го – «в начале», это опять зима! – под Новгородом артиллеристы тащили орудия через непроходимый лес, по пояс в снегу.
Михаил вспоминал:
«Я стыл ночами в траншеях, мёрз на ветру, спал на ходу и в снегу, был в окружении, под обстрелом, голодал, подрывался на минах, в меня стреляли враги, и я стрелял в них, умирал в госпитале. Я не раз видел смерть и видел наших мёртвых бойцов…»
***
Летом 44-го дивизия участвует в Выборгско-Петрозаводской наступательной операции. Освобождён транспортный узел: город Выборг. Орудия 854-го артиллерийского полка развёрнуты в сторону Финляндии – и та страна выходит из войны: испугались финны.
Гольдман оканчивает курсы лейтенантов.
Спецкор газеты фронтовой нас высмотрел
И, щелкнув «лейкой», адрес взял с собой.
А мы опять ушли туда, где выстрелы…
Ты посмотри, какой я молодой!..
На фотокарточке в военной форме – навсегда молодой.
Грозную 286-ю Краснознамённую дивизию перебрасывают в Польшу, под Краков. Известна история спасения исторического города. Артиллеристам почти не пришлось обстреливать архитектурное чудо. Тем не менее, 854-й артиллерийский полк получил почётное наименование «Краковский».
Окончил войну Михаил в Берлине, но в песне местом празднества выбрал Вену.
«ПОМНИТ ВЕНА, ПОМНЯТ АЛЬПЫ И ДУНАЙ…»
Всё это будет видеться командиру взвода управления минометного полка старшему лейтенанту Михаилу Гольдману до конца жизни,
А через два десятилетия после войны воспоминания начнут отливаться в формы стихотворных куплетов.
«Не сочинял я ни стихов, ни песен,
Когда судьба свела меня с войной,
Где среди мхов, болот и рыжих сосен
Я стыл в окопе раннею весной».
Но стихи будут потом. А пока… После Победы он ещё два года служит в Группе советских войск в Германии. Выйдет в запас с орденом Отечественной войны II степени, с медалями «За отвагу», «За оборону Ленинграда». Затем последуют ветеранские: «Георгий Жуков», юбилейные.
«СНОВА ОСЕНЬ СРЕДИ МИНСКИХ СОСЕН»
И вот в 47-м в родном Минске отставной офицер-фронтовик начинает жизнь сначала – в 23 года: работает в конструкторских учреждениях и, освежая знания, посещает занятия в старших классах вечерней школы рабочей молодёжи, хотя… 23 года – он уже не очень-то «молодёжь». Оканчивает её.
«Ах, как танцевали
В уцелевшем зале
Старые минчане в 19 лет!
А вокруг сожжённый,
Но непокорённый,
Весь в руинах Минск любимый
Свой встречал рассвет».
В 51-м Миша поступает в Политехнический институт.
***
И вот в конце августа 55-го в комнате студенческой общаги встречаются подросток, перешедший в последний класс средней школы, и фронтовик, перешедший на последний курс Политеха.
Три дня почти непрерывного общения: его отрывочные рассказы о войне… и песни, студенческие песни: «Клёны шумят, шумят», «Ляна-Филониана», ещё много чего, уже позабытого! Стихи и довольно красивые мелодии, хотя Миша ни на чём не играл и вообще не учился музыке! Я зачарованно слушал живого автора песен! И когда я в дальнейшем, тоже где-то в 26, начал активно и успешно писать песенные тексты, – правда, только тексты, – это, возможно, было эхом общения с Мишей Гольдманом десятью годами ранее.
У нас завязалась переписка, его письма долго хранились у меня, и лишь лет 20 назад при очередной «чистке» архива куда-то запропастились.
Раз в два-три года мы случайно встречались: топали ведь по одним и тем же богемным дорожкам Минска.
Он расспрашивал про карьеру моего сводного брата, Виталий прошёл путь от зам. начальника цеха до директора крупного завода. Я узнавал, что Мишина жена Элла преподаёт в школе английский, что сын учится на юридическом факультете, а сам он работает в Институте твёрдого тела и полупроводников Академии наук Беларуси в должности инженера-конструктора, хвалился, что является автором более десятка изобретений, лауреатом Всесоюзного смотра технического творчества, обладателем серебряной медали ВДНХ…
и автором песен, причём, исполняемых лучшими вокалистами Минска, напоминал, что фамилии наши на некоторых грампластинках-винилах стоят рядом.
Льстя Мише, я отмечал, что его «Память сердца» открыла в советских песнях новое осмысление темы Отечественной войны – и это была правда.
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ЗАМАЛЧИВАНИЯ
Я помню послевоенные приметы городов Баку и Гродно.
Множество инвалидов-воинов на костылях, безногих на дощатых квадратах на четырёх шарикоподшипниках, издающих при движении противный шорох-рокот – им подавали милостыню; в вагонах поездов и электричек, на перронах вокзалов слащавые немецкие открытки, самодельные зажигалки из гильз – этим торговали инвалиды; пели трогательные самодельные куплеты…
«Теплотой сестрица окружила,
Подняла ресницы ясных глаз,
Мне о доме что-то говорила,
Чтобы боль немного улеглась»
…или слепые ветераны хрипели перелицованные, выпрашивая подаяние:
«Ты меня ждёшь,
А сама с лейтенантом живёшь…»
И вот всё вдруг исчезло!
Чтоб не было грустных впечатлений, враз сослали куда-то на острова в пансионаты безногих, увечных, слепых.
У моего дяди Миши исчезли жёлтая и красная лычки на правой стороне груди – знаки средних и тяжёлых ранений, за которые перестали платить. Перестали платить и за боевые ордена и медали.
То же, конечно, произошло и с боевым офицером запаса, старшим лейтенантом, орденоносцем Михаилом Гольдманом.
***
Грампластинки с песнями «Соловьи, соловьи», «В лесу прифронтовом», «Тёмная ночь», «Настанет день», «Смуглянка», «Эх, дороги», «Полевая почта», «Песенка фронтового шофёра» – все куплены моими папой в Гродно и мамой в Баку не позже 46-47-го года.
А далее шло замалчивание войны в послевоенных песнях – на 20 лет.
***
А что тогда звучало на грампластинках и по радио?
Песни о деревне, о рабочих посёлках, где «под городом Горьким подруга живёт», бодряческие комсомольские и весёлые пионерские, о лучшей в мире родине, о борьбе за мир… И, конечно:
«Весь в светлых лучах мавзолея гранит:
Там, юность приветствуя, Сталин стоит!
Под ласковым взором равняем свой строй,
Проносим, как знамя, напев боевой!»
И ни куплета о недавней войне, наконец, о великой победе!
В 1954-м в фильме «Весёлые звёзды» спел Леонид Утёсов с джазом «Песню о ротном запевале» – предсмертный подарок Исаака Дунаевского другу Утёсову. Но песня со строкой недоумения «Не знаю я, где запевала сегодня живёт и поёт» не стала ни любимой, ни популярной: как-то не ко времени оказалось воспоминание о призабытом сослуживце-запевале.
И опять в песнях – тишина…
До нового изложения темы войны Михаилом Ясенем, до его… не скажу, шедевра, но наверняка – открытия: песни «Память сердца».
«ВСЕ ОБРАЗЫ ЕЁ СОБРАЛИСЬ ВМЕСТЕ…»
«Её» – это: войны.
Пережитое не давало Мише покоя: всплывало в памяти – оживало… Не только фронт, но и неутихающая боль Холокоста. В Минском гетто погибли его дед Исаак, дядя Наум, тёти Аня и Рива, другие родственники.
А как облечь это в песню? Опять от: «Я, я?»
Но время военных песен от первого лица – «Ты меня ждёшь и у детской кроватки не спишь», «Мне в холодной землянке тепло», «Жди меня, и я вернусь», «Забуду я годы минувших боёв» – ушло.
«Я хожу в хороший час заката…» – в 46 году песней Василия Соловьёва-Седого и Алексея Фатьянова от первого лица «Где же вы, друзья-однополчане?» тема войны была закрыта.
И через 20 лет Гольдман в 66-м совершает открытие: сочиняет песенный текст от первого лица, но это – воспоминание о немолодом уже ветеране войны!
Уходят из его творчества расхожие шумящие парковые клёны, лунные дорожки на пруду, навсегда покидает его юмор «Филонианы». Он до конца жизни одержим одной темой. Образы в стихах конкретны, материальны.
«Не сочинял я ни стихов, ни песен,
Когда судьба свела меня с войной,
Где среди мхов, болот и рыжих сосен
Я стыл в окопе раннею весной.
Визжали мины… Бухали снаряды…
Свистели пули, взбив песок у ног,
И не до песен было мне, солдату, –
Я шел сквозь вьюги фронтовых дорог.
Но день настал, когда войны все звуки,
Все образы ее, что я встречал,
Собрались вместе… Взял перо я в руку
И кровью сердца песню написал».
«…И КРОВЬЮ СЕРДЦА ПЕСНЮ НАПИСАЛ»
Текст с пронзительным названием «Память сердца» Михаил показывал нескольким минским композиторам. Но, не получив отзыва, вновь печатал 1-й экземпляр, будто даёт текст ему первому – наивная авторская уловка, – нёс листок следующему возможному автору музыки, напевал и тому.
Михаил вспоминал, как принёс текст, – конечно же, 1-й экземпляр – Игорю Лученку, моложе поэта на 14 лет, и напел, стараясь по давней привычке автора текста, передать ритм и характер песни.
Игорь Михайлович сочинил мелодию и передал клавир певцу Народному артисту БССР Игорю Сорокину.
В День Победы 9 мая 1966-го песня прозвучала с телеэкранов Беларуси. Сорокин спел под аккомпанемент жены-пианистки Веры Исааковны.
Но и жидкий аккомпанемент грозно-героической в кульминации песни – лишь только рояль, – и мягкий баритон певца большого эффекта не произвели.
Но, оказывается, песню взял на заметку художественный руководитель Белгосэстрады прозорливый Лев Моллер – и это имело блестящее продолжение!
При ближайшей встрече Миша Гольдман сообщил мне, что и мелодию песни сочинил, собственно, он, а Лученок, мол, только записал её на ноты. Доводил это Миша, оказывается, не только мне. Хвастовство Гольдмана дошло до Лученка, на какое-то время отношения охладились.
Но впереди их ждал невиданный триумф, что не могло не примирить авторов и стимулировать дальнейшее плодотворное сотрудничество.
***
Все эстрадные исполнители Советского Союза готовились к 1-му Всесоюзному конкурсу на лучшую советскую песню и на лучшее исполнение советской песни. Песни должны быть новыми.
От Беларуси ехали 30-летний красавец элегантный Виктор Вуячич с «Памятью сердца» и обаятельная Нинель Богуславская с нашей с Евгением Глебовым песней «Дом» – третьей частью цикла-триптиха «Помню». Так фамилии Михаила и моя впервые оказались на грампластинке рядом.
Песни отобрал худрук эстрады Лев Моллер. Он согласовал новые тексты с завлитом филармонии поэтом Николаем Алтуховым, с редактором Министерства культуры поэтом Петром Хорьковым.
Со мной у них вопросов не было, а Гольдману они: то ли мягко предложили взять псевдоним, то ли сам решил.
Зачем? Неблагозвучно, что ли?
Но лучшие поэты-песенники – единоверцы Гольдмана – писали тексты под своими фамилиями: Наум Лабковский, Евгений Долматовский, Борис Ласкин, Михаил Матусовский…
Автоинженер-минчанин писал Владимиру Оловникову тексты песен «Где-то в посёлке», другие – под своей фамилией: Константин Гляйхенгауз.
Не говорю уже о композиторах: Исаак Дунаевский, Матвей Блантер, Марк Фрадкин…
***
Спешно, оформляя анкеты авторов, придумывали Мише псевдоним: цветы? Не для мужчины… Явления природы? Географические названия? Породы деревьев? Вот! «Михаил Дуб» – не подходит, Верба Вера уже есть. Остановились, выбрали: Ясень.
Правда, потом Михаил объяснял: это, мол Я-С-Е-Н – «Я сын еврейского народа». Может, правда, может, совпадение.
Имело значение, что песни и Вуячича, и Богуславской обе на тему войны были из воевавшей партизанской Беларуси. Это особо отметили идейные члены жюри.
***
Вуячич поёт «Память сердца» как бы от третьего лица, о ветеране в бессонницу, но переживает, страдает вместе с ним: образы сливаются!
«Когда ночь город обнимает
И молча звезды зажигает,
А песня сердце приласкает,
И Минск уставший мирно спит,
Не спится только ветерану -
Войны минувшей партизану:
Ночь растревожила в нем раны,
И память сердца говорит…»
И идёт взволнованное воспоминание о конкретном бое, о ребятах, вражеской засаде, автоматах, ранении, о звёздах, что кружатся над падающим бойцом.
Лев Моллер сделал для «Памяти сердца» блистательную аранжировку всего на квинтет: ноктюрн вначале, нарастающее напряжение в вокале; когда, казалось, у певца нет уже слов, чтобы описать смертельный бой, тема песни развивается в инструментальной музыке – такая мощь всего с пятью музыкантами!.. И вновь – ноктюрн, умиротворённый припев… минула ночь воспоминаний, в коде - утренние позывные беларуского радио…
И: «Не спится только ветерану…» Да, это становилось как бы лично пережитой исполнителем трагедией и личным воспоминанием ветерана… Ведь так – не правда ли?!
***
Итог конкурса:
1-я премия Виктору Вуячичу как исполнителю (баритон из Донецка Иосиф Кобзон получил 2-ю);
Нинель Богуславская – дипломант;
1-я премия лучшему аккомпанирующему ансамблю: минскому квинтету Льва Моллера;
1-я премия песне «Память сердца» Игоря Лученка – Михаила Ясеня.
Замечу, что успех «Памяти сердца» кроется в равноценности вкладов: композитора, поэта, вокалиста, аранжировщика-пианиста. В таком варианте она стала эталоном, к ней и сегодня боятся подступаться другие баритоны.
И ещё замечу: песни в исполнении Вуячича «Память сердца» и Богуславской «Дом» - единственные из 80-ти или даже 90-та новых, представленных авторами на конкурс, записаны на грампластинку.
Триумф белорусов!
***
Среди авторов текстов, представленных песен со всего СССР, мы с Михаилом – бывшие школьник и студент - оказались всего двое не члены Союза писателей.
Не знаю, может, и легенда-байка: вроде бы Михаил перед вручением ему в Москве премии попросил после псевдонима назвать и его фамилию. Просьбу удовлетворили – почему «нет»: половина жюри во главе с корифеем Леонидом Утёсовым – Лазарем Вайсбейном – единоверцы Михаила Гольдмана. Пожалуйста. Назвали.
НЕГАСНУЩАЯ ПАМЯТЬ СЕРДЦА
После «Памяти сердца» Мишу как прорвало: текст за текстом – извержение!
Логично было бы сейчас: от гроз, мрака войны перейти к светлым темам, к солнечным текстам!
А у Гольдмана… вернее, уже у Ясеня – наоборот: от студенческой лирики – к войне. Он не может вырваться из плена воспоминаний: они не отпускают, словно душат его, от студенческих попевок нет и следа.
Вместо сияющего месяца – “гроза сверкала в небесах…”
Парк, словно волшебный сад, превращается в “вокруг болота да леса – картина этих мест…”
Было “песня моя летит”, сейчас “припевку, как цыгарку, он всегда в зубах держал” или “гремела музыка войны”.
Синяя косынка подруги меняется на белую с красным крестиком – в плащ-палатке бойцы несут в медсанбат раненую медсестру и шепчут:
«Ты продержись, девочка…
Ты потерпи, милая…
Ты лишь взгляни вокруг… Какая весна!
Ты потерпи, славная…
Ты продержись! Скоро уж…
Скоро закончится эта война»!
Пронзительные строки, правда?..
Старшего лейтенанта мучает, терзает память – память сердца.
Он бередит и память фронтового друга, посвящая, посылая ему стихи «Баллада о гитаристе»: «Аркадию Бляхеру – земляку и журналисту. 23.2.96. Минск». 23 февраля – это их праздник: День Красной Армии.
«Гудели «мессеры» вверху,
Срываясь с воем вниз,
А на земле орудий гул
Да мин проклятых визг…»
***
Встретившись с Мишей в 96-м, я сказал, что в должности директора крупного завода умер его однокурсник, мой сводный брат Виталий. Миша посочувствовал, погрустнел – «Виталий же на 9 лет младше меня», – и почти сразу стал напевать свои новые стихи – всё о том же.
Напевал новые тексты – пока не песни, но по-прежнему Миша уверял, что песни будут как бы с мелодиями, почти точно напетыми им.
Я слушал и думал: «Миша, лучшие песни о войне уже написаны до тебя: «Тёмная ночь», «Эх, дороги», «Соловьи, соловьи», «Фронтовой шофёр», «Вечер на рейде»… Может, не стоит больше писать о войне, может, хватит, может оглянись и о чём-то другом, сегодняшнем, светлом…»
Но у него это было наваждение: писалось как бы само. Он не мог не писать – всё о том же.
Это было как избыток: не могу не писать, не могу не играть, не могу не петь, не могу не танцевать. А избыток и есть: подлинное творчество.
***
При наших встречах он вспоминал о пластинках, выпускаемых в Москве фирмой грамзаписи «Мелодия»: «Вот, Володя, опять наши песни вся страна слушает!» Гордился.
Но в его интонации мне слышались то ли вопрос-недоумение, то ли даже некая пригашенная обида… И правда, 1-я, «миньон» 1966-го года, сразу после того победного конкурса, мы – на равных: его с Лученком и Вуячичем «Память сердца», моя – с Глебовым и Богуславской «Дом».
В конце 60-х выходит гигант-винил «Родныя напевы». Там три мои песни: «Дом», «Зачарованная весна», «Ищу своё эхо». У Миши там: та же «Память сердца».
В 1974-м гигант-винил «30 лет освобождения Белоруссии». Там первой опять «Память сердца» Ясеня – почему-то с инициалом имени «И». Следом наш с Глебовым триптих «Помню…» – полностью три песни – и моя песня «Сквозь дымы под апрельским дождём» из кинофильма «Была война» – музыка Димы Смольского: четыре моих текста.
Причём, у меня другие песни, а у Миши – всё та же «Память сердца».
Ко времени выхода этой и последующих пластинок я уже песен не писал, – как говорится, «завязал», – а он только входил в когорту беларуских поэтов-песенников.
Во второй половине 70-х гигант-винил «Город-герой Минск». У меня там две песни «Солнечный вальс» и «Дом мой, столица», признанная радиослушателями в 74, 75-м и в 76-м годах самой любимой и популярной. Получили с Глебовым по резному зубру – призы!
У Миши одна: «Звёзды над Минском» с незапоминающейся музыкой композитора-симфониста, никогда песен не писавшего.
Причём, тексты песен я писал под мелодии, уже сочинённые композиторами, по их просьбе, да и вообще писал как-то между делом.
Вот это Мишу, видимо, и задевало, скребло: ведь он уже отдался песенному стихотворчеству всецело.
ТАНДЕМЫ, ТАНДЕМЫ
Тексты песен – именно тексты, а не стихи, – плодил Миша в невероятном количестве. Игорь Лученок уже не в состоянии писать музыку на одну и ту же тему, хотя признаёт, что душевный текст «воспламеняет композитора, вызывает у него горячие ответные чувства».
Михаил разносит тексты – первые экземпляры на машинке – по другим адресам.
С Дмитрием Смольским созданы «Матери ждут сыновей», «Обелиски».
С Леонидом Захлевным «Милосердие», «Буйничское поле», «Победа», «История одной любви».
С Эдуардом Казачковым «Холокост», «Яма».
Но у настойчивого поэта-песенника, видно, был справочник Союза композиторов.
На тексты Ясеня писали музыку Владимир Оловников, Эдуард Зарицкий, Виктор Войтик.
И эти, как говорится, «захлёбывались» в настойчивых Мишиных напевах. Тогда он стал оделять текстами малоизвестных музыкантов: скажем, баяниста оркестра Купаловского театра Марика Кагана, Их «Минский вальс» спела Тамара Раевская.
Но и здесь Минск: послевоенный, сожжённый, руины.
***
Продолжалось сотрудничество с Лученком, простившим Мишу как претендента на мелодию.
Новая песня – обращение к потомкам «Письмо из 45-го»:
«Я шлю тебе письмо из сорок пятого…
Взгляни на снимок, сверстник дорогой.
На нём я вместе с нашими ребятами.
Ты посмотри, какой я молодой!»
Обращение, уже к внукам, в другой песне:
«Поклонитесь, внуки, деду -
Он ковал для вас победу…»
Хор детской музыкальной школы № 10 на всех отчётных концертах – раза три за учебный год – обязательно исполняет эту песню.
Пока был жив Игорь Михайлович, он непременно садился за рояль, аккомпанируя хору тех самых внуков.
***
Положенные на музыку песенные тексты Ясеня на военную тему, как говорится, не «пошли в народ», не стали популярными. Но они непременно реанимировались к датам.
Прогремела «Память сердца», но её эталонное исполнение Виктором Вуячичем не превзойти.
***
Я в 98-м был на концерте оркестра «Немига» в к/з «Минск». Иосиф Кобзон спел с этим оркестром «Майский вальс», а затем обратился к залу с предложением просить власти о присвоении автору текстов песен Михаилу Ясеню какого-то звания или премии.
В 2003 году Михаила Гольдмана (Ясеня) наградили Почетной грамотой Национального собрания Республики Беларусь «За заслуги в развитии национальной культуры и значительный вклад в реализацию социальной политики Республики Беларусь».
СТИХИ, ПЕРЕЖИВШИЕ АВТОРА
6 мая 2015 года в Минске состоялась премьера программы “Вальс Победы”. Кроме исполнения двух десятков неизвестных песен на тему войны и Победы была в концерте Народного оркестра неожиданность. Дирижировал Александр Кремко, а худрук Михаил Козинец сидел среди музыкантов и перед каждой следующей песней поднимался и как эпиграф к ней читал стихи.
Это были неизвестные строфы, найденные в домашнем архиве Андреем Михайловичем Гольдманом, сыном поэта, и пересланные им из Москвы на адрес оркестра.
2-3 строфы читает Козинец…
«Я не слыхал, как злая пуля свистнула,
Как я упал и стал землей седой,
Как обелиском стал и песней чистою.
Ты посмотри, какой я молодой!»
…и звучит следующая песня.
Боевого офицера Михаила Гольдмана, автора стихов Михаила Ясеня уже почти десять лет не было на свете, стихи его читал выдающийся музыкант, Народный артист Беларуси.
Перед ним пульт с текстами. Но Михаил Антонович всё выучил, читал наизусть.
«Года пролетели, как вихри, над нами.
И Время зовет нас вперед!
Как битвы прошедшее алое знамя,
Военный ансамбль живёт».
Прочитав строфы перед последней песней, Михаил Антонович встал перед оркестром, дирижирует финальной песней.
В зале ветераны, от них цветы, несмолкающие аплодисменты: артистам и старшему лейтенанту Михаилу Гольдману – поэту Михаилу Ясеню. Незабываемый вечер!
***
И вот связанная с войной мистика дат жизней фронтовиков-литераторов 24-го года рождения:
Василь Быков ушёл из жизни в 2003-м – 22 июня, в день начала Великой Отечественной войны.
Булат Окуджава родился – 9 мая, в день будущей Победы.
Михаил Ясень (Гольдман) умер в 2006-м – 10 мая, накануне отпраздновав 61-й раз День Победы, которую они все, родившиеся в 1924-м, знаменитые и незнаменитые, как мой дядя Миша, Победу эту «приближали, как могли».
И вечная память. Вечная.
Владимир ОРЛОВ
