Аврам-Бер и Фрума Эстер Сорочкина.Сорочкин Борис (Аврам-Бер) Наумович

Родился в 1877 году в Городке. Учился в хедере. Уже в 9 лет работал на льнозаводе.

Откуда появилась такая фамилия? Старший брат отца служил в армии, был николаевским солдатом. Отслужив срок, остался в Москве – шил обмундирование, обшивал военных. Ему тогда и дали фамилию Сорочкин. Было это во второй половине XIX века. С тех пор вся семья стала – Сорочкины. Отец попивал и часто бил мать. Пока сын не подрос, перепадало и ему. Но однажды пришел час, и Аврам-Бер (или Борис, как на русский лад звали его друзья) перехватил руку отца и твердо сказал: «Больше ты маму бить не будешь!» Слова были сказаны тихо и спокойно, но произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Больше отец не поднимал руку ни на кого, он даже как-то сник, быстро постарел, заболел и вскоре умер. Через пару лет ушла за ним и мать: хоть и несладкая была жизнь, да видно, любила своего непутевого Нохимку.

И остался Борис за хозяина с двумя сестрами на руках. Надо было прокормить, одеть, обуть, хоть какое-то приданое справить. Подросли сестры и вышли замуж: старшая – в Витебск, младшая, так получилось, – во Францию. После этого Борису можно было подумать о себе. В один из приездов в Витебск приглянулась ему девушка. Такая красивая, что офицеры останавливались, заглядывались на красавицу еврейку. Стал узнавать, расспрашивать – кто такая? Фрума-Эстер Коган, Симона Когана балаголы (извозчика) дочка старшая.

Симон Коган был работягой. Но семья была богатой только на детей. Жена, Мера, подарила ему двенадцать детей. Сбережений не хватило даже на лекарства, когда, один за другим, ушло четверо малышей. Оставшиеся восемь – четверо девчат да четверо парней, потихонечку подрастали и становились помощниками. Старшая, Фрума-Эстер, хорошо шила, но зарабатывала папиросами – набивала их. Все девчонки были красивыми, но старшая – особенно. Среднего роста, статная, с высокой пышной прической, она, как  царица, плыла по Лучесской улице, притормаживая встречные коляски. Когда дело доходило до приданого, на многое дочери Симона Когана рассчитывать не могли. Поэтому, когда Фруму-Эстер посватал Борис из Городка, родители быстро дали согласие. И Фрума уехала в Городок к Сорочкину в его дом.

В Городке, в небольшом домике, начинала свою жизнь эта семья. Фрума не претендовала на богатство. Лишь бы хватало на еду, одежду, на содержание дома. Хозяйка из Фрумы получилась отменная. Она великолепно готовила, пекла пирожки и булки, куханы и халы, ватрушки «пецекелех», но вершиной были «тейглех». Простыни, наволочки, пододеяльники, рубашки шила сама. Умела вязать, штопать, латать. Чего еще женщине надо? И всякое дело в ее руках спорилось. Все это сохранилось в ней до глубокой старости. Фрума умерла, прожив 84 года, в 1972 году.

В этом доме родилась старшая дочка Раиса, а через полтора года – сын Лейб.

Поднакопив денег, семья смогла купить дом в Витебске. Повеселела Фрума, вернувшись в Витебск: отец, мать, сестры и братья – все рядом. Детей можно к бабушке с дедушкой отправить, а самой навести порядок в доме. И все было бы хорошо, но шла Первая мировая война, потом началась революция, а за ней Гражданская война. К этому времени появился еще один сын – Файтеле.

Борис Сорочкин имел склонность к театру еще с ранней молодости, а когда семья перебралась в Витебск, у него появилась возможность заниматься в драмколлективе при Клубе железнодорожников. Но события развивались так, что в начале 20-х годов стало трудно прокормить семью, и Сорочкины продают дом в Витебске и отправляются в Воронеж. Там живут две сестры Фрумы – Маша и Минька. Их мужья работают на авиазаводе, неплохо зарабатывают.

Борису Наумовичу уже хорошо за сорок, и начинать учиться в таком возрасте он считает нелепым. Как льнотрепальщик он не нужен – воронежский край не богат льном. Пришлось искать другую работу. В молодости он был стекольщиком, и это пригодилось. Но долго оставаться в самом Воронеже семья не захотела. А тут еще от дизентерии умер младший сын Файтеле. Фрума поседела за два дня. Семья перебралась на станцию Таловая. Здесь появился один неожиданный заработок. Недалеко от станции, в нескольких деревнях, жили по своему происхождению русские люди, исповедовавшие иудаизм. И Бориса (теперь снова) Аврам-Бера пригласили быть кантором в этих деревнях – у него был хороший голос. Он уезжал на неделю-две и возвращался домой с мешками, наполненными мукой, крупой, картошкой, битой птицей.

Так жила семья Сорочкиных. Но хотелось какого-то постоянства, работы, которая гарантировала будущее. Вернулись в Воронеж. Семья занялась изготовлением мороженого. Отец с сыном в 3 часа утра отправлялся за льдом. А мама с дочкой в емкостях, обложенных льдом, перетирали ложкой яйца, сахар, молоко. А потом на целый день шли на вокзал – продавать мороженое. Это был настоящий ритуал: одевалось праздничное платье, поверх белый передник, на голову – белую наколку, и в таком виде – на железнодорожный перрон. У приезжающих и встречающих считалось особым шиком покупать мороженое у седоволосой красавицы еврейки. То, что осталось от продажи, брат с сестрой, забравшись под стол, выскребали ложками из бидона. Уже от холода в висках начинало покалывать, но остановиться было невозможно. На всю жизнь у детей осталась любовь к хорошему мороженому – «как у мамы».

Постепенно собрали денег, и Борис Наумович поехал в Витебск покупать дом. А там неожиданно столкнулся с мужем Сары-Эськи, кузины Фрумы: «Зачем вам Витебск? Приезжайте в Богушевск – тихое, спокойное, дачное место. Лес, озеро. И дома дешевые есть».

Было  это  в  1928 году. С тех пор прошло уже 85 лет. В маленьком домике (5 х 6 м) по ул. Вокзальной (теперь Горбунова) живет семья Сорочкиных.

Отец с сыном и дочерью пошли работать в артель гнутой мебели, мама осталась дома – привести его в порядок, вести хозяйство. У Фрумы была швейная машинка. На ней она шила простыни и наволочки, пододеяльники и рубашки для себя и дочки, кое-что мужу и сыну. Они постоянно привыкали друг к другу: дом к хозяйке, а хозяйка – к дому. И скоро дом засиял чистыми сверкающими окнами, белыми выскобленными полами. Здесь, в Богушевске, где молодежи особо развлечься было нечем, вспыхнул талант Бориса Наумовича Сорочкина – организатора, руководителя, режиссера. К нему, пятидесятилетнему, потянулась молодежь. Занимались в железнодорожном клубе. Драматический коллектив ставил спектакли на русском, белорусском и идише. Белорусы и русские, если не говорили сами, то прекрасно понимали еврейский язык.

К этому времени дочь Раиса окончила курсы бухгалтеров и поступила на работу в банк, а сын Лева был избран секретарем сельского совета в Росском Сельце (Оршанский район).

Раиса

Незаметно летит время. Артель гнутой мебели сменилась тихой комнатой госбанка, а энергия бурлила и требовала выхода. «Синяя блуза» («Комсомольский прожектор» 30-х годов), стрелковый кружок и струнный оркестр – на все хватает времени и интереса. Но самое главное – драмкружок. Колдовство перевоплощения, магия иной жизни – завораживает, манит, уводит за пределы своей жизни. Днем надо сидеть в банке, зато вечером!.. Вечером была совершенно другая жизнь. Революция и Гражданская война («Любовь Яровая» Тренева, «Разлом» Лавренева), украинское местечко Кастриловка («Дер гец» Шолом-Алейхема), белорусская деревенька («Прымакi» Янки Купалы). И веселая жизнь с различными приключениями.

Любовь к театру временами толкала на необдуманные поступки. Например, в обеденный перерыв Раиса могла обежать всех участников драмкружка (благо, местечко небольшое) и сказать, что папа зовет на репетицию, а придя с работы, сказать отцу, что ребята в семь вечера придут на репетицию.

И происходил приблизительно такой диалог:

– Ну надо же что-то делать!

– Но мы же в субботу только выпустили спектакль?!

– Но сегодня уже понедельник!..

И Борис Наумович шел в драмколлектив и начинал репетицию следующей пьесы.

Лев

Мальчишка рос беспокойным, решительным смелым. В  трехлетнем возрасте он взобрался на крышу дома (это было еще в Витебске). Отец с матерью очень испугались, но у Бориса Наумовича хватило выдержки заговорить с ним спокойно: «Лейбочка, сынок, что ты там делаешь?» – «Гуляю, папа». – «Но ведь лучше гулять в саду на травке...» – «Нет, папа. Отсюда далеко все видно».

В начале 30-х годов Лева вместе с сестрой ходил организовывать колхозы. Кулаки стреляли по обоим.

Лишь только исполнилось ему 18 лет, как его забрали секретарем сельского совета в Росский Селец – это соседний Оршанский район, а потом избрали председателем этого Совета.

Здесь он познакомился с Марией, своей будущей женой. Подошло время, и Леву призвали в армию. Служил в Запорожье. Семья была с ним. Правда, когда родилась дочка Светлана, Фрума съездила на Украину и забрала Володю, старшенького.

Приехали родители в отпуск, а сын подойти к ним боится – чужие... Обиделся Лева на родителей, на сестру. Было лето 39-го года...

17 сентября наши войска вошли в Западную Белоруссию. Граница от местечка Тимковичи, где располагалась Левина погранзастава, отодвинулась на запад.

Все оставшееся до 22 июня 1941 года время было отдано укреплению границы, освоению новой техники, изучению местности. Военные прекрасно понимали, что войны не избежать. Вопрос был только в одном – сроки... 

Война

В ночь на 5 июля 1941 года через Богушевск отступали наши войска. Борис Сорочкин всю ночь сидел на веранде. Перед рассветом какой-то парнишка попросил попить. А напившись, сказал: «Отец, чего ждешь? Мы уходим последними. Ваших они не жалеют».

С рассветом Борис Наумович разбудил Фруму. Та поняла все с первого слова. Порубила и сварила кур. Собрала мешочки каждому за плечи: пару сменного белья, мыло, полотенце, кружку и еду. Забрали из сарая козу и вместе с ней отправились на  восток, уходить от фашистов.

У Раисы были стерты ноги – она только вернулась с рытья окопов. Стала она просить отца и мать вернуться на станцию. Борис остановился: «Ты понимаешь, что мы можем погибнуть?» – «Да, но и так – тоже можем погибнуть». – «Хорошо, мы возвращаемся, но если кто-то из нас погибнет – это на твоей совести». – «Я согласна».

Вернулись домой, поставили козу в сарай. Теплые вещи, посуда, утварь – все было зарыто в сарае, в сундуке, еще до отхода.

И пошли к станции. Отойдя метров пятьдесят, Раиса последний раз оглянулась на дом. Сирень уже отцвела, и ее листья были темным фоном, на котором цвели-полыхали розы. Эти цветущие розы она пронесла в душе сквозь войну, да и пожалуй, через всю жизнь.

Эвакуация

Мимо здания вокзала медленно двигался состав: на открытых платформах, между станками и оборудованием Оршанского гвоздильного завода, сидели и стояли женщины, старики и дети. Были и молодые парни – рабочие завода. Они и подхватили семью Сорочкиных и разместили на одной из платформ.

Сколько обстрелов, налетов, бомбежек пришлось пережить, пока Борис Наумович с семьей добрался до Татарии...

Помнится одна бомбежка. Состав шел в чистом поле. Люди прятались в невысоких кустарниках, в траве, а эшелон разбомбили в пух и прах. В другом месте эшелон остался совершенно цел, а бомбили и обстреливали кусты, где прятались люди. Многие погибли.

Однажды бомбили небольшую станцию. Борис Сорочкин  укрылся за угол дома. Бомба попала в дом. Разбомбила его, бревна разметала. Одно из них угодило в Бориса. Бегают женщины, ищут его: «Берл, Берл, вставай, что лежишь?» – «Не трогайте меня, я убитый». – «Что ты городишь? Какой "убитый", если ты разговариваешь?!»

...Бомбежки остались позади, они уже плыли по Волге на крытых баржах. В дороге подобрали бабу Меру – мать Фрумы. Маленькая, сухонькая, никогда и ни при каких обстоятельствах не унывающая женщина. В 75 лет она преодолела дорогу от Витебска до Татарии, под бомбежками и обстрелами, постоянно рискуя погибнуть, потерять своих.

На новом месте

Сначала Сорочкины попали в колхоз. Надо было помочь на уборке – мужчины ушли на фронт. Фруму Симоновну не трогали: ей 53 года, на ее руках семья: муж, дочка, престарелая мать, а потом еще добавилась невестка с внуками и сестрой. Борис Наумович с Раисой работали на уборке урожая – жали, косили, вязали снопы.
Однажды, убирая в поле хлеб, решили среди дня передохнуть и перекусить. По дороге шел мужчина, примерно одного возраста с Борисом Наумовичем. Присел передохнуть и перекусить. Слово за слово, разговорились. «Откуда?» – «Из Белоруссии». – «Да, у вас там большая беда. А правду говорят, с вами приехали какие-то евреи?» – «Приехали и евреи». – «А правда, говорят, у них рога?» – «Ну, посмотри на меня, есть у  меня рога?» Мужчина взял свой узелок, – и давай ходу.

Вскоре Раису перевели на кухню, стала она помощником повара. Воровать при ней было трудно: она выросла в семье, где воровство считалось позором, преступлением, а комсомольское воспитание не позволяло молчать. Не знаю, чем бы закончился конфликт с поваром, но тут Раису вызвали в районный центр Аксубаево и предложили работу в госбанке. Это было знакомое дело. К тому же, пообещали жилье – комнату при банке. Туда с радостью переселились всей семьей: бабушка, папа, мама, Раиса, Мария – жена Левы, с сестрами Галей и Гиной и детьми  – Вовой и Светой. Кто спал на стульях, кто на столе, кто на  полу. Бабушке Мэре стало жалко маленьких правнуков (Володе было четыре года, а Свете – три), она разрешила постелить свою перину детям на пол – чтобы мягче и теплее было.

Вскоре Марии, как жене офицера, дали другое жилье, куда она и перебралась с сестрами и детьми. Им было полегче: все-таки аттестат, да и детей взяли в детский сад. Там кормили. Фрума и радовалась, и переживала. Видела она их теперь редко, только по дороге в садик и обратно. Хоть лепешку, картошину сунуть в руку внукам... Отдавала свою долю. Борис Наумович стал замечать, что с женой что-то неладное творится. Тихая какая-то стала, все старается прилечь, как будто ноги не держат. Стал
присматриваться... Да она же голодает! Делает еду на всех, а свою долю отдает внукам. Еле удалось уговорить ее кушать самой – детей в садике худо-бедно, но кормят, да Мария аттестат получает. «А мы-то сидим на Раисиных заработках, да что я смогу подработать. Нам ведь надо выжить, вернуться домой!»

А любовь остается...

Далеко Богушевск от Аксубаева, но Раисины мысли постоянно летят туда, через снег и пургу, через фронт, домой... Как там, что там? Муж, Иван Шестаков, на фронте, свекровь – баба Вера с младшенькими девчонками, мальчишечками – воюет одна. Друзья-подруги, те, кто остался – живы ли?

И вспоминается мирная жизнь, работа, занятия в драмколлективе. Это грело душу даже в страшные годы войны.

В это время в Аксубаеве собрались эвакуированные из Белоруссии, западных районов России. Среди москвичей выделялась Евгения Михайловна Лосева, дочь ростовского купца I-й гильдии и крещеной еврейки, рано уехавшая из отчего дома в Москву, в актрисы. Но вместе с подругой они чудом попали на режиссерские курсы, а по окончании – в цыганский театр «Ромэн».

Нелегко было работать там, но цыгане ее полюбили. А тут – война! Муж – журналист ушел на фронт, а она с двумя детьми на руках – дочкой Ланочкой и пасынком Карлушей – эвакуировалась в Татарию. Трудно было, но надо поднимать детей. Карлуша, старший, пошел работать в колхоз, выучился на тракториста и уже начал неплохо зарабатывать, особенно в уборочную страду. А Леночке в январе 42-го только пять лет исполнилось.

Создали в Аксубаеве драматический коллектив. И конечно же, среди инициаторов была Раиса Сорочкина.

Вот что вспоминает Роллана Всеволодовна Вейс: «Мне было лет шесть, наверное, и я была на спектакле, где Раиса Борисовна играла уже немолодую крестьянку, которая решила отравить фашистов. Зрители видели, как она подсыпала «отраву» в еду, но немцы заставили ее есть первой. Вы не поверите, что творилось в зале! Люди плакали, когда Раиса Борисовна ела «отравленную» еду, настолько достоверно было сыграно».

Три года постоянного общения с профессиональным режиссером не прошли для Раисы даром. Она многому научилась, возросло ее актерское мастерство. Евгения Михайловна уговаривала Раису: «Окончится война, я заберу тебя в Москву, пристрою в какой-нибудь театр, и будешь ты московской актрисой!»

Победа

В конце 43-го года началось освобождение Белоруссии. Лева воевал в составе 3-го Белорусского фронта. Часть, в которой служил капитан Сорочкин, освободила Городок – родину отца. Лева зашел в горсовет и оформил вызов всей семье – из Татарии в Городок – на родину.

Приехали в Городок. Раиса пошла работать в финотдел армейской части, которая дислоцировалась здесь. Проскочила весна, как всегда, очень быстро. Пришло лето, и пошли войска вперед на запад, а с ними – и Раиса, человек совершенно не военный. Доходило до смешного. Утро, надо идти на завтрак, а она стесняется. Первое время, после голода в тылу, боялась взять со стола нарезанный хлеб. «Почему?!» – «А мне не сказали, можно ли его брать... В тылу каждый кусочек хлеба – на вес золота».

Этим спокойно пользовались люди поопытней ее и без комплексов: и хлеб, и сахар, положенные для  вольнонаемной Сорочкиной, забирала соседка. А когда ее спросили, почему брала чужое, отвечала: «Да она же все равно не ела, чего ж добру-то пропадать!»

И вот в такую недотепу влюбился Васька Кузнецов, шофер-фронтовик, родом из Кержача, что на Владимирщине. Ну повезло!.. И замужем, и рыжая, и старше его, и с характером... Да муж-то давно, видно, погиб, раз до сих пор о себе весточки не подал.

А муж, Иван Шестаков, вовсе не погиб, но решил, что Раиса с  семьей осталась в Богушевске и давно уже в живых никого нет (ведь знал он, что немцы творили на оккупированной территории).

Но нет, никакого сладу нет с Раисой! Ни зa что, ни под каким видом не идет к Ваське Кузнецову: «У меня муж на фронте!» И все тут!

 И стрелялся из-за нее Василий. Ну, пугал, конечно. До тех пор, пока Раиса не убедилась, что Иван жив, но уже с другой, «крепость» не сдавалась.

Заканчивался 44-й год, а 45-й они уже встречали вместе. Да только не знала Раиса, предположить даже не могла, что ждало ее впереди...

Чуть не сошлись пути Льва и Раисы Сорочкиных. Когда Раиса оказалась в Кенигсберге, выяснилось, что в соседнем доме перед их приходом жил на квартире Лева.

Maй! Весна! Победа!!!

Василий с Раисой уже не просто стали жить семьей, но задумались о наследнике. Да, именно о наследнике. Ведь в роду Кузнецовых старшие всегда были мальчишки.

Пришла весна, первая послевоенная. И родилась девчонка, дочка, Саша!

И настала мирная жизнь

Никто из отвоевавших еще не сознавал, что самая значимая, самая плодотворная часть жизни уже за плечами. А начинать надо было с нуля.

Кто-то еще дослуживал, кто-то искал гражданскую работу, кто-то поступил учиться. А кому-то надо было наводить порядок в семье. Вот с этим и пришлось столкнуться Раисе, которая с ребенком на руках отправилась на родину мужа в город Кержач.

Вот тут и оказалось, что старики Кузнецовы – староверы с весьма жестким укладом повседневной жизни. Раисе была непривычна такая регламентация, незыблемая семейная иерархия, порядки домостроя. Со всем бы можно было мириться, но все семь братьев и сестер Василия старались найти ему другую жену. Долго терпеть это Раиса не смогла, запихнула в сумку самое необходимое и укатила в Москву к Евгении Михайловне Лосевой. Евгения Михайловна похвалила Раису за смелость и решительность и стала уговаривать ее остаться в Москве. Жилищный вопрос в те месяцы решался без труда. В 1946 году в Москве еще были свободные квартиры. И в театр Евгения Михайловна обещала Раису устроить. Но вот тут-то Раиса и испугалась. Кому здесь такая актриса нужна? А ребенок на руках? А старики в далеком Богушевске? Отцу уже было семьдесят, и ему было не по силам содержать семью. Подумала, подумала она и поехала в Богушевск, город своей юности.

Ее тут же взяли главным бухгалтером в районную больницу. Слух о том, что Раиса Сорочкина вернулась с войны, дошел и до руководства района. Первый секретарь райкома Прохоренко Ефим Николаевич помнил Раису еще по довоенным спектаклям. Были о ней наслышаны и заведующий отделом культуры Локтев Петр Яковлевич и директор районного Дома культуры Белявский Василий Николаевич. Прекрасно понимая, что рассчитывать на Бориса Наумовича не приходится, они сделали ставку на его дочь. Для Раисы такое предложение стало неожиданностью. Она пыталась доказать, что играть спектакли и ставить их – совершенно разные вещи. Но Прохоренко сказал: «А мы все-таки попробуем».

И Раиса попробовала. 20 августа 1946 года на сцене Богушевского районного дома культуры увидел свет первый спектакль послевоенного драматического коллектива. Это были две одноактовки А.П. Чехова «Юбилей» и «Медведь».

Первые шаги коллектива

Когда Прохоренко уговаривал Раису, что спектакль необходим Богушевску, это казалось сладкой ложью. Оказалось – правдой. Богушевск, пережив оккупацию, разрушение более половины жилищного фонда, уничтожение вокзала и многих других административных зданий, потеряв около тысячи своих жителей, казалось, только и ждал какой-то отдушины, которой стал светлый и мягкий юмор Антона Павловича Чехова. После спектакля молодежь потянулась в драматический коллектив. Вслед за Зиной Левит и Геной Цветковым пришли Валя Пенаева, Коля Баборнев, Саша Шлык, Саша Шедченко и много других ребят, вернувшихся с фронта. Работали они в основном на мебельной фабрике, на железной дороге, в лесхозе. Коллектив подрос, и следующим шагом стал спектакль «Старые друзья» по пьесе Л.А. Малюгина.

Богушевск, переживший столько горя, с нетерпением ждал этого спектакля, а в деревнях с нетерпением ждали, когда же спектакли появятся и на их сцене. Ведь до войны каждый спектакль драматического коллектива видели на всех подмостках района. Там хорошо помнили Бориса Наумовича Сорочкина, довоенного руководителя коллектива, помнили Раису, еще девочкой игравшую в спектаклях, и ждали новых постановок на сценах деревень Красный Берег, Худолей, Песочанка, Посад, Константово, Дубовцы, Машканы и Яново.

До войны драмколлектив отправлялся на районные гастроли на гужевом транспорте. Сейчас это стало невозможным. Лошадей в Богушевске почти не осталось. Выручала кинофикация. Свою бортовую с будкой машину время от времени давали для выездных спектаклей. Так драматический коллектив осваивал территорию района.

Первым увидевшим областную сцену был спектакль Л.А. Малюгина «Старые друзья». С этого смотра коллектив привез первую в своей послевоенной жизни грамоту. Она и сейчас хранится в музее Богушевской средней школы №2. Именно тогда на коллектив обратили внимание.

…Была зима 1950–1951 года. Умер Борис Наумович Сорочкин. После его смерти тяжело заболела Фрума. Раиса была вынуждена оставить работу в больнице. Дочка Саша болела, и надо было думать, с кем ее оставить.

Часто репетиции проходили у Раисы дома. Все это создавало определенное напряжение. К тому же возникли проблемы со зрением. Нужно было срочно ложиться в больницу. Но шла активная подготовка к поездке театрального коллектива в Минск.

Выступили в столице республики прекрасно, получили грамоты и призы, но произошло кровоизлияние в глаз, и с тех пор Раиса видела только одним глазом…

В 1955 году драматический коллектив Богушевского РДК вновь оказался на республиканской сцене. На этот раз со спектаклем «Выбачайце, калi ласка» по пьесе А. Макаенка. Шло время, новые спектакли ждали своей очереди…

В послевоенные годы сын Аврам-Бера и Фрумы-Эстер – Лев Сорочкин – полковник в отставке, лектор ЦК КПБ (1956–1961 гг.), директор магазина «Научно-техническая книга» в Минске (1961–1964 гг.), заведующий отделом завода «Горизонт». Награжден орденами Отечественной вой­ны 1-й и 2-й степени, Боевого Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды. Умер в 1998 году.

Ео сын Владимир родился в 1937 году. В детстве часто приезжал в Богушевск. Здесь увлекся рисованием. Увлечение переросло в профессию. Член Союза архитекторов, член Союза художников Белоруссии. Ушел из жизни на 61-м году.

Дочь Льва Сорочкина – известный психотерапевт Светлана Донская. В Богушевске пошла в 1-й класс средней школы. Окончила Минский государственный медицинский ин­ститут. С середины 80-х годов работает в Минском международном институте резервных возможностей человека. Становится ведущим стрессопсихотерапевтом Белоруссии. Получает приглашения из стран Европы, Азии, из Австралии, где проводит сеансы стрессопсихотерапии (кодирования). Автор 20 научных статей.

Ее дочь Ирина тоже закончила Минский медицинский институт. Директор, врач-нарколог высшей категории. Участница международных конференций в России, Украине, Литве, США, Израиле, Швеции. Автор 15 научных статей.

Готовится стать стрессопсихотерапевтом дочь Ирины – Анна.

Александра Васильевна Кузнецова – одна из авторов этой книги – внучка Аврам-Бера и Фрумы-Эстер, дочь Раисы Сорочкиной. Училась в Минском государственном педагогическом институте им. Горького. Заведовала Богушевской горпоселковой библиотекой. В 2000 году стала режиссером Богушевского народного театра, в котором занималась с 1960 года. Режиссер-постановщик десяти спектаклей.

В Богушевской школе №2 возглавляет микролабораторию компьютерного краеведения. Под ее руководством выпущено 25 сборников, в том числе «Путеводитель по Богушевскому еврейскому кладбищу», «Освобождение Богушевска», «Богушевский расстрел», «Богушевцы – ветераны Великой Отечественной войны», «Эхо войны (богушевские поэты о войне)», «Узники нацизма», «Войной израненное детство», «За други своя (где погибли мои земляки)», «Огромное небо одно на двоих (о подвиге летчиков Александре Журавлевиче и Александре Марфицком)», «Художники Богушевска», «Памятники и памятные места Богушевска», «Генералы Богушевска», «Ученые Богушевска», «История Богушевского народного театра».

Аврам-Бер и Фрума Эстер Сорочкина. Борис Наумович, Лев, Мария Сорочкины и их дети Владимир и Светлана. Фото 1940 г. Драматический коллектив. Фото конца 1950-х годов. Лев Сорочкин с правнуками Аней и Димой, 1988 г. Кузнецова Александра, 2006 г.