Мой папа Айзик (1902–1983) и мама Хана (1910– 1988) родились в Российской империи до большевистской революции. Они родом из местечек Смиловичи и Дукора Игуменского уезда Минской губернии. Расстояние между местечками 12 километров, они находятся примерно в 35 километрах от Минска.

В 1963 году Смиловичам был присвоен статус городского поселка. Сейчас там проживают свыше 5 тысяч человек, но еврейских семей среди них нет.

Смиловичи расположены на Могилевском шоссе, Дукора находится по дороге на Бобруйск и Гомель.

В молодости мне пришлось заниматься пуском в эксплуатацию завода по производству горного воска (из торфа) в Дукорах. Завод находился на окраине местечка, но, к сожалению, я не побродил по городку, так как каждый день возвращался домой в Минск на попутных машинах.

У меня в памяти сохранилось много впечатлений и воспоминаний о местечке Смиловичи, в котором я родился и провел первые шесть лет моей жизни.

В первую очередь, Смиловичи знают благодаря всемирно известному художнику Хаиму Сутину. Вскоре после смерти Сталина впервые в Москве были проведены выставки художников США (1959 г.), Великобритании (1962 г.) и Франции (1965 г.). Мне удалось побывать на этих выставках. На французской я был приятно удивлен, увидев среди 25 отобранных картин, лучших за всю историю страны художников, картину знаменитого Хаима Сутина.

Хаим Сутин был восьмым ребенком в бедной семье портного. Хаим родился в Смиловичах в 1893 году. С детства он увлекся рисованием.

Старший брат моего отца Меер был хорошо знаком с Хаимом, они учились вместе. Однажды Сутин пригласил дядю к себе домой показать какую-то картину. Но когда дядя, желая рассмотреть картину вблизи, подошел к ней, Сутин не позволил ему это сделать. Он подбежал к картине и повернул ее обратной стороной.

Сутин был замкнутым и нелюдимым человеком. Другой мой дядя Нохум-Гецл был немного старше Хаима. Перед Второй мировой войной Нохум-Гецл, живя в Америке, пытался установить связь с Сутиным. Однако ни на одно из писем, посланных в Париж, Сутин не ответил.

Когда Сутину было 17 лет, он приехал в Вильнюс и поступил в художественное училище. Через три года направился в Париж, где жил в нужде и бедности. В Париже Хаим Сутин стал известным художником, и в возрасте 35 лет в столице Франции была проведена его первая персональная выставка.

После захвата Парижа немцами Хаиму Сутину удалось скрыться от фашистов на юге Франции, и ему приходилось прятаться и часто менять место жительства. 23 августа 1943 года тяжело больной художник нелегально приехал в Париж. 8 сентября ему сделали операцию желудка, но на следующий день он умер. Хаиму Сутину было всего 50 лет. Несколько человек, среди них его друг художник Пабло Пикассо, провожали его в последний путь.

Родители Сутина погибли в 1941 году от рук нацистов в Смиловичах. В первые же дни, после того как немцы заняли местечко, они отобрали и расстреляли 50 мужчин-евреев. Среди них был отец Хаима. Спустя несколько месяцев во время погрома были убиты все остальные евреи, в том числе мать художника и его родственники.

В советское время о Хаиме Сутине почти не упоминали. А если и писали, то называли художником «парижской школы», не указывая, откуда он родом. Сейчас появилось много статей о Хаиме Сутине. В некоторых из них я нашел одну неточность. Смиловичи правильно называются местом рождения художника, однако указывают, что это местечко находится на берегу Двины. Река, на которой расположены Смиловичи, носит название Волма.

Хаим Сутин считается признанным мастером экспрессионизма. Он нарисовал множество портретов, пейзажей и натюрмортов. На современных аукционах картины Сутина продаются за миллионы долларов. Например, картина «Бычья туша», нарисованная в 1924 году, была продана на аукционе “Christie’s” в 2006 году в Лондоне за 13,8 миллиона долларов.

Недавно в Смиловичах открыли музей знаменитого земляка Хаима Сутина.

В Беларуси проживает свыше трех тысяч татар. Их предки, крымские татары, по приглашению литовского князя 600 лет назад поселились на территории Великого княжества Литовского. Самые большие общины белорусских татар находятся в местечках Ивье (Гродненская область) и Смиловичи. До войны татары жили на другой стороне реки Волма, и эту часть местечка называли Татарская Слобода. Несколько лет назад в Смиловичах была построена мечеть...

В восточной части местечка находятся остатки имения богатого польского магната Ваньковича. Эта усадьба в Смиловичах известна с XVI века. Ее хозяевами ранее были Сапеги, Огинские и Монюшко. Дворцово-парковый комплекс появился в Смиловичах благодаря деду известного польского композитора Станислава Монюшко. Кстати, С. Монюшко родился и провел детские годы в деревне Убель, расположенной недалеко от Смиловичей.

Из старых строений сохранился дворец, который был построен в начале XX века, флигели и хозяйственные постройки. Мне нравились остатки узорной ограды из фигурного кирпича вокруг центральной части усадьбы. После Второй мировой войны на этой территории находился сельскохозяйственный техникум.

В Смиловичах находится единственная в Беларуси валяльно-войлочная фабрика. До революции 1917 года в местечке были только кожевенные и войлочные артели. В 30-х годах в Смиловичах стали действовать кожевенный завод и валяльно-войлочная фабрика. На этой фабрике многие годы до Великой Отечественной войны работал мой отец Айзик.

У отца в Смиловичах оставались друзья – кустари «воликмахеры» (на идише – изготовители валенок), и, когда в 1968 году родился мой сын Борис, папа стал привозить ему удобные и красивые детские валенки. Работая зимой на многих новостройках, я также пользовался валенками, которые нам выдавали как дежурную спецодежду.

Материнская линия

В предыдущих главах я написал об отцовской линии. В этой части я расскажу о материнской. Сведения о ней крайне ограничены. Мой дедушка Исрол Соловейчик был меламедом. Когда и где он родился, кто были его родители, имелись ли у него братья и сестры – никому сейчас неизвестно. Ему «повезло» умереть за день до погрома в местечке Смиловичи 13 октября 1941 года, и его успели похоронить на еврейском кладбище. На следующий день погибла вся его многочисленная семья (жена Рива-Лея, два сына, три внука и невестка).

Уцелела только одна фотография, на которой можно найти изображение моего дедушки. Она сделана примерно в 1922 году в одной из смиловичских синагог. (Всего в Смиловичах было три синагоги.) На переднем плане внизу, в талесе и ермолке, мой дедушка Исрол Соловейчик. Кстати, на этой же фотографии справа у окна, тоже в талесе и ермолке, мой дедушка по отцовской линии Авром-Ицхок Гельфанд. Слева, в верхней части снимка, между колоннами, хорошо видно лицо моего отца Айзика Гельфанда. Он – в фуражке, голова чуть наклонена влево. На этом фото ему всего около 20 лет. До моего рождения – еще полтора десятилетия.

После прихода немцев в Смиловичах было создано гетто. Оно просуществовало два месяца. В соседнем городке Руденске располагались отряды литовских полицейских, которые занимались истреблением евреев. 14 октября 1941 года, в праздник еврейского Нового года (Рош hа-Шона), они прибыли в Смиловичи и начался погром. Недалеко от еврейского кладбища находилась глубокая яма с крутыми откосами. Зимой обычно дети и жители местечка использовали яму для катания на санках. Это место развлечений было выбрано для расстрела. Партиями по 50-60 человек евреев отводили к яме и расстреливали с откосов. В этот день были уничтожены свыше двух тысяч смиловчан. Место массового расстрела евреев находится в центре местечка Смиловичи, и, как во многих городках Беларуси, носит название «Яма».

Во время погрома вместе с моей бабушкой Ривой-Леей Соловейчик (Идельчик) погибли также ее брат и сестра, их супруги и семеро их детей. Память об этой трагедии преследовала мою маму всю жизнь. Она в это время находилась за несколько тысяч километров от Смилович. Мама рассказывала, что всю эту ночь не спала и записала на стене зловещую дату.

На второй уцелевшей фотографии мне меньше года. Я сижу на руках у бабушки Ривы-Леи. Справа моя мама Хана-Марьяса. За ней два ее брата. В середине Арон, младший из братьев (в первые месяцы войны проходил службу в Красной Армии и пропал без вести). Справа от него брат Менаше (погиб во время погрома). Слева бабушкин брат Давид Идельчук и его жена Рая Аврах. Давид Хаимович погиб 29 июля 1942 года в битве под Сталинградом. В полученном письме от политрука Филимонова Бориса Васильевича сообщалось: «Идельчук сражался мужественно, храбро. В первом же бою против колонны танков он проявил себя сильным, мужественным командиром батареи. За доблесть и мужество, проявленные в боях Д. Х. Идельчук награжден высшей правительственной наградой – орденом Ленина».

На фото нет Авром-Иче – старшего брата мамы. Вместе с женой и тремя малолетними детьми он тоже погиб во время погрома. Моя мама рассказывала, что одному из братьев удалось спастись от погрома, но его затем выдала какая-то женщина.

Из запечатленных на фотографии только трое уцелели во время Второй мировой войны.

В 1996 году я помогал моему троюродному брату Якову Гельфанду составить заявление, чтобы ему выдали документ, что он является узником гетто. Документ он получить так и не смог. В 1998 году уехал из Минска в Израиль. Вот выдержка из этого заявления о последних днях гетто в Смиловичах и Минске:

«До войны я работал в сапожной артели «Ударник» в местечке Смиловичи. В понедельник 23 июня 1941 года после работы нас собрали и сказали, что нам надо ехать строить аэродром в Михановичах. 24 июня мы приехали на место и расположились, положили свои торбочки с едой, но вдруг налетели немецкие самолеты и начали бомбить эту площадь. В это время меня ранило в левую ногу осколком. После этого меня привезли в Смиловичи. Доктор наложил три шва и отправил домой.

1 июля в первой половине дня раздалась стрельба из автомата и шум мотоциклов, оказалось, что немцы со стороны Дукоры зашли в Смиловичи. Через некоторое время немцы загнали всех евреев в гетто. 14 октября начался погром. В погроме погиб мой отец (Меер –
А.Г.). Евреи прятались, где попало – на чердаках, в сараях и погребах. Со мной был такой момент, когда немец никого не нашел, помочился прямо в погреб и пошел. После погрома все дни ловили и расстреливали евреев. Вот так мы, пятеро хлопцев, дотянули до 19 октября 1941 года и ночью ушли в Минск.

По дороге подошли к речке возле деревни Корзуны и напились воды. С собой захватили топор и одеяло, на всякий случай, так как лежал снег. Добрались в Минское гетто без приключений. В гетто меня встретила знакомая женщина и сказала, что моя мать (Шифре – А.Г.) с братом (Велвул, другой брат Симен погиб в 1943 году на фронте –  А.Г.) здесь недалеко: на улице Танковой у знакомых. Она привела меня к матери. Это было 20 октября, и потом я попал в больницу, так как отморозил обе ноги. В больнице я пережил погромы 7 и 20 ноября 1941 года. А в это время 7 ноября моя мама родила сына. После больницы меня устроили на работу в «Штаб Маёр Шу». Это организация по сбору металлолома. Находилась она по улице Мясникова (Пионирштрассе, 28). Во время погрома 2 марта 1942 года я был на работе. Когда пришел домой, никого не обнаружил, так как в этом районе проходил погром, в живых не осталось ни матери, ни двух братьев».

Перед ликвидацией Минского гетто в 1943 году Яков Гельфанд был отправлен в лагерь по улице Широкой в Минске, а затем побывал в концентрационных лагерях Дахау, Бухенвальд, Литомежец и др. Лагерный номер
KL R-14702 выжжен на его руке.

Детские годы в Смиловичах

Я родился в 1935 году в Смиловичах в доме, в котором жили мои родители. Факт рождения был оформлен через две недели в Смиловичском местечковом национальном еврейском совете. Каждый год я дважды отмечаю свой день рождения, так как фактическая дата моего рождения отличается от указанной в метрике. Интересно отметить, что свидетельство о рождении оформлено на белорусском языке, однако текст штампа и печати на двух языках – еврейском и белорусском. В графе о родителях тогда не надо было проставлять национальность отца и матери...

Деревянный дом, в котором мы жили, располагался на самом берегу реки Волма, вблизи теперешней автостанции. Весной река затапливала наш двор, который выходил на покатый берег реки. Противоположный берег был крутой, и там иногда располагались дети с удочками. Летом я и другие дети купались в реке. Глубина ее была очень не большая. Дно илистое, и вода не всегда прозрачная. В воде плавали головастики и мальки. Волма впадает в Свислочь, которая несет свои воды до Березины, а та уже впадает в могучую реку Днепр. Смиловичи находятся на высоте 156 метров над уровнем моря.

Главная площадь местечка называлась Базарной. Название связано с тем, что там по воскресеньям были базары. Теперь там раскинулся большой сквер и находится много магазинов и столовая. Я помню большое количество подвод, на которых крестьяне окрестных деревень привозили для продажи продукты. Прилавков не было – товары продавались с возов. Напротив теперешней автостанции в базарные дни продавали лошадей. Наш дом находился в нескольких десятках метров к востоку от Базарной площади.

Рядом с северной частью бывшей Базарной площади на главном въезде со стороны Могилевского шоссе до начала 1970 годов стояло сохранившееся довоенное деревянное здание пожарной команды.

У меня имеется фото 1902 года, на котором изображена пожарная команда Смиловичей. В еврейских местечках эти команды были своего рода достопримечательностями. Однажды дядя Меер прочел мне написанный им на идише красочный рассказ о пожарной команде Смиловичей. По праздникам устраивалось шествие пожарников. Они были одеты в мундиры, на голове у некоторых были медные каски, у остальных – фуражки. Перед шествием дети помогали надраивать песком до золотого блеска оба ряда медных пуговиц на кителях и медные каски. Во время шествия впереди шел оркестр. Затем следовали конные повозки с бочками с водой и лихие стройные пожарники, многие из которых отслужили в царской армии. Почти все местечко приходило посмотреть на веселое представление.

У меня в памяти сохранилось одно воспоминание, связанное с бабушкой Ривой-Леей. Я помню ее у русской печи. В печи горит огонь, и бабушка ставит ухватами чугунки с едой в печь. В нижней части печи находился отсек с небольшим входным отверстием. В этом отсеке зимой находились куры. Я играл на полу недалеко от печи, и видимо, стал вести себя слишком активно. Тогда бабушка пригрозила, что отправит меня в отсек для кур. Мне стало страшно...

Свою значимость как человека я ощутил в возрасте около пяти лет. Вместе с мамой я приехал на короткое время из Смиловичей в Минск. Вероятно, это было летом 1940 года. Я не помню, к кому и зачем мы приезжали. Однажды мы шли по улице и увидели очередь за маслом. Когда маме выдали две пачки масла по 250 граммов (конечно, за деньги), я понял, что меня, малыша, посчитали наравне со взрослыми, и был этому рад.

Первые шесть лет своей жизни я провел в Смиловичах. До пятилетнего возраста я разговаривал только на идише. За несколько дней до прихода немцев нашей семье удалось на конской подводе уйти из местечка в сторону Могилева. В Смоленской области нас посадили в товарный вагон эшелона с эвакуируемым оборудованием. Все пять лет войны с Германией я провел в Казахстане, где три года учился в школе. Помню, что вместо тетрадей у нас были разлинеенные газетные страницы.

Затем семья вернулась в Белоруссию. Родителям удалось поселиться в Минске, чтобы дети могли получить образование. Их задумка осуществилась. Я, мои сестры: Рая, а также родившаяся вскоре после войны Лиля – все получили высшее образование. Мама решила назвать младшую дочь по имени погибшей в Смиловичском гетто матери Риве-Леи. Когда мама пришла в ЗАГС, ей сказали, что звучнее будет имя Лиля. Мама согласилась, но в документах записали не уменьшительное, а полное имя – Елизавета. Так из Леи получилась Елизавета. Почти как в одном из рассказов Шолом-Алейхема, где еврейский парень Копл (созвучное слово Гопл – по-русски Вилка, созвучное слово Филка) стал ФИЛАРЕТОМ.

Окончив семь классов школы, я поступил в Минский энерготехникум. После окончания техникума я свыше 40 лет работал наладчиком электрооборудования. Совмещая работу с учебой, я получил высшее образование. На работе я занимался наладкой и пуском в эксплуатацию оборудования почти всех крупнейших новостроек Белоруссии, которые и до сегодняшнего дня действуют.

...В 1966 году  к нам в Минск приезжал в гости мой американский дядя Нохум-Гецл, родом из Смиловичей. Но власти не разрешили ему посетить могилу его отца в Смиловичах. Спустя восемь лет туристами приезжали из Америки мой двоюродный брат Джек (Янкеф) Гельфанд с женой Эстой, которые родились в США до Второй мировой войны. Джек воевал солдатом против немецких войск в составе американской армии в боях во Франции. Им, как и дяде Нохум-Гецлу, тоже не разрешили поездку на еврейское кладбище в Смиловичи. Эста работала в туристической фирме. Администрация гостиницы «Юбилейная», где они остановились, несколько раз просила Эсту поделиться опытом работы. Она отвечала: «Только после того как Вы свозите нас в Смиловичи». Их так и не пустили. Как изменилось время!.. Теперь власти стараются привлечь иностранных туристов, используя имя Сутина, остатки поместья Ваньковичей, а на сайтах в Интернете много фотографий сохранившихся надгробий на еврейском кладбище в Смиловичах...